Сюжет современного фильма таков: пока вы занимаетесь своими делами, враги среди вас делают черное дело. Вы заметите их тогда, когда будет уже слишком поздно. Что напоминает призывы к бдительности времен развитого маккартизма. Кино давно стало определять реальность: зомби вошли в нашу жизнь, мышление и информационные ленты незаметно, прочно и действуют ныне решительно.

Тему зомби неудобно изучать: бросается в глаза эквивокальность и противоречивость употребления термина. Со времен св. Фомы классификаторское мышление предписывает: видишь противоречие — введи различие. Но тут-то мы и потеряем специфику того, что действует в социальном поле единым фронтом, одной волной, отдадим его первородство за чечевичную похлебку удобства мыслить четко то, что само совершенно размыто. Можно, однако, диагностировать, что есть три основных региона, в которых действуют зомби. Это визуальное искусство (игры, фильмы, сериалы), философия и обыденная жизнь («эй ты, зомбированный, оторвись от монитора!»). Можно отметить и главных зомбиведов страны: это Александр Павлов от кинокритики и Дмитрий Волков от философии. Единство этих областей в точке «зомби» и составляет наш интерес.

Что касается кино, то Павлов в своих статьях доказывает, что интересующий нас образ эволюционировал от обозначающего социальную группу или класс (пролетариев, людей общества потребления…) до обозначающего самого себя. При этом основным аргументом является один монолог из фильма Форстера «Мировая война Z» («… когда говорят “зомби», подразумевают именно зомби”) и народная любовь к образу безотносительно его референта. Полагаю, что можно, не указывая на недостаточность базы индукции для такого вывода, заметить, что нечто в искусстве, что обозначает само себя, является не чем иным, как абстракцией (см. Н.Гудман, «Способы создания миров»). Картины Поллока значат только себя. А зомби — не абстракция, они очень даже фигуративны и предметны. Чтобы понять, что же все–таки значат зомби, если не себя, обратимся к тому, как действует образ в других областях.

Прочно «прописались» зомби в философии сознания. История этой «прописки» такова. В 1974 году Роберт Крик опубликовал в журнале «Mind» статью «Sentience and Behaviour» и легкой рукой открыл зомби дорогу в мир философии. Образ легко сошелся с антифизикалисткими аргументами (например, теми, что использовал в том же году Томас Нагель в знаменитой статье «Что значит быть летучей мышью?»), имевшимися уже на тот момент в арсенале аналитических мыслителей. Позднее он попал в руки уже упоминавшегося виртуоза Дэвида Чалмерса, который и придал аргументу классический вид. Как видно, современная аналитическая философия, вопреки распространенным о ней мифам, совсем не сухая и не скучная, в отличие от постоянных поисков фашистской, реакционной, метафизической крамолы, бытующей в Европе. Зомби прочно вошли в профессиональный фольклор философов: появились комиксы, песни («The zombie blues», например) и шутки. В чем же состоит суть аргумента?

Представьте себе существо, полностью схожее с человеком по физической организации и поведению. Но у него нет совершенно никаких внутренних состояний. Он не чувствует боли, но отдернет голову, если вы его ударите, как и настоящий человек. Мы можем представить такой мир, в котором все будет как у нас, но не будет этого довеска — сознания. Логическая возможность такого мира означает, что физикализм, утверждающий, что мир, полностью идентичный нашему по физическим параметрам, не будет от него отличаться, ложен. Параллелью философского зомби в политической философии служит машина желаний Роберта Нозика. Вам предлагается такая машина, которая внушит с абсолютной достоверностью то, что вы желаете, а потом отключит знание, что вы — в виртуальности. Желаете быть звездой или космонавтом — пожалуйста. Вопрос: согласитесь ли вы? Если да, то вы — зомби. Если нет, то вы желаете чего-то вне самого себя, например, оставить потомство или посмертной славы. Итак, зомби — это тот, кто не имеет внутренних состояний и желает лишь удовлетворения внешних потребностей.

Кого называют «зомби» в обыденной жизни? «Зомбированные» — это те, кто увлекается иным. Тот, кто отдал самого себя целиком в жертву чему-то, что не стоит того в глазах общества. Фанатики, сектанты, поклонники фантастики, «дивные эльфы», рабы компьютерных игр. Физически они здесь, как-то реагируют, но духом — уже там. Так клеймят тех, кто не живет по законам современного мира. Так описывает эту идею Дэвид Коупленд: «в ту минуту, когда наш мозг застывает в определенном состоянии, — чик! — щелкает переключатель времени, и жизнь устремляется вперед, точно японский сверхскоростной экспресс. <…> Суть в том, что душа остается на месте в клубах пыли».

Итак, что же значит «зомби»? Нетрудно заметить: мало кто использует зомби в позитивном смысле. Зомби — это фигура критики. При этом костюмированные зомби-мобы, где участники сами идентифицируют себя с зомби, — это транспозиция этой фигуры. Появляющиеся фильмы о «хороших зомби» (например, «шекспировская» мелодрама «Тепло наших тел») строятся как раз на юмористическом перевертывании этого положения. Применительно к кинематографу это значит, что зомби — дегуманизированный, демонический, абсолютный враг. Тот, с кем нельзя вступить в отношения раба и господина. Тот, кого можно только убить, и нужно это сделать как можно быстрее. Поэтому зомби не имеет лица (обратите внимание на концовку «Я — зомби. Хроника боли», где герой очень напоминает Дарта Вейдера, потерявшего маску), как не имеет его любое всеобщее. Именно врага обозначают зомби в обыденной жизни, в искусстве, в философии (когда Дэниэл Деннет говорит, что мы — зомби, это скорее провокация, чем позиция, на самом деле он отвергает аргумент зомби). Часто враг определен конкретно: феодалы, прогрессисты, загрязнители окружающей среды, террористы, пролетариат, физикалисты, маргиналы, одержимые. Важно, что такой враг предстает в военной пропаганде на определенном фоне: нежелательного будущего, которое он с собой несет. Какое же будущее несут с собой зомби?

Во-первых, это всеобщее бесклассовое равенство и отсутствие государства. Каждый получает по потребностям. Во-вторых, людей, лишенных веры в трансцедентное и дуализм сознания и тела, еще Гилбертом Райлом разоблаченный как словарь религиозного самоописания (душа, сознание, прозрачное для наблюдения Я и т.д.). Понятно, что власть народа и подлинная демократия рисуется капиталистическим воображением как царство скуки (вспомните, как пассивно ведут себя зомби Форстера в отсутствии американско-израильских граждан) и варварства. Мы, живя тут, еще не можем помыслить, какие проблемы и цели будут у людей там. Поэтому же зомби, в представлении буржуазии — это тот, кто примет машину Нозика, потому что таковая машина и есть суть мечты (все эти обвинения коммунистов в инфантилизме и утопизме). В-третьих, идея о таком обществе распространяется через кровавые жертвы и подобно заразе овладевает массами.

Левые должны посмотреть на зомби и увидеть: таковы мы в современном обществе. Левые — та история, которая случилась сначала якобы фарсом, а потом разрешится настоящей, живородящей трагедией. Вспомните, как жалки были коммунисты Максим и Антон у Стругацких, заброшенные в классовые общества, где они ровным счетом не знали, что делать, и с какой фракцией быть. Левые не хотят какого-то следа в истории, левые хотят начать саму историю, иную историю, историю свободного человечества. В этом и состоит, по Терри Иглтону, различие элиты и авангарда: «элиты пытаются увековечить себя, тогда как авангард стремится к самоуничтожению». Похожим образом рассуждает и Дьёрдь Лукач в своей статье «Тактика и этика»: террор всегда сопровождает революции, и он всегда влечет за собой вину, которая ложится на революционера, но мы можем выбирать между двумя способами быть виновными, мы знаем мерило между правильным и ложным действием. Это мерило — жертва самого революционера. То же служит одним из критериев различия верности подлинному и неподлинному событию в этике Алена Бадью. В ее призме раскрывается еще одна сторона образа зомби: жертва зомби именует пустоту. По мысли Бадью, ложное событие именует полноту (фашизм именует нацию, тогда как Великая французская революция — свободу для всех, а значит, ни для кого). Зомби едят всех, всех же принимают в свои ряды.

Почему же люди смотрят на зомби и думают о них? Потому что желают будущего, желают не неопределенно-недостижимо, по-лакановски, а по-ленински, то есть желают реального, ощутимого, уже сбывающегося будущего. Левым нужно принять образ зомби с чегеваровской любовью и красным смехом и сказать: да, мы — зомби.

ЕВГЕНИЙ ЛОГИНОВ