Текст для газеты «Дикоросия» выпускаемой горизонатльным-коллективом «делай культуру».

Точно и не вспомнить, как и зачем я вышел тогда со двора и пошел по нашей длинной улице в сторону песчаного оврага, за которым начинался лесок. Недавно вернувшись из большого города всегда есть потребность бродить: ноги привыкли, а скука тихой размеренной жизни поселка не дает усидеть на месте. Эта улица стала такой узкой и тихой, едва я вырос, а заборы словно в половину осели в землю, ровно как и их хозяева, наши родители. Мои одноклассники уехали отсюда в ближайший город и потерялись кто насовсем, кто на возможный совсем — то есть приезжают сюда исключительно из надобности и жалости. Денег здесь нет. Возможности смешат местных уже на середине слова. Наш поселок пустеет, и превращается вопреки телевизору в настоящую субурбию. Коттеджи «городских» занимают новые части колхозных полей. Лужайки и пикапы — американская мечта — картинки на сайте риэлторской конторы. Только, почему-то клип очередной эмо группы или свой вариант Симпсонов, тяжело представляется мне в этих грубых декорациях. Слишком карикатурно.

Овраг, который когда-то подарил мне песочницу, а отцу фундамент для нашего дома — теперь совсем зарос полынью, ржавый ковш застыв в очередном гребке создавал впечатление, что время в миг остановили, и забыли включить заново. Вольная трава высилась уже у самого сгиба ржавой культи. Этот лесок за оврагом никогда не был диким, скорее он всегда дичал от случайностей, которые в нем происходили: найденный труп соседской собаки, впечатливший меня в шесть быстро замылился в памяти, когда в этом лесу повесился Дурачок Витька. Ему было около сорока, когда он как будто вспомнил всё, что произошло за время с момента его тяжелой контузии под Грозным. И очень обиделся на всех. Его сняли с огромного дерева, когда лицо совсем высохло и стало синим. Он жил у своей сестры Марины, которую мне велено было звать Тетей Мариной, и был ее домовым рабочим — буквально работающим за еду и одежду. Все, что Витька помнил о жизни и себе, это то что он ефрейтор Черных и что граната взрывается через три секунды после того как отпустишь чеку. Он невероятно впечатлял нас мальчишек своим познанием десятка искусных вариантов убийства человека с одновременным и очевидно бескорыстным добродушием. Но вот и Витька, как бы он сам сказал, «спёкся», а в лесу только начиналось дичание. Здесь я впервые подрался, поджег дерево, взорвался на петарде «Корсар» и узнал, что моя одноклассница Ксюша, ходит сюда с мальчиком из 8 «бэ» и показывает ему отнюдь не марки в альбоме.

Лес тоже постарел, как улица, _стал визуально меньше и суше, многие ветки у черных деревьев на первой линии стали заметно острей и опасней, намекая людям — хватит бродить! Место где зимой мы разводили кострище и варили окуней в котелке и даже турник который сделали неизвестные старшаки между двух сильных рядом стоящих деревьев исчезли, только память визуально врезала их в реальность. Деревья сгущались, но я стремился к повороту, за которым череда тропинок приводит местного к текучке. Так здесь называли речку, которая обмелела за время существования поселка до узкого ручья. 

Я представлял, пробираясь через ветви вглубь леса, как бы страшно стало мне, увидь я здесь в одно мгновение высотное здание, как на Котельнической набережной или Арбате и текучку рядом. Захотелось сфотографировать эти неказистые на первый взгляд, кривые стволы, которые вырисовывали в пространстве бесконечное количество логотипов для еще не созданных блэк-метал групп. Если врезать высотку средь ветвей и украсить таким шрифтом, получится забавный мем: о том, как в Сибири пространство выдумывает тяжелую музыку просто своим существованием. Не помню, как фотографий набралось с десяток, помню, что нагнулся и сфотографировал грибы под ногами. Очень милый неизвестный малыш с длинной ножкой и крохотной одутловатой шляпкой. А дальше, вот, если присмотреться на фото: кто-то ободрал кору у самых корней, а вот ямки от вырванных на корню маслят. Это уже сентиментальное, для себя исключительно. 

Ручей окончательно пересох или пространство столь одичав — изменилось, так что его невозможно найти. До темноты оставалось немногим менее часа, когда я наткнулся на свет фар посреди узкой дороги, на обочине которой, мы с Максом похоронили моего щенка умершего от чумки. Я знал этот длинный путь домой, но не думал, что здесь ездят автомобили… Свет фар резко погас и я увидел, что полицейский бобик застал меня посреди моего дикого леса в вечерний час. Окно открылось и из салона показалось обыкновенное лицо полицейского. Как все другие.

— Че бродим? 

— А?

— Че бродим, говорю, откуда будем, документы есть?

Второй полицейский, что был за рулем закурил и открыл окно. Странно вспоминать что ты чувствуешь в такой момент, но всякий человек что жил в большом городе знает, как выбивает землю из-под ног любой вопрос полицейского, тем более в такой час, и тем более посреди такого места.

— Да вот…гулял — тихо ответил я и сжал ключи внутри кармана толстовки.

— Проедем.

— Куда, я ж…я ж тут живу? — испугался сильнее я и уже больно сжал ключи.

— В лесу?

— Нет, тут рядом, на Вишневой улице.

— Ты глянь, совсем ошалели — возмутился водитель — прям возле дома роют!

— Проедем — строго повторил полицейский и открыл дверь

«Спросить документы? Вспомнить свои права, вспомнить свои пра-а-ава… так, может попросить звонок? В лесу? Бля, а если ОВД-Инфо, да вроде не митинг… А это ж незаконно? Черт, я не знаю, что делают в таких ситуаци… и я вспомнил, что никто, кажется не помнит. И тут я понял, кто и что «роет» и что они от меня хотят».

— А…. документы?

— В отделе все будет. Проедем.

— Леха, че ты с ним возишься, в стакан давай.

На горизонте погасло солнце, в окнах домов зажгли свет.

— Умный блять? — прошипел полицейский. Он щас ор поднимет, докажи потом что у него «весит»

— Как это «весит»? Вы о чем? 

— А ты, что, правда тут гулял? Ммм… щас заглянем в участке в твой телефон, и узнаем, че нагулял, сколько и насколько.

Я хотел было рвануть в лес, бежать и бежать далеко. Я почувствовал, что нахожусь в одном дыхании от дома и одном от горящего плана этих ментов. Куда бежать, я не знал, куда глаза глядят, все пути сейчас домой. И я побежал. И, наверное, зря. Темные ветки порезали лицо. Звуки крика и моего дыхания стали длинным и растянутыми. Граната взорвалась в моей голове намного быстрее, чем обещал Витька. И перестал страх.

— Как я буду протокол заполнять, еблан, если у меня все руки в крови? — закричал первый

— Че ты орешь, а че ты орешь? Щас заполним, не егози.

Я попытался пошевелиться и понял, что сижу в толи коробке, толи клетке и прошипел от боли. В затылке ныла тупая боль.

— Рот закрой, рооооооооооот закрыл! — отрывисто шумел голос полицейского у меня в голове.

— Лееееееееееееееееееееееееххаааааааааа! — долетало следом. Я засыпал и просыпался. Казалось мы едем целую вечность. А ехали двадцать минут. До районного отдела.

— А вот пароль, нужно менять, гулял, дата рождения, это не пароль.

— Вот тебе кора, вот нора, вот, вот, вот…ну все епта!

— Лес, это не опасность, нужно бояться людей — сказал отец и вышел из-за дерева с ружьем за спиной.

Вереницын достал блокнот и начал читать свой рассказ вслух:

— Я знаю в Москве больше ста переулков, где можно укрыться от людей, лес из зданий и знаков дорожного движения, а? Как тебе?

— Да ты что? — удивилась Аня, и крепко сжала мою ладонь в своих руках — дикость…

— Шкловский, открыл этим выражением целую мачту, парус который мы с вами каждый раз раздуваем, используя это словосочетание — Сергей Иванович отошел от кафедры и довольно заулыбался. Было видно, как он счастлив поделиться этими словами.

— Куда его? — Еремчук, несите двухсотого, ха-ха-ха, к бичам несите! Проветрим. — офицер отпил из кружки ароматного чаю с бергамотом.

— Каждый поворот внутри — продолжил Вереницын, — внутри кольца, это новый виток огромной цепи технической природы города!

— В лесу выживает все, что теряет смысл за его пределами, только человек имеет смысл, потому что придумывает его — отец затянулся в последний раз и потушил ногой слюнявый бычок.

— Че ты лепишь, все тут невиновные! — сипло заметил Ширяйкин

— Товарищ подполковник, ведь налицо криминал, ну взгляните на фото! Кора!

— Ты какого хуя трогал его телефон? — майор посмотрел на лейтенанта.

— «Лес дичает от человечей дикости!» — прочел отец кривую надпись на деревянном заборе ДПМК — и то верно!

Москва. Октябрь 2021 года.