Даже в золотой век буржуазного порядка, следует помнить об обновлении социальной жизни, которое было достигнуто ценой великой жертвы большинства индивидов. В этой ситуации семья была местом, где страдание могло найти свободное выражение, а травмированный индивид находил убежище, в пределах которого, он мог оказать некоторое сопротивление. — Хоркхаймер [0]

Если рассматривать семью в контексте общества, то семья является малой культурой (или субкультурой), когда общество есть большая (или просто) культура.

Стоит заметить, что меня интересует только концентрированная семья, т.е. некоторый субкультурный хаб/узел (далее саб), где взаимодействия максимально обусловлены экономической и психологической взаимозависимостью членов. Часто это муж, жена и дети, но встречаются и некоторые радикальные формы, где в структуры могут быть включены родители мужа и/или жены. Специфической формой саба являются закрытые секты, вроде “семьи” Мэнсона.

В ходе радикальной трансформации эти две культуры часто входят друг с другом в молчаливое, но иногда и в явное противоречие. И хотя саб в основном бывает слабее, его поражение отнюдь не детерминировано. Будучи малочисленными распыленными структурами, сабы реализуют механизмы защиты, полностью или частично изолируясь от культуры, скрываясь в слепых зонах или пользуясь автономностью, а часто и отчужденностью общества, как это заметил Фромм:

«В состоянии отчуждения каждая сфера жизни не связана с другими (экономика с моралью и т. д.). И это специфическая особенность царства отчуждения, где каждый вращается в кругу своей собственной отчужденности и никого не трогает отчужденность других людей (чужая боль)». [1]

Если же какой-то определенный саб попадает в прицел большой культуры, то из–за количественного и качественного масштаба у него не остается шансов выстоять против давления общества. Самым очевидным примером этого можно назвать пролетаризацию крестьянства. Буржуазия вторглась в жизнь села и открыла доступ к большой капиталистической культуре. Последняя успешно заменила многие феодальные установки на необходимые буржуазные. Другой интересный пример вторжения общества может быть найден в работе Сухомлинского “Воспитание чувств”[2], когда преподаватель преодолевает отчужденность общества, чтобы преобразовать сектантский саб сына-матери, втягивая сына в большую культуру и встраиваясь в семью на позиции терапевта.

С другой стороны, как заметил Хоркхаймер, при должном синтезе большой и малой культур может статься так, что саб будет работать в симбиозе с обществом, призывая его в те моменты, когда авторитет отца более не может подавить юношеский бунт, что лишь укрепляет победившую систему.[4]

И в случае смычки семьи с большой культурой, и при позиции враждующих антиподов, когда из–за должной автономности и невовлеченности саб подменяет собой большую культуру и переходит из прибавочного воспитания в примат, семья является значимым носителем идеологии — и это необходимо учесть.

Много раньше к этим выводам пришел, например, Вильгельм Райх: «Практика авторитарного принуждения точно так же проходит через все слои общества всех наций, как и мышление и действия, проникнутые идеями свободы. … Трудящиеся, характеры которых структурированы в соответствии с принципами свободы борются и против трудящихся, чьи характеры структурированы авторитарно, и против паразитов общества».[3]

Тем не менее, современные левые предпочитают критиковать институт, но одной лишь критики недостаточно. Для нас необходимо не разрушить семью или придать её анафеме, а выделить негативные и позитивные тенденции, чтобы превратить её в инструмент для борьбы с капитализмом и затем найти способы придать ей естественную — не репрессивную — форму. (Стоит учесть, что это не подразумевает отката в матриархат или другие виды неолуддизма).

Но для начала необходимо выделить современные тенденции.

Когда фашизм шествовал по Европе, многие франкфуртцы ещё раз взглянули на буржуазную семью, но от нападок они пришли к ее частичной реабилитации. «Вместе с семьей уходит… не только самый действенный проводник интересов буржуазии, но также и сопротивление, которое хотя и подавляло индивида, в то же время усиливало и даже формировало его. Гибель семьи парализует силы сопротивления. Наступающий коллективистский порядок являет собой пародию на порядок бесклассовый: он отнимает у буржуа Утопию, некогда питавшуюся материнской любовью», — писал Адорно [5]. Ему аккомпанировал Хоркхаймер: “Мир столь одержим существующей властью, а также стремлением к ней приспособиться, что юношеский бунт, выступавший раньше против отца, потому что действия последнего противоречили его собственным идеям, не может больше пробиться на поверхность”.[6] Так в семье обнаружился вид игры, сродни тем древним религиозным ритуалам, когда охотники бросали копья в камни, подготавливая племя к встречи со зверем. Новое общество лишает индивида этой подготовки.

Несмотря на затушевывание фашизма и возвращение к псевдо-демократическим формам, это же происходит в рамках турбо-логики нынешней экономики.

Постоянные достижения, постоянно навязываемая эмоциональность, постоянное ускорение — пролетарская семья расщепляется, ибо не соответствует требуемой скорости. Это замечательно укладывается в политику неолиберализма, намеренно рассеивающую структуры рабочей взаимопомощи.

Это случилось с партиями, это случилось с профсоюзами и это же это случилось с семьей, но из–за родовых пятен и плохой дифференциации брака и семьи левые довольно аморфно реагировали на данное событие. Особенно грустно, что некоторая часть движения, не удосужившись проанализировать сегодняшнюю ситуацию, выступает проводником сепарирующих практик, пропагандируя полигамию.

Не являясь морализатором, я не отрицаю за индивидами право выбора формы их взаимоотношений, и, тем не менее, с прагматической позиции антикапиталиста, полигамия — такой же враг левых сейчас, как и патриархат. Чтобы разобраться почему, представим упрощенную схему ступеней организации общества:

Индивид — Семья — Работа (- Класс/Партия) — Общество (Нация/Страна/Пол)

В этой схеме левые зачастую избегают Семью как цель для энтрирования. Так мы концентрируем нашу работу на Индивиде, Работе, Классе, и реже на Обществе в целом, тогда как правая интеллигенция всегда опирается и на солидаристское квази-Общество (оно же Гражданское Общество), и, что особенно важно, на Семью. В системе, где пролетарий теряет близость из–за экономических предпосылок, консервативно-буржуазная семья наоборот сохраняет и укрепляет свои связи. Иллюстрацию этого процесса можно найти в массовой культуре. Например, в французском мультфильме “Магазинчик Самоубийств”, в котором мир спасет этический капитализм, решив проблему буржуазных отцов и детей, или в недавнем детективе “Достать Ножи!”, где показан солидаризм старых и новых буржуа в борьбе с мигранткой-прислугой. Интересно, что в недавней интерпретации “Семейки Аддамс”(2019) и “Вперед” (2020) мы видим “консервативную революцию”, когда магическое (иррационально-природное) не только возвращается в мир через семью, но и преобладает над капиталом, побеждая пластмассу и консьюмеризм.

Пролетарская же полигамия изначально заряжена гедонистическим “здесь и сейчас”, что позволяет быстро реализовывать эмоциональные и физиологические потребности, не затрачивая усилий. Это формирует тенденцию к неустойчивым или легким связям. Подобные связи заканчивают свое существование ровно в тот момент, когда дешевые позитивные эмоции сталкиваются с необходимостью нести ответственность не только за себя, но и за партнера, что не только не помогает борьбе, но и выбивает последнюю почву из–под ног. Более того, чем более коммодифицируются отношения, тем более утверждается неспособность к взаимному чувственно-сексуальному погружению друг в друга. Подобное положение вещей делает невозможным установление столь необходимых нам устойчивых связей: «Оказалось, что люди, обретшие способность к оргастическому удовлетворению, гораздо более способны к моногамным отношениям, нежели те, у которых нарушена нормальная способность к разрядке. … Напротив, при отсутствии подходящего партнера … способность к моногамии превращается в свою противоположность, в безостановочные поиски устраивающего партнера». (Райх)[7]

Перед нами остаются два проекта конструирования семьи. Первый — консервативный, выстроенный на иерархии, патриархате и подчинении по экономическому признаку. Он боевит, но ставит своей базой ужасные регрессивные формы. Второй — турбо-капиталистический гедонистический проект отсутствия семьи или его полигамный синоним, который лишь помогает поддержать статус-кво. Что же представляется альтернативой?

Капитализм реализует особую модель подписки на существование. Более того, такой тип подписки исключителен, его не сможет реализовать маркетолог и менеджер по продажам, однако сама система давно перешла к её использованию. Имя этой подписки не Free-2-Play[8] и даже не Pay-2-Win[9], а, как можно догадаться — Pay-2-Existence[10]. Первые две представляют собой лишь частные случаи этой общей системы. Объясняется это простым выводом из закона спроса и (навязанного) предложения, где бедный находится за рамкой существования. Семья же позволяет немного сбалансировать ситуацию. Но как?

Когда-то я уже писал об этом в небольшой рецензии [11] на фильм “Паразиты” Пон Джун-Хо. Там я обнаружил интересную концепцию прогрессивного эгоизма. Согласно ей, член саба активно старается дать воспользоваться экономическим лифтом своему “сопартийцу”. Таким образом внутри иерархии появляется горизонтальная структура, свободная от конкуренции, ибо получаемые ресурсы используются коллективно, что сводит саму идею соревнования к фикции. Более того, из–за большей материальной и социальной базы способность выживания такого саба намного выше, чем у его других мертвых и отчужденных форм.

Так человек, находясь в длительных отношениях, может гарантировать себе возможность борьбы за экономические права, что, конечно же, ложится бременем на партнера, но реализует устойчивую модель маятника. Чтобы эта модель работала, она должна соответствовать следующим критериям:

Бюджета одного партнера достаточно для покрытия базовых нужд саба (еда, квартира, одежда);

Отсутствие долговых обязательств любого рода (кредит, ипотека);

Глубокая связь (= желание взаимопомощи и принятие обременительных обязательств за партнера).

По первым двум пунктам стоит сделать оговорку. В России для такого семейства существует две значительные и печальные проблемы.

Первая это “новые бедные” — семьи с одним и двумя детьми.[12] Необходимо понимать, что ребенок не только требует постоянных ресурсов и поднимает количественную планку базовых нужд, но и ломает маятник на длительный промежуток времени. Из этого можно сделать вывод, что, расширяясь, саб становится более уязвимым.

Вторая — это “работающие бедные”, довольно широкая категория трудящихся.[13] Низкий заработок запросто закабаляет таких рабочих не только в рамках неквалифицированного труда, но и погружает их в пучины кредитов и микрозаймов. Решается эта проблема формированием касс взаимопомощи и других автономно-рабочих или семейных структур. Подобной взаимопомощи в России еще только предстоит научиться вновь.

Когда мы говорим о глубокой связи, то подразумеваем под ней не столько идеологическую близость, сколько такой концепт конфликтов, который ведет к рациональному синтезу противоборствующих позиций и сильнейшей эмоциональной вовлеченности, подкрепленной эмоциональным интересом, а не денежными факторами. Огромную важность так же имеет построение института взаимоуважения по принципу равенства в разности. (Например, мужчина носит тяжести из–за более приспособленного тела, но при этом уборка по дому распределена между партнерами, ибо она не требует социальных предрасположенностей, вроде сепарации военного дела для мужчин и упора на мужественность, как физическую силу.)

Строя семью такого типа, человек не только обучается демократии и проявлению реальных чувств, но и выравнивает отношение с той частью семьи, что не входит в саб (т.е. с предшествующим поколением), либо обрывая авторитарные, подавляющие личность связи, либо подхватывая и развивая коллектив в нужное русло.

Подводя итоги, я не вижу семью как единственный институт, который позволит выстроить движение, но это такое же необходимое место для работы над собой и ближним, как и другая общественная работа. Пускай охват такой работы меньше, но его глубина компенсирует это. В период реакции демократический саб может помочь мобилизоваться прогрессивным силам или хотя бы обеспечить их частичное воспроизводство. В любом случае, во время революции прогрессистам придется перехватывать семью из рук консерваторов и буржуа. Но мы не должны решать конфликт консервативных отцов (авторитарной иерархии) и буржуазных детей (полигамии и расщепления). Напротив, я стою на том, что марксисты могут стать и должны быть теми, кто действительно защищает семью, но в ее будущей — демократической — форме.

Илья Вязбук

Примечания:

[0] Horkheimer M. Critical Theory. New York, 2002. P. 70.

[1] Фромм Э. Марксова концепция человека [Электронный ресурс] URL: http://psylib.org.ua/books/fromm01/txt05.htm

[2] Сухомлинский В.А. Воспитание чувств [Электронный ресурс] URL: http://spinoza.in/culture/vospitanie-chuvstv.html

[4] Horkheimer M. Op. cit. P. 58-59.

[3] Райх В. Сексуальная революция [Электронный ресурс] URL: https://avtonom.org/old/lib/theory/reich/sexrev.html

[5] Адорно Т. Minima Moralia [Электронный ресурс] URL: https://www.marxists.org/reference/archive/adorno/1951/mm/ch01.htm

[6] Джеффрис С. Гранд-отель “Бездна”. М., 2018. С. 68.

[7] Райх В. Указ. соч.

[8] Играть бесплатно.

[9] Плати, чтобы выиграть.

[10] Плати, чтобы существовать.

[11] Вязбук И. О нас — тараканах [Электронный ресурс] URL: https://vk.com/leftblock?w=wall-101966743_17927

[12] Карабчук Т., Пашинова Т., Соболева Н.Э. Бедность домохозяйств в России: что говорят данные РМЭЗ ВШЭ // Мир России. М., 2013. № 1. С. 155-175.

[13] Долматова С.А. Проблема “работающих бедных”: реализация человеческого потенциала в современной России // Journal of Economy and Business. Philadelphia, 2020. vol. 1-1 (59). С. 111-115. Трубин В., Николаева Н., Горвиц С., Палеева М., Хусаинова А., Социальный бюллетень. М., 2017. 36 с.