София Камилл. Мы были богинями
София Камилл (2003 — 2021) — поэтесса, переводчица. Писала стихи на русском и шведском языках. Родилась в
София Камилл умерла в восемнадцать лет
Какими могли бы стать одарённые девочки прошлых веков, родись они в наше время? Пермская публицистка и прозаистка Екатерина Словцова, затравленная обывателями и умершая в двадцать семь; Елизавета, которой говорили, что поэзия — не девичье дело, и многие другие? По мемуарам они представляются грустными и одинокими, но сейчас некоторые из них были бы весёлыми и артистичными, как София. Это значит, что лёд, которым мы окружены, постепенно тает.
Обманчиво лёгкие стихи Софии Камилл находятся в зазоре между детской непосредственностью и взрослой деконструкцией языка. В некоторых текстах русские и шведские фразы чередуются, создавая иллюзию даже не хаоса — антикосмоса. Долго прожившая в Швеции София не увлекалась концепциями шведских блэк-металлистов, но там
Я помню Софию пятнадцатилетней богиней, стремительно идущей по выщербленному асфальту Купчино. Куда бы она ни смотрела — видела что-то своё.
***
собрать и охватить потерянные лица
и взять за шкирку как котёнка
сунуть за пазуху в загашник чтобы таилась под полой пальто затисканная тварь-тупица
кот пересобирается как
усики чёлка лапой коснуться громко
когито эрго сум или пока страдаешь ты ещё живёшь
когтями впиться в кожу
несть в полутьме и ткани ко свету
тому кота в мешке как в сумке
прижав к потеющему сердцу: месту где слезится
кается и сладко спится тем кого прижали — им кажется что вечно ночь будет длиться
прося любить и жалиться
жужжит пчелой — пушистой птицей
с рук слезть не дать куда он денется комок сгустившихся
себя сгубивших лиц
дать им губами с рук есть настоящее
ютить вмещать туда куда не лезет — где пустое
как пить дать молоко весеннее которое как будто бы не убежало, а забродило белым по стенке котелка
пусть не воротит нос от липкой
белковой плёнки — пенки дней, которая плетёт поверхность коврик тонкий и не даёт нырнуть до дна
пустите в дверь и поселите у себя
этот домашний терпкий зверь
***
Надин, ниже я не паду подумай чем можно зашить
чужую рану в полотне животной кожи
Надин, я не пойму как человек с собою на один
наедине как волк и роет лапой яму
Надин, как мне не скалясь и не обнажая клык
держать открытым рот к ответу
Надин, я лыка не вяжу не важно вою
ловлю как кость снежинки на язык и с ними таю
Надин, я утолила жажду снегом живым и белым
снег лился белым и живым укутывая тело утаил надежду
Надин, меня освежевали я без шкуры
чувствую себя поделенным чужим
Надин, жуткая ночь сжимаюсь в мясо
подо мной сгорают бывшие кусты малины
Надин, жалей меня и боль сгниет отступит
отупеет сгинет я онемею
Надин, надень на плечи шубу из меня и станешь ею
или поддельным им
Надин, наверное тебе дано другое имя
***
со нет на си лию
нас сводит то, что нас свело с ума
здесь места нет
зато останется оса любившая осу на сливе и звук ножа сорвавшегося с масла
оса любившая осу звенит как телефончик
мы все во сне
проснётся тот чей голос звонче
мы все дрейфуем каждый на своей оси
и важно не сойти
здесь очень хрупко потому что так же невозможно как блуд осы с осой
даже осиный стон срывает
эти пути на паутине
здесь кто-то в шутку заменил на сахар соль
песок во сне до осени под снегом (всё в прошлое вперёд неслось)
разлился на тарелку сок из слив
залив балтийский мелкий разозлился
похолодел от тел курортных
курсирующих крейсером по дискурсу
мы сами осами несёмся наперегонки
(на сливе или к
несёмся параллельнее полосок на матроске на скорости на волосок от смерти
то есть от скатерти
здесь можно строчки поменять местами
прижать слова губами
здесь можно выцепить рецепт рецепции
с усилием
согнулась ось
в дешёвый детский ободок
оса срослась с осой
ось полюбила ось
и стала телом сиамских сестёр
грань стёрл—
***
ваши овцы
настолько кротки
от много бога
до многа мало
от моногама
до гаммы
ваши овцы
настолько кротки
что кусают людей
за глотки
***
I
«я помню место
но не помню кто его построил»
там не останусь никогда
всё потому что я
туда не попаду
II
давно это было
когда ещё без угрызений
ела свинину сливки и желтки
мне отбирали ювелирных детей
их расставляли в манеже и говорили дружите
а мы самоцветной бижутерией
рассыпались по кабинету на мерцающие кучки-вырви-глаз-эпилептику
по
и точечно ночами начинали
лепить из времени пунктир воспоминаний
все нужные зубы падали как косточки и пускали росточки
III
постепенно маргинализируясь
мы оказались в кабинке туалета
какие-то лица дали напиться
там
из меня сместилось
и почти не вспомнить как после мастурбировала на разбитую голову мальчика
IV
мы всё не рассасывались
собирались по выходным и рисовали
лица по маминым образцам малиновой помадой
вызывали из зеркала пьяного ежа и
девочки показывали друг другу письки
мальчики играли в «ромашку» и учились
сажать глаза на
так как умеют только вы
а когда собирались вместе в андрогинных романтиков
занимались в сжатом
сжившимся с нами за годы кабинете каллиграфией
а не письмом
подражали андрониковой божией матери
и
так веселились
V
потом резаться стало не модно
и мы резонно выбрали счастливую жуткую жизнь
потому что понимали
все схлопнется в
стало модно терять трусы в очередной квартире
чтобы потом собрать их в чересчур кружевную карту мира
мы затыкались от возможности отказа
или впадали в другие крайности:
перепить апельсинового сока
заработать острый цистит и иссаться кровью
как с вами сложно было
как я вас любила
с вами как будто нужен был
ебаный трагизм веселья
VI
потом провал
как будто бы моргнули глазки
детей не стало
птенчики-мальчики разрослись
девочки-эндемики уже разразились
потому что такая страна
и такое прекрасне лето
засыпало снегом дороги
и все куда-то уносили ноги
и другие части тела детей
которых я
***
Смерть смехом
А Новый год стоит всем своим весом
Неловким смехом
Он не встаёт под
люд, и люб мне этот лоб
И ладно ладаном несёт из коридора
Под смехом встанет смертью
подвеска, булочка, булавка
мне нужен этот лаский люд
ласкающий, висящий
Мелкий, смертный
звеньчит
Там грудь навесом
Весом прижимает к новогоднему столу
где скатерть, как визитка, принимает
телефоны
и принимает мой удар
И перегар
Мой Новый год
Мой гонорар за этот год
Мой голод добрый
***
на память «т» стучащий молоток
в твоём тазу
и «ы» стреляющая пульсом
что допадал до зыбкого стона
бьется в груди как кружка
во время их ссоры
как птица
не может остановиться
она тыкнула ружьем в испуганное животное
и жывы только они
оставь как за военным самолётом
возьми с собой за веревочку как шарик
незрелую душу родителя
нет я была наездницей на воздухе
и об него терелась до поры
до парных облаков
до детство довелось дожить
довезти аз к законному в мире
эмираторов высоты небо-дома
неведомо почему растеряться
расплакаться когда посмотреть вниз
***
мы были богинями
смиряли мир и говорили ‘цыц’ царям
и мир бесился от наших дырявых тел
и оттого что целью мерили добро и зло
а не весами
целуем, будьте с нами
мы были богинями
вспомните как нас учили мамы
гуляя по полям не наступать на мины
словами резать как ножом и обжигать движением
что-то милое есть в нашей силе
благодаря тому, что матери нас научили
не помнить зло
вы вспомнили
как мы детьми играли в чехарду слова-движения?
как подруги
вели друг друга по дороге
из мистических переживаний
и страстоцветов
в это спелое детское лето
мы были богинями
мы молились сами себе
и своим бесам
строили сомнительно устойчивые храмы
превращающиеся в хлам от первой раны
и всех любили потому что все равны
мы были богинями
и умоляли чуть-чуть уменьшить наши силы
подруги у других подруг просили разрешения
на то чтобы молчать и добровольно
опять и снова надевать мохнатые ошейники
репейником кусающие горло в местах где нет адамова яблока
вы вспомните как мы
в веселом детском аду
свища и вереща
висели на спине
подмяв любимого бога-отца
мнили себя наездницами
а его — слоном
казалось, что мы обманули дурака
папам сынка скрутили пальцы
и закрутили мир вокруг себя как обручальное кольцо
и нам казалось
все обречено
венчанию с нами
Источники: