Изучая ранние фрейдовские интуиции, место которым осталось в «Толковании сновидений», можно заметить, что ключом к пространству Символического явилось как раз то, для чего в этом ключе, будто бы, не было никакой необходимости: речь идет о феномене сопротивления. Именно это открытие позволило читать фрагменты «археологии желания», конституирующие последнее в своей иносказательности.

Концепция сопротивления анализу представляет собой итог размышлений Фрейда относительно того, где анализ кончается. Ранние соображения, довольствовавшиеся финальной интерпретацией аналитиком этиологии рассматриваемого случая (и оставлявшие за пациентом решение относительно истинности того или иного предложенного решения), сменяются анализом контура резистентных конфликтов как магистральной терапевтической стратегией.

Здесь необходимо отметить, что сопротивление, помимо своего технического значения, Фрейд рассматривал также и успехом всего психоаналитического предприятия в целом, некоторое подтверждение его работоспособности.

Дальнейшие теоретические наблюдения за феноменом сопротивления интерпретируют его, в том числе, как возможное сопротивление «аналитика» , выстраивающего собственное истолкование в опоре на Воображаемый порядок — и, тем самым, реплицирующего собственный симптом в повторении наслаждения (ситуацией «идеального анализа»).

Замечания Жака Деррида относительно того, что может сопротивляться концепции сопротивления, того, что в "Traumdeutung" предстает как Пуповина сновидения (логический предел истолкованию его работы) касаются перспективы, в которой аналитический дискурс предоставляет место доминированию знания:

«Этот тезис касается на сей раз не какого-то временного предела, не какого-то резервного запаса смысла, а ночи, абсолютной неизвестности, изначально, врожденно связанной с (но и отвязанной по преимуществу, поскольку отвязанной от них) сущностью и рождением сна, привязанной к месту, из которого он исходит и чье родимое пятно он хранит: пуповина, омфалическое место есть место некоторой связи, некоторый узел-шрам, хранящий память о разрыве и даже о нити, оборванной при рождении»

Место этого абсолютного связывания пространства сновидения, в «Четырех фундаментальных понятиях психоанализа» у Лакана отмеченное как «зияние», «дыра пупа» — представляется чем-то сродни воображаемому краю неориентируемой поверхности топологического объекта.

Фантазматический регистр, которым данный образ оказывается захвачен, предстает местом, где дискурс знания растождествляет анализирующего — с объектом избыточного наслаждения. Такой процесс потери идентификации с местом нехватки, оставаясь своеобразным «анекдотом нелепого сновидения» — не без оснований можно считать «сопротивлением анализа» .

Психоанализ, оставаясь, в сущности, тем анализом, что наследует греческому analuein через всю логико-философскую традицию аналитики как проводника археологики мышления, в то же время — претендует на особое место внутри этого мышления analuein.

Сложившись на основе анализа видов сопротивления, разных социо-культурно и индивидуально-психически, аналитика желания является не повторяемым сюжетом мысли, но скорее событием некоего дискурсивного самоподобия, обнаруживающего сингулярности сопротивления процедуре анализа — в эзотерическом пойезисе повседневности.

Однако, Деррида же отмечает и возможные трудности на этом пути особого, другого анализа, сопротивляющиеся «страсти к толкованию сопротивлений». Помимо сложности ритма аналитических процедур, вращающей дискурс нехватки сообразно необходимости интерпретации, уже как-то размеченной проторенными тропами аналитического опыта, наличествует также и та этиология вытесненного, чьи симптомы могут быть прослежены несколькими путями:

1) В воспроизведении аналицистской логики, центрирующей данную интеллектуальную практику как таковую. В этом смысле, анализ, говорящий от имени того, что подлежит интерпретации, несет фигуры психотической речи (обычно говорящей от лица «кого-то еще»).

2) Дидактическая проблематика, заключающаяся в необходимости картографировать территории, рассеченные объектом нехватки в границах консолидации высказывания, в необходимости побочного производства «дискурса знания». Последнее в метаморфозах аналитической теории (и практики) имеет тенденцию сопротивляться анализу в его аутентичном дискурсе.

3) Отмеченный в первом пункте тип высказывания с паранойяльными черты (высказывание, чьим характерным признаком является выговаривание некоего пароля иного сюжета, шифрующего смысл глубиной превыше всякой возможности для ретрансляции) — также носит черты диссеминированной множественности сопротивляющихся консистенций, вокруг которых пишется история анализа

Рассмотренные выше фрагменты речи интеллектуальной традиции, чьи претензии на определенное знание выстраиваются вокруг открытия нового вида субъекта -двусмысленное отношение которого со знанием о себе, в свою очередь, носит отчуждающий характер — открывают горизонты, где вопрос «кто или что говорит?» может ставиться новым же образом.

Обнаруживая современность в метаморфозах критического знания, психоанализ (тем более децентрированный как дисциплина, чем более богатой сопротивлениями становятся, так сказать, “analytical cases”) находится в том положении, с которого любой анализ, видимо, только и может начаться.

Фрейдом отмеченная перспектива «закрытия бессознательного», суть которой состоит именно в потери внимания к месту, где наслаждение от того или иного суждения демонстрирует свой прибавочный, повторяющий и повторяющийся характер — есть, во многом, именно заступание в дискурс, репродуцирующий знание из сцены «идеального анализа».

Феномен этого повторения (неизменного индикатора тревоги, влекущей очевидное — дорогой неизвестного), в этом смысле — всякий раз должен прочитываться заново, как тот, которым говорит современность.