Интеллектуалы и революция. Вопрос о первенстве
Мишель Фуко, безусловно, был интеллектуалом политического типа. При этом, большую часть своей жизни он старался избегать определенных идеологических позиций, которые могла предложить Франция. Он весьма удачно смог определить место и роль интеллектуала в современном мире и отчасти, легкими набросками, обозначил его генеалогию.
В беседе с итальянскими журналистами, Фуко предлагает нам несколько типов интеллектуалов. Судя по всему, универсальным (или «левым») интеллектуалом он называет тех, кто участвовал в политической жизни общества или был, по своему происхождению, законником. Борьба с деспотизмом, классовым неравенством и со злоупотреблением закона — такова была его основная прерогатива. Интеллектуал-универсал происходит из почтенного законодателя и находит наиболее полное выражение в писателе как носителе значений и ценностей, которые любой человек может счесть своими. Люди, которые могли относиться к этой касте, были широко известными личностями, как среди народа (Руссо, Монтескье), так и среди аристократии (Вольтер, Дидро). Судя по всему, верным было бы сказать, что такого типа интеллектуалы не столько вырабатывали какой-либо контрдискурс, сколько сами формировали свой собственный дискурс, наполненный этическими нормами и политическими идеалами, а подкрепляли это продуманной философской системой. Мыслители такого типа, рождением которых можно было бы считать эпоху Великой Французской Революции, по признанию французского мыслителя, в современном мире очень не хватает.
Следующей вехой в генеалогии интеллектуалов, судя по всему, стало появление интеллектуала-специалиста, появление которых произошло сразу после Второй Мировой Войны. Интеллектуал-специалист рождается из фигуры «учёного знатока», которая, в связи с развитием в обществе технологических и научных структур, появляется и утверждается в западной цивилизации на стыке XIX-XX веков. Такая фигура выглядит уже гораздо более слабой. Подчеркивая такие недостатки как возможность стать объектом манипуляций со стороны различных политических сил, недостаток последователей и отсутствие выработанной и общей стратегии сопротивления власти, Фуко определяет интеллектуалов-специалистов как носителей локальной истины, борцов на своих местах. Этот тип интеллектуала на порядок слабее и потому, что не навязывает свое понимание и виденье какой-либо проблемы, подобно универсалам, но вынужден разворачивать свою игру от противного, идя на поводу у власти.
Важными здесь становятся два вопроса — существовали ли интеллектуалы как политические игроки до событий 1789 и чем они занимались, а также — каков тип интеллектуала будущего?
Отвечая на первый вопрос, видимо придется обратиться к не самой популярной теме в философии Фуко, а именно к пастырской власти. Несмотря на то, что в архитектонике текстов Фуко этот концепт скорее посвящен проблеме политической власти, у фигуры пастыря есть целый ряд особенностей, которые превращают его в некий гибрид мудреца и государя. Известно, что истоки государя-поводыря нужно искать на Востоке, в рамках дохристианского, а затем и христианского этапах. Три главных критерия, которому соответствует всякий пастырь — это направленность усилий не на территорию, а на самих людей, наличие этических оснований в своем правлении и концентрация на личности каждого, кто ему внимает. В действительности, эти три признака кажутся неподходящими для интеллектуала в современном понимании этого слова, но если рассматривать эпоху предшествующую Великой Французской революции, то единственно верной альтернативой интеллектуалу будет богослов-схоласт. Видимо именно такие личности как Дунс Скотт, Фома Аквинский, Августин Блаженный, Иоанн Солсберийский и др. занимали эту нишу. По некоторых признакам понятно, что это скорее просто предтеча интеллектуала универсального, о котором говорит Фуко, но отдельные исследования могли бы выявить более частные особенности фигуры схоласта.
Пытаясь ответить на второй вопрос, можно обращаться к самому Фуко, тем более что он, в целом, практически полностью повторяет идеи другого мыслителя, который внес существенный вклад в понимание места и роли интеллектуалов в обществе — А. Грамши. Отличие лишь состоит в том, что для итальянского философа изменение культурной гегемонии возможно посредством объединения усилий всех творческих людей — интеллигенции, в то время как для Фуко главным критерием является академичность (
Тем не менее, есть и ряд особенностей. В одном из своих интервью, он, обсуждая с Делезом проблему власти и интеллектуалов, говорит, что уже в ходе событий мая 1968 года было ясно, что массы не нуждаются в интеллектуалах как в источнике знаний. Общество в достаточной степени преобразилось, поумнело и, следовательно, требует такого же преобразования от самих интеллектуалов. Массы знают (истину), но не могут сказать, потому что власть давно захватила и исказила дискурс (эпистему, систему знаний) и контролирует его в той степени, которая необходимо для нее. В таких условиях главной деятельностью интеллектуала будет состоять в том, чтобы дешифровать, сломать, переиграть тот режим истины, который спускается сверху вниз. Целью удара должно являться не сознание масс, а предсознательная структура мышления, которая отвечает за устойчивость существующих в дискурсе истин и знаний, а также политический, экономический, институциональный строй производства истины.
В целом, роль интеллектуала в политической жизни общества была обсуждаемой проблемой, начиная с Платона и заканчивая Маркузе и Фуко. Однако его статус всегда оставался туманным. Фуко выводит на авансцену главную проблему — интеллектуал тем слабее влияет на общество, чем больше он пытается противостоять существующему порядку. Иными словами, борьба с тезисом, который выдвигает власть, не приносит такой же пользы, как предложение собственного тезиса, интерес к которому должен быть проявлен максимального широкой аудиторией. Именно общество должно быть озабочено изменениями, истиной, новым порядком и т.д. Значит ли это, что интеллектуал не нужен вовсе, до тех пор, пока общество не сделает четкого запроса на такого игрока, пока не призовет его? Если да, то значит ли это, что не интеллектуалы порождают революции, а революции интеллектуалов?