Эскапизм

Параллельно сокращению пространств посредством технологий (телефон, интернет, автомобиль, и т. д.), важным моментом ХХ века стало широкое появление новых выделенных, автономных вселенных в которые любой может проникнуть, прочитав какую-нибудь книгу в жанре фэнтези или научной фантастики, посмотрев фильм или оказавшись в виртуальной реальности какой-либо видеоигры.

Проникновение в подобные выделенные, выдуманные миры обычно обозначается понятием «эскапизм». Само понятие представляет из себя интерес, поскольку имеет своё первоначальное происхождение из средневековой латыни и состоит из двух начал: ex — из, уход, выход и cappa — плащ, мантия, накидка. Само же слово перекочевав в средневековый французский в качестве eschaper, а затем в английский означает — «освободить себя от заточения», «выпутаться из беды», «выскользнуть из чужой хватки», «избежать страдания» и тому подобное. Добавив к этому escape окончание ism мы получим буквально «практику/доктрину высвобождения из заточения/избегания страдания».

Впрочем, это избегание страдания оказывается сопряжено с тем, что человек обратившийся к подобной практике буквально убегает от взвалившихся на него проблем, убегает от ответственности, перед которой он должен был бы предстать. Отсюда и появляется известная негативная коннотация этого слова и именно на контраст ответственности, настороженности, бдительности, пробуждённости в конце концов woke и наоборот ухода, выхода, исключения, изъятия, частности и наконец суверенности я и хотел бы обратить внимание.

Пробуждение

Всё чаще те эскапистские пространства, которые совсем недавно считались закрытыми, укрытыми от внимания политики именно ввиду самой их сути как чего-то исключённого, отстранённого от треволнений «реального мира» оказываются подвергнуты пересмотру ввиду того, что эти конкретные пространства и их внутренние законы не обладают надлежащим соответствием с означающим, что должно касаться всех, означающее, что должно репрезентировать всеобщее благо в его наивысшей способности к возвышению человека — к справедливости.

Вы должны быть пробуждённым, должны быть бдительны, вы не должны засыпать, вы должны давать себе — верней Другому отчёт о происходящем, вы должны быть в курсе проблем других иначе вы не заботитесь о всеобщем благе, а если вы не заботитесь о всеобщем благе, исключаете себя из него, проявляете автономию (αὐτονομία) — что буквально и означает самозаконие, самоуправление на определённом пространстве, то в таком случае вы вероятно презираете слабых и беззащитных, а это значит, что с вами нужно будет провести работу.

Однако в контексте эскапизма здесь появляется проблема. К примеру, Толкин специально формулировал то, что в итоге стало первой в мире самостоятельной вселенной в качестве эскапистского пространства, намеренно отстранённого от обыденного, где обыденному места нет.

Вместе с тем то, что мы наблюдаем ныне — это требование привнесения тревоги из мира обыденного и современного в пространство, где этой тревоги изначально не было, где вопросы, получающие однозначный ответ пробуждённым автором-активистом, вносящим своё видение в уже существующий материал, были бы буквально абсурдны. В свою очередь, если автор готов вносить политическое, тревогу, которая не вытекает из логики законов уже имеющегося пространства, чтобы донести свой message, то это лишь означает, что он готов пойти на компромисс убедительности, правдоподобности того вымышленного, отстранённого мира, который он формулирует, тем самым обнажая собственную дыру демиурга имя которой «Нехватка».

Если даже сам автор не верит в самостоятельность собственного вымышленного мира, в его законы, то с какого чёрта в него должен поверить другой?

Можно вспомнить любую театральную постановку или к примеру, фильм «Догвилль», где сюжет разворачивается на фоне голых студийных стен с ограниченным количеством декораций. Казалось бы, учитывая фон, который кричит вам о том, что верить в происходящее не стоит, что всё это лишь постановка, аура правдоподобности тем не менее сохраняется. То, что позволяет сцене состоятся, то, что поддерживает её убедительность — это ничто иное как наше желание, которое посредством метафоризации объектов придаёт им свойства, которых изначально в них не содержится.

Желание

Где ещё можно встретить выделенное, удивительное пространство с воображаемыми персонажами, фантазмами, своими законами и условиями как не в кабинете психоаналитика?

То, что движет анализ — это желание аналитика и желание анализанта, который постоянно просит получения удовольствия от блага, имплицитно задавая аналитику вопрос: «как мне стать счастливым?». Находясь в поиске способа прикоснуться ко всеобщему благу, мораль которого постоянно требует от субъекта жертвы в виде его бытийной сути, субъект преграждает себе путь к благу, которое в действительности единственно ему и доступно — к желанию, которое как раз и располагается по ту сторону блага всеобщего.

Именно из-за этой ориентации психоанализа на выявление желания, которое всегда единично и вместе с тем всеобще, ввиду того, что оно есть у каждого человека, любые попытки сделать из него ритуал нормативности, примыкания ко всеобщему всегда будет оставлять субъекта на том же месте, где он был и до того, как оказался на кушетке или иначе говоря — терпеть крах.

Благо

По этой же причине политическая агитация, обращающаяся к эскапистским пространствам окутанным желанием с требованием проснуться будет воспринята как нечто неуместное не только потому, что она противоречит самой сути этого пространства, но и потому, что она сама по себе является политической — т. е. той, что делит других на друзей и врагов, постоянно вопрошая наблюдающего за событиями — «ты с нами?», «а есть ли тебе здесь место?».

Следуя за желанием субъекта истерии — занимаясь поддержкой упавшего, немощного Другого, пробуждённый позиционирует себя в качестве того, кто выступает против власти, на основании освобождения вас от ваших же предрассудков, но борьба за великую справедливость — это всегда вопрос о благе, а вопрос о благе — это всегда вопрос о том, кто это благо распределяет, иными словами, это вопрос о власти.

Любая власть и особенно та, что саму власть отрицает, требует от субъекта всегда одного и того же — чтобы тот помнил, не забывал о всеобщем благе, чтобы он продолжал трудиться или другими словами, чтобы он жил надеждой на всеобщее и о своём желании не вспоминал, чтобы он его не пробуждал.