Боязнь точки

Недавно один знакомый литератор признался, что избегает любого опыта. Как писатель он ориентируется прежде всего на свою фантазию, которую опыт сковывает и в конечном счете убивает. По всей видимости, мой знакомый сохранил эмпирическую невинность в полной неприкосновенности, раз до сих пор придерживается подобного мнения.

Дело в том, что неофит, вторгающийся в новую область, довольно быстро преодолевает иллюзию всезнайства и приходит к закономерному выводу — чем больше он узнает, тем больший объем непознанного его окружает.

Новый опыт, конечно, может ограничить старую фантазию, но, что гораздо существеннее, он стимулирует фантазию в новом направлении. Боязнь опыта — это боязнь точки выйти за свои пределы, потому что там ничего нет.

Возможность приобретения опыта наделяет жизнь новым измерением — возрастом. Если вы не хотите взрослеть, вам необходимо всего лишь оградить себя от всего нового. И фантазировать.

Остановка взросления

По окончании университета я внезапно осознал, что вместе с обучением завершается и моя юность, сплетение неограниченной потенции и воздушной беспечности. Сделанное открытие меня ошеломило. Оно долго не выходило из головы…

И однажды меня осенило: ведь опыту можно сопротивляться, манипулировать собственным возрастом.

Идея явилась именно как озарение, а не последовательность логических импликаций. Но важно даже не это, а то, что мне, в самом деле, удалось на некоторое время заморозить возраст, зацепиться в творческой праздности, уйти от угрюмых социальных обязательств, делающих из молодого человека полноценного обывателя.

В двадцать один год я решил навсегда остаться подростком. Подростком быть просто и приятно, особенно если ты уже вышел из этого возраста. Но и здесь не обходится без подводных камней: защищаясь от нового опыта, человек не замораживает себя, а выхолащивает. Можно растянуть возрастной период в два-три раза, но не удастся растягивать его бесконечно. Для этого необходимы серьезные психические отклонения.

Сознание утрачивает способность пропускать информацию извне, но не изнутри. И, лишенное постоянной подпитки, начинает деградировать. Взрослые младенцы, взрослые дети, взрослые подростки… — все это недомладенцы, недодети и недоподростки. Они вызывают скорее негодование, нежели умиление.

Продлив свой подростковый период на несколько лет, я решил на этом остановиться. Даже вспомнил, что, будучи аутентичным подростком, оценивал своих сверстников совсем невысоко. Только вот все остальные — что дети, что взрослые — выглядели еще хуже.

Возраст как клише

Стоило сразу обратить внимание на клише. Помимо движения вдоль жизни посредством опыта, человек дополнительно «подтягивает» себя соответствием возрастным клише. Общество навязывает набор узнаваемых маркеров для удобства структурирования массы. «Стать самим собой», в этом контексте, можно лишь соответствуя устоявшемуся образу.

В фильме Лорана Канте «Класс» (Entre les murs, 2008) школьник объясняет увлечение тяжелой музыкой своей индивидуальностью, отличающей его от всех остальных. Подросток не догадывается, что той же индивидуальностью обладает миллион его сверстников. Они тоже носят тяжелые черные куртки, потому что не такие как все.

«Быть не таким как все» — это и есть соответствие клише, добровольная унификация, растворяющая индивида в легионе копий.

Возраст обращается в социальное клише и заставляет копировать узнаваемые маркеры, «быть не таким как все», в терминологии рекламных роликов. «Я взрослый, потому что у меня есть работа, семья, газонокосилка и любимая телепрограмма». Образец может варьироваться, удаляться от анекдотичных форм, важен не он сам, а обязательность ему соответствовать.

То отторжение, что вызывало у меня взросление, на самом деле связано не с возрастом как таковым, а с возрастом как клише, которое всегда отталкивает.

Жизнь после паузы

В фильме «Лицензии на жизнь» (Ningen Gokaku, 1998) Киеси Куросава повествует о подростке, вышедшем из десятилетней комы. Герой возвращается к жизни двадцатичетырехлетним молодым человеком и вынужден стремительно приспособить свое четырнадцатилетнее сознание к новым условиям.

Герой пытается «перезапустить» собственную жизнь с момента, на котором остановился перед комой. Он даже добивается определенного успеха, собирая вокруг себя бывших одноклассников, которым так и не удалось влиться во взрослую жизнь.

Компания двадцатичетырехлетних инфантилов носится по задворкам города и занимается невесть чем, вызывая у окружающих недоумение. Возвращение в детство скоро наскучивает главному герою, которому, казалось бы, самое время заниматься именно этим. Он ощущает все большее выпадение из жизни и понимает, что таким образом никогда к ней не приблизится. Герой оставляет сколоченную банду инфантилов, которые, в отличие от него, последние десять лет провели не в коме.

На примере героя Киеси Куросавы видно, что чем больше человек расходится с самим собой, тем плотнее вынужден прижиматься к социальным клише. Однако существование в мире шаблонов лишь приблизительно имитирует жизнь. Это не настоящая жизнь, скорее, ее эрзац, вынужденный протез.

Мой знакомый литератор, о котором шла речь в начале, должно быть, полжизни провел бы в коме, дабы обрести зазор между собой и не совсем собой, а тем, что ты-есть-теперь. Какое раздолье для фантазии с минимумом опыта.

Еще лучше, наверно, вообще не просыпаться. Так и оставаться в коме, реализуя свои фантазии в показаниях медицинских приборов.

Крампак

На жаргоне испанских гомосексуалов это слово означает взаимную мастурбацию. Если вы остались без партнера, то можете посидеть пару минут на руке и удовлетворить себя самостоятельно. Из–за застоя крови рука на время станет как бы не вашей. Ею удастся управлять, грезя, что вами занимается кто-то другой. Удивительно, как точно эта процедура описывает стремление фантазии вырваться за пределы опыта.

Человек, словно воздушный шарик. Можно надувать его — и тогда он увеличивается. Но как только вы остановитесь и завяжете шарик ниткой, как бы хорошо вы это ни сделали, он рано или поздно сдуется. И превратится в бесполезную тряпочку.

Дети с такими тряпочками не церемонятся. Они редко надувают новые шарики. Чаще всего эти тряпочки наполняют холодной водой и сбрасывают из окна на головы прохожих.

Прохожие не подозревают, что давно превратились в копии копий, встроив свои запрограммированные жизни в социальные клише. Это всего лишь протезы людей, а не они сами.

Дети же своими фокусами с холодной водой напоминают им об этом.

Постойте, вы забыли самое главное!