Рецензия Дарьи Хохловой (куратор проектов Центра новой философии) на книгу Боянича «Насилие и мессианизм» (Екатеринбург.: Кабинетный ученый, 2017. Перевод с французского Ольги Волчек), подготовленная в рамках международной конференции «Насилие в цифровую эпоху» в ТюмГУ (11-12 октября 2018 года). Ведущие современные философы посетят Тюмень, чтобы рассмотреть проблематику насилия и предложить свои варианты разрешения связанных с ней проблем. Среди ключевых зарубежных спикеров конференции: Петар Боянич, Маурицио Феррарис, Массимо Пальма, Оливер Грау, Лев Манович.

Возможен ли философский поиск оправдания насилия? Возможно ли навсегда упразднить насилие? Какое событие сможет приблизить нас к такому миру? Как на эти вопросы отвечает известный сербский философ, ученик Деррида и Балибара, Петар Боянич, вы можете узнаете из этой рецензии на его книгу.

Это не столько попытка критики насилия, а сколько попытка вскрыть невозможность философии говорить о законе, справедливости и мирном сосуществовании, не отсылая к насильственным основаниям. Может ли наступить новая эпоха, где насилие будет упразднено? Остается неизвестным, когда придет время для такой эпохи — каждая секунда может быть калиткой, через которую войдет Мессия и знаменует собой конец Истории. Ответ на вопрос о том, каким может быть мессианское событие, мы рассмотрим позже. Пока для нас важно, что Боянич сразу же признается читателю том, что революционный потенциал для осмысления такого события находится в философии.

Самым достойным способом ожидания конца и освобождения оказывается философия. Для того, чтобы лучше понять смысл этого вывода обратимся к метафоре Франца Розенцвейга, которую он записал в своем «Дневнике» :

«Слова суть мосты над бездной, либо доски над провалом, мы проходим по ним осторожно и не вглядываясь в то, что внизу. Стоит посмотреть вниз — нас охватывает смятение. Не-философ отличается от философа тем, что его не интересует то, что находится сейчас в могиле, его лишь интересует то, что написано на надгробиях…»

Философия постоянно пребывает в агонии, открывая насильственные основания истории. Даже тогда, когда она не может воскресить всех тех, кто находится в могилах и прекратить новое насилие, она должна продолжать заглядывать в могилы, и находить глубинные основания, в которых создаются эти самые могилы.

Первым делом мы наиболее отчетливо замечаем под могильными плитами фигуру Другого. Это насилие поселяется в философии, начиная с ее греческого истока, и доходит до своей критической точки в феноменологии Гуссерля и метафизике Хайдеггера. Для Гуссерля неотъемлемым является «субъект-объектное соотношение», в котором сознание познает некоторый внешний объект. Но такая теория никогда не может получить доступ к Другому, на которого направлена, он всегда остается абсолютно внешним и недосягаемым. Хайдеггер пытается критиковать Гуссерля в этом, но не может до конца выйти из структуры «внешнего-внутреннего», когда пишет о заботе, понимании и открытии существования.

Ответ на эту проблему феноменологии дает Левинас, который предлагает способ нейтрального и ненасильственного существования с помощью поддержания постоянной дистанции с Другим, отказа попытки его ассимилировать или уничтожить. В этом он противопоставляет себя также и Гегелю, для которого уничтожение Другого является необходимым основанием существования самости. Левинас предлагает нам сосредоточиться на защите Другого и пойти против традиции воинственной аллергической философии.

«Философия с самого детства страдает непреодолимой аллергией в отношении Другого, она испытывает отвращение к Другому, который всегда остается Другим»

(Левинас, «Путь к Другому», 2006)

Эта попытка хотя и имеет благие намерения, является очень серьезным основанием для не меньшего насилия. В тот момент, когда мы пытаемся ради справедливости защитить невиновного Другого от себя или от третьего лица, которое покушается на него, мы начинаем производить насилие над собой или третьим лицом. Насилие ради благих целей обосновывает себя как защита ближнего. В конечном итоге Левинас, пытаясь пойти против Гегеля, оказывается очень близок ему: если для Гегеля насилие оправдывается тем, что Другой покушается на целостность Бытия, здоровье организма или суверенитет государства, то этические идеи Левинаса делают насилие средством защиты Другого.

Политика начинается с попытки предотвратить насилие и защитить ближнего. Именно это желание перевести «войну» в состояние «мира» является основанием права. Призыв к миру предполагает насилие во имя того, чтобы такой мир институализировался и поддерживал свое существование. Насилие, производимое государством, направляется, следую гегелевской традиции, на то, чтобы сохранять свою целостность, либо поддерживает право, предупреждая новое насилие над Другим и продолжая идти по пути Левинаса. В такой ситуации мы задаемся вопросом, можно ли совершить революционное действие и установить такой закон, который бы вышел бы за пределы насилия?

Попытка свергнуть старое право и учредить новое всегда устанавливает очередной договор, который может поддерживать себя, только опираясь на насильственные средства. Мы попадаем в порочный круг всех прежних и будущих исторических событий, из которого невозможно полностью устранить насилие. Теория права примиряется с этой проблемой, совсем не пытаясь выйти за ее пределы, чтобы пристально всмотреться в могилы, без остановки только и делает, что пишет бесконечные надписи на надгробиях.

Ответ, оставляющий нам надежду и бесконечное ожидании конца истории, нам дает мессианство Вальтера Беньямина. Он называет все правоподдерживающее и правоустанавливающее насилие «мифическим». Справедливость и власть являются принципами любого мифического целеполагания и учреждения закона, которые идентичны принципам любого правового насилия. Понимание одновременной безвыходности и губительности этой ситуации становится необходимым. Именно поэтому мы ставим еще раз вопрос о том, возможно ли «чистое непосредственное насилие», которое было бы подлинно революционным по отношению ко всему предыдущему.

«Если мифическое насилие вызывает вину и грех, то божественное действует искупляюще; если первое угрожает, то второе разит; если первое кроваво, то второе смертельно без пролития крови»

(Беньямин, «К критике насилия», 2012)

Мифическому правоустанавлению может положить конец «божественное насилие», которое уничтожает всякое право. Оно может случиться в любой невообразимой форме. Поэтому бесконечные исторические войны нельзя воспринимать всерьез в сравнении с религиозной войной, которая будет последней и окончательной. Такая война будет подлинно «пацифистской» (по выражению Франца Розенцвейга), она станет насилием ради живущего и примет жертвы вместо того, чтобы их требовать.

Философия оказывается способом увидеть, но никак не приблизить чистое революционное событие. Ее потенциал состоит в том, чтобы, показав невозможность выхода из порочного круга истории, ввергнуть нас в ожидание ее конца.