Не так давно вышел новый номер философско-теоретического журнала «Синий диван» под редакцией Елены Петровской — на этот раз в форме словаря эпохи пандемии. Это 38 слов-определений от философов, теоретиков культуры, писателей и поэтов, которые заново концептуализируют привычные нам понятия в радикально изменившемся контексте. На сигме уже публиковался текст французского куратора и искусствоведа Николя Одюро об уязвимости. Текст художника Максима Спивакова описывает, как именно аппараты ИВЛ и вышки телекоммуникационной сети 5G, сгорая, переопределяют границы внешнего и внутреннего и указывают на новые формы контроля.

История пандемии коронавируса выделяет и связывает через фигуру огня две разнородные серии технических объектов: два аппарата искусственного вентилирования легких «Авента-М», самовоспламенившихся в результате короткого замыкания или перегрузки сети питания в больницах, перепрофилированных для приема пациентов с коронавирусной инфекцией, и десятки вышек телекоммуникационной сети 5G, подожженных сторонниками популярной конспирологической теории, увязывающей работу сети 5G с симптомами COVID-19.

Различающиеся устройством, заявленной областью применения и причиной возгорания, два пламенеющих технических объекта замыкают собой две расходящиеся техно-эпидемо-идеологические линии. Охватывающий аппараты ИВЛ и вышки 5G огонь позволяет сопоставить в единой плоскости конвенциональные представления об эпидемиологическом процессе с наиболее радикальной формой его отрицания.

Аппарат ИВЛ, ключевой элемент технического ансамбля поддержания жизни при тяжелом течении коронавирусной инфекции, есть конечное анатомо-политическое звено в цепи официальной стратегии управления эпидемиологическим кризисом. Искусственная вентиляция восполняет нарушенный процесс циркуляции кислорода и углекислого газа в организме при обширном поражении легких. Два аппарата ИВЛ, воспламенившиеся в реанимационных отделениях больниц [1], помечают один из полюсов связки разрушающейся огнем техники и представления о процессе заражения. Пожары в больницах объединяют в катастрофический союз работу поражающего легкие вируса и огонь, исходящий из аппарата их искусственного вентилирования. Зарождающийся в технических недрах аппарата ИВЛ огонь выходит наружу, уничтожая жизнь и разрушая медицинские институты ее поддержания. Призванный компенсировать несовершенство подключенного к нему тела, горящий аппарат ИВЛ не выдерживает — в результате собственного несовершенства [2] — подключения к электрической сети. Трагические последствия возгорания аппаратов ИВЛ воспроизводят техно-апокалиптический фантазм, присущий сторонникам конспирологической теории 5G — COVID-19: техника, поставленная на службу человеку, оборачивается инструментом его уничтожения.

Следуя логике конспирологической теории, вышка 5G есть начальное техническое звено кризиса, источник и орудие заражения. Проходя в результате поджога снаружи внутрь технического объекта, известный стерилизующим действием огонь оказывается (пиро)техникой борьбы с заражением. Разрушая вышку 5G, огонь останавливает разрушительное действие электромагнитных волн, ложно приписываемое, по убеждению поджигателя, действию вируса. Огонь, охвативший вышку 5G, есть не следствие несовершенства технического объекта, но, напротив, инструмент борьбы с его зловещим совершенством. В оптике конвенциональной модели оба вышедших из строя горящих технических объекта (дис)функционально подобны. Для приверженца конспирологической теории горящая вышка 5G оказывается функционально родственна негорящему аппарату ИВЛ и наоборот: горящий аппарат ИВЛ — негорящей вышке 5G. Можно помыслить мутантный технический объект, совмещающий в себе позитивно-функциональные состояния обоих устройств, аппарат ИВЛ, подключенный к вышке 5G и поддерживающий ее горение.

В отдельном горящем техническом устройстве всеобщая история техники проходит свой полный цикл. Становление техники зависимо от огня, его добычи, поддержания и освоения. Дар Прометея, компенсирующий исходное несовершенство человеческих телесных способностей и разворачивающий становление техники, возвращает себе оплавившиеся результаты ее эволюции. Как отмечает Гастон Башляр, первое усваиваемое человеком знание об огне — не знание о природе горения, но переданный родителем ребенку жестокий запрет, отзывающийся в мифе о Прометее, наказанном за нарушение воли отца — Зевса. «Стоит ребенку протянуть руку к пламени, и ему тут же достанется линейкой по пальцам от отца. Огонь причиняет боль — и для этого ему не обязательно обжигать» [3]. Огонь — это то, что запрещено, и то, что устраняет на своем пути запреты и ограничения, переходя от одного объекта к другому, преобразуя их в однородную массу.

Классическое представление о технике как об органопроекции видит в техническом объекте «бессознательную», по определению Эрнста Каппа, экстериоризацию заданной в теле исходной органической способности. В аппарате ИВЛ, если следовать такой схеме, оказываются экстериоризированы сами парные «бессознательные» процессы телесной экстериоризации и интериоризации, выдоха и вдоха — основной траектории распространения заражения коронавирусной инфекцией.

Вместе с тем само различие внешнего и внутреннего в пространстве тела (и, следовательно, парные процессы интериоризации и экстериоризации) не поддается описанию в плоской двоичной схеме. Внутренняя и внешняя среда (milieu) тела многоклеточного организма требует, по утверждению Жильбера Симондона, топологического анализа. Внутренняя среда тела не только состоит из пересекающихся и обратимых уровней интериорности и экстериорности, так что внутреннее одного элемента — в масштабе от клетки до органа — является внешним для другого. В «топологической оптике» полости тела, к которым относятся легкие, хотя и управляются и контролируются организмом, являются, по выражению Симондона, его «внешним, аннексированным внутренним» [4]. Внутренняя поверхность легких топологически преобразуется во внешний контур тела. Таким образом, раскрытая во внутреннюю среду тела внутренняя среда легких не просто наполняется элементами внешней среды организма, но и есть, по существу, охваченная плотью внешняя среда, размещенная на одном из уровней интериорности тела. Организм увязывает органические и неорганические элементы в единую топологическую систему проницаемых и взаимообусловленных сред. Жизнь организма, по определению Симондона, есть «самоподдержание (l’auto-entretien) своего топологического состояния» [5].

Подключение тела к аппарату ИВЛ перестраивает и усложняет топологию получившейся сборки. Теперь легкие в качестве управляемой организмом внешней среды оказываются также внутренней средой управляющего ими внешнего для тела технического объекта. Так, подключенный к телу аппарат ИВЛ, призванный регулировать обмен между уровнями внешнего и внутреннего тела и способствовать поддержанию его топологического состояния, сам с необходимостью нарушает и перестраивает установленные границы.

Пораженные инфекцией легкие, подключенные к аппарату ИВЛ, становятся не просто резервуаром внешней среды внутри тела, но оказываются вместе с тем функционально подчинены внешнему техническому управлению. Этим аппарат искусственного вентилирования легких принципиально отличается от устройства протеза. Протез легкого есть помещенный внутрь тела управляемый им неорганический элемент, замещающий извлеченный (вынесенный наружу) орган. В случае с ИВЛ разнесение по разным пространственным регистрам управления действием органа (снаружи тела) и его формы (внутри тела) переворачивает схему устройства протеза и вместе с тем ставит под вопрос образ протеза как принципиальной схемы всякого технического устройства.

Начиная как минимум с фрейдовского образа человека — «бога на протезах», призрак протеза преследует представление о сущности техники. Техника, как и протез, согласно такой схеме, возникает на месте изначальной органической нехватки и представляет собой сращивание органического и неорганического в единый функциональный контур. Дополняя тело неорганическим элементом, протетическая техника одновременно несовершенно имитирует его часть (что не противоречит представлениям об органопроекции) и — всегда не полностью — компенсирует его исходную нехватку. Техника в таком представлении довершает тело в его действии. Устройство ИВЛ, завершающее собственное действие инертными вентилируемыми легкими, переворачивает эту схему. Управляющий снаружи тела расположенным внутри него органом, аппарат ИВЛ скорее протезирует себя телом, чем протезирует собой его дисфункциональную часть. Всякая техника в своем действии — следует признать это не только за аппаратом ИВЛ — есть в той же мере экстериоризация неполной органической способности, в какой и интериоризация, инкорпорация в органическую среду внешнего технического действия.

Наконец, возможно наметить пространственную схему катастрофы подключенного к телу горящего аппарата ИВЛ. Огонь «экстериоризируется» из внутренней среды технического объекта во внешнюю среду, переходя по цепочке теряющих в пламени различия объектов. Снимая сохраняющийся разрыв между технической и органической частью общей конструкции, огонь довершает присоединение аппарата ИВЛ к телу.

Воспламенение аппарата ИВЛ контагиозно. Распространяясь от одного объекта к другому, огонь стирает границы внешнего и внутреннего в топологически недопустимых преобразованиях. Распространение огня из вышедшего из–под контроля и охваченного пламенем устройства, призванного регулировать обмен через проницаемые границы сред тела, может быть рассмотрено в качестве оперативного аналога конвенциональной модели процесса заражения. Горящий аппарат ИВЛ воспроизводит и переигрывает на новом витке причину своего подключения к телу. Вспышка и распространение заболевания, согласно конвенциональному представлению, есть патогенный обмен элементами между внутренними и внешними средами.

В масштабах тела и на микробиологическом уровне такая модель выражается в представлении о поэтапном прохождении вируса, инородного неклеточного агента, из внешней среды тела в его органически «абсолютно внутреннее», клетку. В конце траектории вирус преодолевает барьер клеточной мембраны и, присоединяясь к клетке собственным техническим ухищрением, переустраивает процессы обмена между ее внутренней и внешней средой.

Эта же схема разыгрывается в масштабах территории. Исходный очаг заражения в истории эпидемиологического воображения всегда представляется за границами собственной территории. Эпидемия может быть «французской болезнью», «испанским гриппом» или «уханьским вирусом». Для заражения территории в таком представлении необходим первичный инородный носитель, пересекший границу и принесший заражение извне. Вирус — не только инородное тело, проникшее из внешней среды в клетку организма, но и след инородного организма, тела носителя вируса, проникшего через барьер на ограниченную территорию.

Подобная проницаемая граница очерчивает контур биологического вида. Таким образом представляется не только различие между вирусом, неклеточным агентом, и организмом, но и зоонотическое, «животное», происхождение болезни. «Животный след» просматривается в пандемии COVID-19 предположительно в цепочке «летучая мышь — панголин — человек», эпидемии эболы, свиного и птичьего гриппа, СПИДа и чумы. Полумифический «нулевой пациент», барьеры клеточной мембраны которого вирус преодолел впервые, несет на себе печать своего «минус первого» животного контрагента и неправомерного пересечения межвидовых границ.

В рамках такого представления стратегия управления эпидемиологическим кризисом реализуется временными дисциплинарными мерами — ограничением движения элементов между границами внешней и внутренней среды — и мерами контроля — мобильным переустройством и пролиферацией самих подвижных «колеблющихся границ» [6] между средами. Меры контроля, связанные с биополитической иммунитарной парадигмой, вакцинацией и «стадным иммунитетом», позволяют не столько препятствовать проникновению инородных тел в организмы и организмов на контролируемую территорию, сколько купировать их патогенное действие в случае проникновения. Иммунитарные аппараты контроля перестраивают и умножают границы так, что внешние элементы, проникшие во внутреннюю среду, сохраняют в ней свою экстериорность.

Просматривающаяся в конспирологической теории 5G — COVID-19 логика исходит, как представляется, из иной и уже непространственной схемы. Такая логика предполагает исходную и неустранимую раскрытость как тел для электромагнитных волн, так и условно разграниченных государственных территорий для единой, но дисперсной злой воли. Разделяющие среды границы не подвижны, но иллюзорны. Таким же образом условно-персонифицированное зло, скрывающее свои интересы за видимостью эпидемии, не знает границ политической географии. За кулисой телекоммуникационных компаний, внедряющих сети нового поколения, стоит над- или подгосударственное (deep state) мировое правительство, не признающее территориальных разграничений. В такой схеме не противопоставлена внешняя и внутренняя среда органического или политического тела, но предположена сплошная непрерывная действующая сила технически оснащенной злой воли, увязывающая и подключающая в единую сеть элементы различной природы.

В таком случае основания теории 5G — COVID-19 могут быть обнаружены не в пространственном разграничении, свойственном «генерализированной логике ИВЛ», но в субстантивированной категории скорости. Заражение есть эффект скорости соединения и обмена, на пределы которой указывает порядковый номер в названии сети. Для сторонника радикальной версии конспирологической теории не существует потустороннего нечеловеческого, «ни живого, ни мертвого» актора, каким представляется вирус, но есть, напротив, принципиальное совпадение в сплошном потоке электромагнитных волн и организмов, подвергающихся их воздействию. Дромология отменяет топологию. Различия тел, вируса и электромагнитного излучения устраняются в едином высокоскоростном саморазрушающемся потоке непрерывного обмена. Поэтому теория 5G — COVID-19 утверждает не столько неэффективность официального лозунга «оставайтесь дома», сколько его «неуместность». Конспирологическое представление о заражении исходит из принципиальной невозможности «дома», как и любых иных выделенных, означенных и ограниченных мест. Как утверждает теоретик скорости Поль Вирильо, «значение не-места скорости окончательно вытесняет значение места» [7]. Нет ни дома, ни не-дома, большого индифферентного внешнего. В техномагическом фантазме все проникает всюду в сплошном потоке присоединения и синтеза. Конвенциональное представление о вирусе как об автономном фрагменте микробиологической коммуникации встраивается в принципы беспрепятственного и высокоскоростного обмена данными в сети 5G.

Подобным образом сама теория 5G — COVID-19 свободно присоединяется к оформившимся до пандемии опасениям о действии низкочастотного электромагнитного излучения на человека, а также, разрастаясь, включает в себя разнообразные ультраконсервативные теории заговора. Конспирологическая теория увязывает в единую каузальную сеть разрозненные события, накладывая хронологию развития телекоммуникационных технологий на череду эпидемий ХХ века, и выстраивает собственную географию распространения сети заражения, удерживая энергетические, политические, религиозные и экономические представления в едином эсхатологическом узле.

В «Тезисах против оккультизма» Теодор Адорно определяет подобные конспирологические схемы как проявления «скрытого тяготения общества к катастрофе» [8], которую их приверженцы тщетно надеются не только предвидеть, но и пережить. «После тысячелетия просвещения паника снова охватывает человечество, чей контроль над природой и человеком оказался несоизмеримо ужаснее всего, чем человека могла напугать природа» [9].

Выявление всеобщей скрытой механики конспирологических теорий в жесте, симметричном самому конспирологическому разоблачению ложной видимости, оставляет непроясненным ее внешние, видимые проявления. В случае теории 5G — COVID-19 это произвольный, как кажется, выбор двух принципиальных элементов: технического устройства в качестве объекта атаки и огня в качестве ее инструмента. Обращаясь к тезису Адорно, можно не только низвести ложные представления теории к единому ядру, поддающемуся рациональному разоблачению, но и, наоборот, развернуть конспирологическую интуицию в ее собственной логике.

Противоречивые отношения поджигателя с техникой, в том числе телекоммуникационной, не могут быть сведены к технофобии или неолуддизму. Сторонники теории 5G — COVID-19 активно используют средства связи для распространения знания о природе заражения, координации и пропаганды поджогов. Следуя за тезисом Адорно, можно предположить, что действие поджигателя направлено против технического объекта, рассматриваемого как инструмент контроля. Чаемая обществом поджигателей катастрофа — это катастрофа всеобщего контроля. Такой контроль в мире, определенном категорией скорости, есть не контроль над природой, о котором пишет Адорно, но насильственное ограничение нарастания скорости. Тогда исходное подозрение конспирологической теории должно рассматривать распространяемое сетью 5G заражение как эффект ограничения скорости, а не ее неуклонного возрастания. Сеть 5G не только обеспечивает связь на скорости, превышающей возможности сети предыдущего поколения, но вместе с тем и задает ее верхние пределы. Поджигатель, уничтожая вышку 5G и лишая себя связи, не стремится вернуться к пределам скорости сети 4G, но, напротив, открывает путь для бесконтрольного нарастания скорости и соответствующего индекса G. Разрушение вышки 5G прерывает связь только для того, чтобы на новом витке повысить скорость присоединения и обмена. Горящая вышка 5G устраняет те ограничения, которые не могут быть преодолены самовозгоревшимся аппаратом ИВЛ. Подобно образу планетарной «огненной юности» из «Космологии духа» Эвальда Ильенкова, огонь горящей вышки 5G указывает поджигателю на то «огненно-парообразное состояние, в котором все элементы превращены в бешено вращающиеся вихри и где не может принципиально сохраниться никакая искусственно созданная граница, <…> отделяющая искусственную среду от остального, от “неочеловеченного” мира…» [10].

Примечания

[1] Пожары произошли в 50-й больнице им. С.И. Спасокукоцкого в Москве (09.05.2020) и больнице Святого Георгия в Санкт-Петербурге (12.05.2020).

[2] На момент публикации точные причины возгорания установлены были.

[3] Башляр Г. Психоанализ огня. Пер. с фр. Н.В. Кисловой. М.: «Прогресс»,1993, с. 25.

[4] Simondon G. L’Individu et sa genèse physico-biologique. Préf. de J. Garelli. Grenoble: J. Millon, 1995, p. 225.

[5] Ibid., p. 223.

[6] Balibar E. The Borders of Europe. — In: Cheah P. & Robbins B. (eds.). Cosmopolitics: Thinking and Feeling Beyond the Nation. Minneapolis, MN; London: Univ. of Minnesota Press, p. 30.

[7] Virilio P. Vitesse et politique. Essai de dromologie. Paris: Galilée, 1977, p. 131.

[8] Adorno T.W. Minima Moralia: Reflexionen aus dem beschädigten Leben. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1951, S. 462.

[9] Ibid., S. 463.

[10] Ильенков Э.В. От абстрактного к конкретному. Крутой маршрут. 1950—1960. М.: «Канон+», 2017, с. 145.