Пересказывать сюжет романа «Калейдоскоп: расходные материалы» Сергея Кузнецова нет смысла — не только потому, что там нет сюжета как такового, но и потому, что его там и не должно быть. Автор говорит: «Сюжеты вообще не важны. И идеи не важны, и концепции. Все куда проще: история существует. Люди рождаются и умирают. А любая попытка описать это какой-либо системой — исторической или философской — обречена». Концепцию о тщетности создания любых концепций Сергей Кузнецов транслирует на протяжении всех 850 страниц, иллюстрируя ее множественными примерами, которые своим наличием должны подтверждать ее верность.

Книга состоит из тридцати с лишним историй, герои которых живут в разных веках (с XIX по XXI) и на разных континентах. Тем не менее прямо или косвенно они связаны друг с другом и таким образом являют собой плавную, словно бы непрерывную и, более того, зацикленную, линию судеб, каждая из которых чем-то похожа на все остальные. Едва уловимая повторяемость, чувство неочевидного, но тотального дежавю — похоже, главное ощущение, вызванное повествованием. Автор конструирует его осторожно, но тщательно: в различных главах разыгрываются похожие фабулы, озвучиваются подобные размышления (вроде такого: «наша история — история поражения; свобода заканчивается, как любой другой трип»); встречаются схожие архетипы (например, вечное трио: блондинка, брюнетка и рыжая); мелькают даже детали-близнецы типа шестиугольной плитки на полу или развевающегося на ветру шарфа.

При всем этом среди сонма историй вы не найдете действительно друг на друга похожие. Большая книга Кузнецова напоминает инкрустированную драгоценными камнями карту одной, но громадной Империи. И инкрустация эта в самом деле богатая. Тут есть детективы, любовные истории, шпионские головоломки, травелоги, записки революционеров, офисные будни, семейные хроники, смешные сценки со съемочной площадки и даже вампирские ужасы (как ни странно, один из самых интересных отрывков). Есть Европа перед Второй Мировой, пока еще независимый Гонконг, Африка с ее племенами, бывший соцлагерь, куда кинулись россияне в 1990-е, Париж во время большого потопа 1910-го, Нью-Йорк с падающими башнями-близнецами… Каждую главу автор выписывает донельзя детально, с исторической точностью подходя и к главным событиям XX века, и к бытовым частностям, из которых они состоят. Что из этого важнее — не имеет значения: «С одной стороны, повторяется всё, а с другой — ничего. Исторические события — только точки в потоке времени, звенья в цепи причин и следствий. Бесконечное развитие одних и тех же мотивов, как в музыке».

Хочешь не хочешь, а от сравнения текста, собственно, с калейдоскопом не уйти. Вертишь его в разные стороны, а узор складывается в любом случае. Потому что детальки слишком малы и подходят для любого орнамента, легко становясь частью целого. И потом, калейдоскоп не игра, а игрушка, у нее нет начала и конца — как и у этой книги (которая пугает не числом имеющихся страниц, а тем, что их можно сколько угодно добавлять). Но одного сравнения с прекрасной детской забавой роман не выдерживает.

Дети не знают, как работает калейдоскоп, и в этом его прелесть. Его и разобрать-то почти невозможно, что и вовсе делает устройство чудом. Кузнецов же уже в первой трети романа дает полные инструкции к разбору волшебной трубы. Он недвусмысленно намекает, что истории, которые мы читаем, на самом деле рассказываются некими над-героями, и «внимательный читатель может за их сюжетами увидеть что-то про отношения рассказчиков». Вот автор устами персонажей утверждает, что «людям кажется: они уникальные, судьба их уникальная, любовь, ненависть», а это неправда, потому что «у Господа нашего не так много материалов, чтобы каждый раз начинать заново». И наконец, Кузнецов уже в который раз говорит, что новых историй больше никогда не будет, ведь «мы обречены разыгрывать один и тот же спектакль, бесконечно представлять одни и те же античные мифы — об инцесте, убийстве и жертвоприношении». По неясной причине он выдает все свои секреты в первой половине книги. В итоге вторая ее половина лишается присущей калейдоскопу загадочности.

Книги и фильмы, построенные по такой схеме (разбросанные главы/сцены, которые в итоге странным образом складываются в нечто единое), предлагают читателю/зрителю собрать свой кубик Рубика из исходных материалов; это всегда в какой-то степени головоломка. Корейский режиссер Хон Сан Су в фильме «Холм свободы» с помощью монтажа разбрасывает сцены в хаотическом порядке, и историю в итоге «делает» зритель, собирая ее из предложенных камешков в угодном ему порядке. У Сергея Кузнецова при любом раскладе вы приходите к одному и тому же; более того, еще не успев набрать скорость, вы узнаёте, чем гонка закончится.

В разобранном калейдоскопе нет волшебства: многослойные перипетии историй оборачиваются — пользуясь, опять же, словами автора — «богато декорированным кровавым гиньолем»; мастерски прописанная атмосфера каждой из глав все больше походит на сверкающую, но избыточную массу слов. Наверное, иначе невозможно рассказать о «расширенном XX веке», но, с другой стороны, может и не стоит собирать все сюжеты в один роман. Ведь они взяты из списка литературы, которым автор пользовался при написании и который прилагает в конце. Там Камю, Кафка, Оруэлл, Сартр, Борхес, Аксенов, Паланик и другие даже совсем неизвестные авторы, повествующие, например, о Шанхае 1930-х или о драгдилерстве во второй половине XX века.

«Калейдоскоп: расходные материалы» — это тот случай, когда лучше не анализировать чужой опыт, а попытаться повторить его: последовать за автором и прочитать хотя бы что-то вот из этого самого списка литературы.

Статья написана специально для издания «Прочтение», опубликована на сайте ресурса и перепечатана с разрешения редакции.