Психоаналитик Инга Метревели получила степень PhD по психоанализу в университете «Париж 8», где преподавали философы Жиль Делез, Мишель Фуко и Ален Бадью. Чуть раньше некоторые из них посещали семинары Жака Лакана, где воспринимали его прогрессивные идеи об изнанке человеческого рассудка. Сегодня Лакан только добрался до России, и здесь появились психоаналитики, которые отучились в Париже и вернулись, чтобы вести частную практику и рассказывать о тенях в сознании человека. Правда, среди тех, кого признает Всемирная Психоаналитическая Ассоциация, — всего пять человек.

Лакан — темный мыслитель, непонятный, которого надо анализировать, терпеть его страсть к иррациональному, заигрывания с топологией и математическими обозначениями, и наблюдать то, как он сам легко расстается с собственным концепциями. Его работы входят в списки «самых сложных книг для восприятия», сам он хоть и нацелен в семинарах на практический результат в лечении пациента, но наполнен идеями о реальности, которые окрашивают ее в сюрреалистические тона.

Как появился психоанализ Жака Лакана?

В двадцать лет Жак Лакан общался с богемой и учился на медицинском факультете в Университете Парижа, очарованный сюрреализмом и иррациональной стороной творчества, которая тогда ярко проявлялась во Франции во многих известных людях. Когда он отучился и стал психиатром, то находился под сильным влиянием Фрейда. Его первые семинары и психоаналитические группы работали под девизом «назад к Фрейду». Но чем дальше Лакан разбирался в психоанализе, тем больше он формировал собственное учение, которое в конце вышло за границы концепций идейного наставника.

Что такое психоанализ Жака Лакана?

Традиционный психоанализ имеет нарративную структуру и рассматривает симптомы в измерении смысла. Каждый симптом имеет тайный смысл, который надо разгадать, обговорить, потому что он является метафорой для вымещенного знания в бессознательном. Это знание не дает покоя и создает ощущение в теле: от волнения или страха до приступов ярости. Разгадав метафору, психоаналитик переводит знание в слова, то есть в символическое поле. Это решает проблему. Излечение происходит благодаря рассказу о болезни.

Лакан целит в измерение вне смысла. Согласно его методике, мы можем разгадать метафору болезни, но она не уходит от речи или факта того, что мы ее обговорили, потому что у любого симптома есть измерение реального. Которое схватить с помощью придания ему смысла не удается, ведь реальное — бессмысленно. Это то, что мы испытываем в теле и не можем ухватить с помощью речи. Для психоаналитика Лакановской ориентации не так важна речь, как результат, и интерпретация становится интерпретацией, только когда она несет терапевтический эффект.

Модели

Важная черта Лакановского психоанализа — это обилие записей психоаналитических идей в виде математических схем и использование топологии. Одной из самых известных и сложных моделей является «Борромеев узел» Лакана. Это триада сцепленных колец: Воображаемого, Символического и Реального. Особенность этого узла в том, что убрав хотя бы одно из трёх измерений, два оставшихся также расцепятся. Согласно этой топологической модели, мир представляется как увязывание между собой трех регистров психического, равнозначных и глубоко отличных друг от друга. То, каким образом и за счёт чего окажутся они между собой связаны, и определяет особенности бытия каждого конкретного субъекта.

Интервью с Ингой Метревели

Сеанс, который закончится через сорок пять минут

Фрейд очень любил конструкции и вставлял их в свои интерпретации при разговоре с пациентами.

Он буквально мог сказать: «Слушай, у тебя есть этот симптом, потому что ты был влюблен в свою мать», и это работало, так как было чем-то новым и неизвестным.

Никто не говорил про «оговорки по Фрейду» и люди не знали про бессознательное. Сегодняшний пациент уже полностью прочитал страницу на Википедии с «Эдиповым комплексом».

Когда учение Фрейда попало в Америку, то оно было сильно искажено, и не последнюю роль в этом сыграла его дочь, Анна Фрейд. Лакану хотелось, чтобы во Франции перестали читать американских господ с их новомодной эго-психологией и вернулись к истокам, перечитывая оригинал. Его знаменитая фраза — «вы можете считать себя Лаканистами, я себя считаю Фрейдистом». Другой знаковый момент для Лакана — когда он рвёт с Парижской школой психоанализа. Было много нюансов, по которым они друг друга не удовлетворяли, но одна из главных причин — это фиксированное время сеанса.

Парижская школа психоанализа придерживалась сеттинга в 45 минут. Не важно, идет на пользу происходящее пациенту или нет, но сеанс не может закончиться позже или раньше этого времени. Лакан утверждал, что остановка сеанса тоже является актом психоанализа, который нужно использовать, например, — чтобы закончить сеанс уже через 10 минут. Нет смысла вести каждый сеанс 45 минут, потому что надо думать о времени логическом, а не хронологическом.

Пациент может быть недоволен, когда сеанс обрывается через десять минут, но если в этом есть терапевтический эффект, то это приоритетнее. Остановка может проявить речь. Человек начнет говорить про то, как он возмущен краткостью сеанса. Если он не остановится, то выскажет то, что находится глубже.

Акты в психоанализе Лакана

В Лакановском анализе есть «акты», действия, которые носят терапевтический эффект. У Лакана был случай, когда пациентка с травмой не могла отделаться от воспоминаний о немецкой полиции Гестапо. На французском слово «Gestapo» звучит не только, как «Гестапо», но и как «жест на коже», то есть «Geste à peau».

На сеансе Лакан тронул её лицо и это произвело моментальный эффект в виде облегчения страдания. Она увидела, что её тревога ничего не значит, что это застывший символический сгусток, который распадается перед реальностью, перед тем, что происходит прямо сейчас и не может быть выражено словами. Она попала в измерение вне смысла, где не было слов, не было языка и не было означающих.

Что может стать «актом»? Невозможны сексуальные отношения с психоаналитиком, на сеансе стараются избегать телесных прикосновений. Все остальное, конечно потенциально, может быть использовано: от изменения цены самого сеанса до реакции на опоздание пациента.

Слова ударяют по органам

Симптом — это нечто, что образуется на стыке живого организма с языком, то есть живого тела и символического, которое по нашему телу как бы «ударяет». Есть что-то, что не может быть высказано, ведь сам факт говорения предусматривает потерю — всегда есть то, что не поддаётся символизации. Невыразимое и есть то, что можно назвать симптомом в психоаналитическом смысле. И здесь безусловно важен дискурс, то есть речь и социальные связи, в которых оказывается рождён будущий субъект.

Лакановский психоаналитик не фокусируется на самом симптоме, а скорее исходит из того, что его окружает. Человека окружает дискурс, он является базой для социальной связи, то есть любых отношений между людьми. Но, говоря о дискурсе, мы говорим не только о языке. На протяжении всего исследования, Лакан пытался предоставить формулировку его минимальной структуры. Поскольку это не только обычное «говорение», но и к примеру, описанная Фрейдом игра ребенка «fort-da», представляющая собой структуру из двух слов, или, говоря лакановским языком, двух означающих.

У ребёнка в руках катушка на нитке, и он совершает последовательно одно и то же действие из двух актов: в первом акте он отбрасывает от себя катушку, произнося «fort!» (прочь!), при этом придерживая в руке нитку, чтобы во втором акте притянуть к себе катушку обратно, радостно восклицая «da!» (вот!). Эта игра появляется на месте отсутствия взрослого, как попытка ребёнка с помощью простейшей символизации, дискурса из двух элементов, с этим отсутствием справиться.

Рецепты гармонии для массового рынка

Представление о том, что нам нужно достигнуть прекрасной гармонии в психике плохо сочетается с Лакановским анализом. При идеи целостности можно представить себе счастливого колобка. Но ведь что-то, блин, все эти идеализированные методики не работают. Есть наш образ, есть речь и наше тело, но склеить их, чтобы они гармонично работали — это целое искусство. То, что сдерживает все эти измерения, это и есть симптом, а это и есть то, что ближе всего к истинности и вносит дисгармонию.

Симптом ближе всего к бытию субъекта, из того, что только есть. Все эти понятия о «целостности», «гештальте» — это что-то, что как заслонка между мной, субъектом бессознательного, как непонятой и теневой стороной, и мной, который в мире представляется. Если эта штука работает, то супер, человек не придет к психоаналитику, он нашел нечто. Но если субъект пришел и не верит в этого колобка, думает, что все немного сложнее устроено, тогда добро пожаловать на анализ.

Человек ищет гармонию и баланс, стремится к исполнению всех своих желаний, к абсолютному счастью, но всегда находится некий элемент, или симптом, который в эту идеальную концепцию мира не вписывается.

И то, как именно с этой строптивой «неполадкой», не позволяющий закрыться всему остальному множеству элементов жизни, человек обходится, — и есть его уникальный способ бытия. А ложные «правила жизни», навязанные различными идеями о позитивном мышлении, целостности и так далее, дают ответы prêt-à-porter, предлагая одни и те же рецепты счастья для всех и каждого.

Означающее метко внедряется в тело

Психосоматика может возникнуть в рамках психотической структуры, чтобы буквально связать бытие субъекта. Там (в этой психотической структуре. — Прим. ред.) есть тело (источник ощущения. — Прим. ред.), есть означающее, которое не обозначает симптом, как у Фрейда, а указывает на феномен, который нам только предъявляется.

И по поводу этого феномена как раз очень мало речи. Означающее метко внедряется в тело. Опасность психосоматики в том, что органы действительно страдают. Слово буквально паразитирует на органе.

Вообще психосоматика, вегетососудистая дистония — это все модные сейчас симптомы и меня на приеме больше интересует, что под этими означающими находится, — невроз это или психоз. В соответствии с этим пациента надо по-разному лечить.

Поздний Лакан, «реальное» и «наслаждение»

Поздний Лакан вводит понятия «наслаждения» и «реального», которые сильно отличаются от его первых концепций. Чтобы проследить, как менялись значения этих слов для Лакана, понадобится годовой курс лекций. То реальное, о котором будет говорить Лакан начиная с конца 1960-х, это регистр иррационального, того, чего не ожидаешь, тех не всегда приятных сюрпризов, с которыми человек может столкнуться. Некоторое поведение портит стройную картину нашего социального взаимодействия, но как раз оно реальнее всего остального.

Реальное — это третий регистр. Это не символическое и не воображаемое, потому что его невозможно представить — в этом случае оно стало бы воображаемым. И его невозможно описать словами — тогда оно становится застывшим пересказом, символом, который рассказывает обо всем в мире слов. Но жизнь также не причастна к этой области. Слово вообще-то очень мертвая штука.

Реальное всегда ускользает. Единственный способ, как мы с ним можем взаимодействовать — это сталкиваясь с ним, например, когда мы ударяемся о дверной косяк. Реальность вторгается в нашу жизнь. Тогда в полотне из воображений и мыслей прорывается брешь, вызванная жизнью.

«Наслаждение» как раз причастно к регистру реального, оно всегда ускользает от нас. Когда мы говорим об удовольствии или удовлетворении, то имеем в виду сытый покой. Наслаждение совсем не похоже на это. Наоборот, человек жертвует базовым удовольствием, чтобы достигнуть наслаждения — в этом и заключается мотив того, кто живет в социуме. Но мы не можем быть роботами, вписанными в социальные рамки без каких-либо симптомов.

Все потребности говорящего существа заражены фактом включенности в «другое удовлетворение». Когда тяги становится слишком много, то она переполняет и вызывает боль. Тот момент, когда удовольствия слишком много — это «наслаждение».

Есть симптомы, где наслаждение затапливает субъекта настолько, что уже не приносит никакой радости, только страдание, но субъект продолжает тянуться к нему, как героиновые наркоманы, люди с анорексией и токсикоманы.

Ученые удивляются, когда обследуют героиновых наркоманов: у них никак не отзывается центр удовольствия, а они все равно продолжают вкалывать себе эту штуку.

Наслаждения не получается измерить — это живое, живая зона. Наслаждение — это то, что испытывается, о котором ничего нельзя сказать, кроме того, что оно есть

Ядром и симптомом любой травматической ситуации является «наслаждение», которое одновременно заставляет тянуться к нему и, в это же время, причиняет боль, сопротивляется.

Пустая речь на сеансе

45 минут — это даже слишком много. На сеансе очень много «бла-бла-бла», очень много слов, которые Лакан называет «пустой речью». Есть пустая речь, которой субъект презентует себя аналитику. Воздвигает монумент собственного нарциссизма. Человек рассказывает воображаемые истории, приукрашивает действительность и совсем не говорит о себе. Пустота этой речи может быть звенящей. Я могу остановить сеанс в тот момент, когда прозвучало что-то другое.

Первое время работы с психоаналитиком направлено только на поиски «субъекта бессознательного», то есть проявления несколько иной речи, вызывающей удивление у самого пациента, ставящей, возможно, под сомнение все им ранее сказанное. Есть такой карикатурный образ психоаналитика — сидит в углу, молчит весь сеанс и соблюдает полный нейтралитет. Это точно не про традицию Лакана. Если надо будет сказать, то никто молчать не будет, и наоборот.

Потустороннее

Можно сказать, что бессознательное — это потустороннее, потому что оно по ту сторону сознания. При паранойе человек может видеть знаки в мире вокруг, складывать их в некую систему и придумывать того, кто с ним общается. Правда, конкретно в этом случае, когда речь идет о психозе, никакого вытеснения, а значит и бессознательного, не обнаруживается, и все происходящее воспринимается субъектом буквально и напрямую — этакое бессознательное «под открытым небом».

В этом смысле даже ко снам можно относиться, как к неким сообщениям. Но кто посылает эти сообщения? Оккультист будет говорить о потустороннем, аналитик же куда более банален, поэтому скажет, что эти сообщения себе посылает сам субъект. Есть нечто, что не встраивается самим субъектом в его символическое полотно — в мир который он себе описывает, и это приходит как будто извне.

Не правда ли, заставляет думать о феномене галлюцинаций, в которых, по Лакану, «то, что не увидело свет в символическом субъекта, возвращается к нему из реальности».

Бессознательное существует только в кабинете аналитика. Это не бездонная яма, в которую вытеснены все наши плохие мысли, это структура, которая создается во время анализа.

Внушение, гипноз и трансовые состояния

Психоаналитики не используют медитацию, гипноз и другие трансовые состояния. Даже Фрейд перестал их использовать, когда понял их недостатки. Суггестия — это ворованные знания (прим. имеются в виду знания, добытые во время гипноза). Я могу ввести человека в гипноз, узнать от него что-то, но что я буду делать с этим знанием дальше? Когда я расскажу человеку, что я узнала, то он воспримет информацию, как любую другую выдумку. Терпеть не могу все, что связано с суггестией.

Самое мистическое, что может происходить на сеансе — это возникновение катарсиса у пациента, который решает проблему, и непонятно как полностью объяснить от чего он появляется.

Про цели психоанализа

Целью можно было бы назвать благо, но к примеру Лакан с этим не согласен. По его мнению, мы не знаем, что такое благо для пациента. Если человек приходит и жалуется, то это не значит, что он хочет избавиться от источника своего беспокойства. И это не значит, что ему станет лучше, если мы его избавим.

Есть феномен целебного эффекта от психоанализа. Он наступает через несколько месяцев, после того, как вы стали ходить на сеансы, даже если не удалось ничего «вылечить» в традиционном понимании. От того, что циркулирует речь, меняются означающие и есть человек, который вас выслушивает.

Другая цель в психоанализе не так очевидна. Пациенту становится лучше, но он продолжает ходить, потому что хочет что-то знать, встраивает психоанализ в свой образ жизни, поддерживает тонус, одним словом ему лучше с психоанализом, чем без него. Но не надо жить ради психоанализа, надо анализироваться, чтобы более качественно жить. Я была бы другой, если бы сама не прошла через психоанализ, как пациент. Я живу иначе, по-другому смотрю на события, понимаю больше в себе, и наоборот, — у меня меньше мыслей, я больше радуюсь жизни.

День за днем наблюдать внутренний мир других людей

Фрейд сравнивал работу аналитика с работой археолога, тут еще подойдет образ детектива, который ищет виновника, правда, как правило мы знаем, кто виновник, и он уже сидит в кабинете. Изначально мне нравился психоанализ, потому что это не какая-то бредовая концепция, как пси-практики, где есть одна техника и один метод, и их применяют ко всем.

Бывают моменты, когда ничего не срабатывает и ты не можешь помочь пациенту ни медикаментозными средствами, ни терапией. Конечно, тогда ты думаешь: «Начерта я занялся этой профессией?» Но я даже не знаю, чем бы еще могла заниматься.

Психоанализ, конечно, никакое не удовольствие совсем, но я хочу заниматься именно этим.

Если ты психоаналитик, то психоанализ захватывает всю твою жизнь: ты всегда дальше углубляешься в концепты, читаешь новые книги и выстраиваешь логику случаев, пока стоишь где-то в очереди. До интервью мы с вами говорили о том, наука ли психоанализ. У меня есть вопрос, работа ли это? Когда я вышла из кабинета и пошла домой, то у меня началась «обычная жизнь»?

Я перестала говорить людям, что я психоаналитик, потому что многие после этой информации считают необходимым начать сеанс на том месте, где мы находимся. Счастье, когда у тебя есть знакомые, которые не связаны с психоанализом. Можно поговорить ни о чем, можно советовать что-то (прим. в психоанализе не принято давать прямые советы).

Со временем ты начинаешь очень четко выделять в речи пациента «точки-пристежки». «Бла-бла-бла», а потом что-то важное, а потом «бла-бла-бла». Важное начинается в тот момент, когда человек искренне удивляется, что он сам это сказал. Он вдруг сам обнаруживает в речи измерение, где его авторство не кажется ему очевидным. Это может быть сон, оговорка или ошибочное действие, — все, что мы понимаем, как проявление бессознательного.

Образование психоаналитика

Лакан несколько раз распускал свою школу. И вообще, для него было большим вопросом, может ли быть у психоаналитиков своя группа. Если может, то как сделать так, чтобы эта группа работала без кого-то с ролью господина, вожака. Как сделать так, чтобы остальные члены группы не «смотрели в рот» господину, а могли все сосуществовать, каждый со своими подходами?

Нет образования психоаналитика, есть образование бессознательного. Единственный способ стать психоаналитиком — это пройти через психоанализ, то есть самому стать пациентом на долгое время. Когда ты начинаешь принимать пациентов, да и через много лет, если в этом остается необходимость, ты ходишь на «контроль» к супервизору, с которым можешь обсудить свои тревоги. Мой аналитик и мои «контролеры» находятся в Париже, что заставляет меня ездить туда каждые два-три месяца.

Интервью было впервые опубликовано на Афиша Daily