Видеоящик Пандоры
Творчество канадского режиссёра Дэвида Кроненберга почти всегда оказывается тесно связанным с серьёзными общественными событиями, будь то
По сюжету молодой продюсер кабельного телевизионного канала (ранняя и, пожалуй, первая наиболее известная работа Джеймса Вудса), показывающего по ночам эротические фильмы на грани с порно (последствия сексуальной революции), случайно ловит сигнал программы, которая крайне реалистично показывает сексуальные пытки и убийства. Эта передача вызывает у него с одной стороны острый интерес, т.к. герой давно пресытился традиционной порнографией, и ему хочется получить новый опыт, а с другой — серьёзные галлюцинации, в результате которых он уже не может понять (и мы вместе с ним), где кончается иллюзия и начинается реальность. В этой квази-реальности, осознав тяжесть обстоятельств, продюсер пытается докопаться до истины, и выявить источник телепередачи, но она — лишь верхушка айсберга, программа скрывает специальный сигнал, который вызывает некую опухоль в мозгу человека, вызывающую галлюцинации и позволяющую управлять им. Одной из зацепок для героя становится таинственный философ Брайан О’Бливион, общающийся с миром посредством видеокассет, и его дочь, которая призывает его покончить с Видеодромом.
Кроненберг активно использует образы из реальности (CIVIC-TV — отсылка к канадскому каналу CITY-TV, а Брайан О’Бливион — к канадскому философу и теоретику средств коммуникации Маршаллу Маклюэну, исследовавшему влияние медиа на человека), включая устоявшиеся мифы (например, легенда о том, что просмотр телепередач может вызвать опухоль), обозначая таким образом социальную проблему в присущем ему стиле. Но самое интересное в том, как он пытается разобраться в решении этой проблемы. Для этого стоит обратить внимание на образ убийства в фильме: рука главного героя под воздействием телепрограммы срастается с пистолетом, превращая продюсера в оружие организаторов Видеодрома (что характерно, его используют в первую очередь для устранения конкурентов — партнёров героя по телеканалу). Но когда дочь философа О’Бливиона убеждает его бороться с хозяевами ужасного сигнала, провозглашая «революционное» «Смерть Видеодрому!», мутация никуда не исчезает, и герой продолжает этой же рукой сеять смерть тем, кто им ещё недавно управлял. Неизбежно открытый финал, в котором призыв к самоубийству героя провозглашается переходом на новый уровень, лишь усиливает эту двусмысленность, в которой отражается главная трудность в борьбе со «злом из телевизора» — те, кто пытается с ним бороться, все равно находятся под его влиянием. Используя его методы, внедряясь в дискурс, они попадают на его территорию, а значит — под его влияние. Попасть же туда совсем не сложно — достаточно лишь один раз взглянуть в глаза Видеодрому. Фильм Кроненберга фаталистически провозглашает: видеоящик Пандоры открыт, независимо от нашего желания, и закрыть его уже не удастся.
Виртуальная реальность скрещивается с «реальной», и эта «мутация», данная нам в ощущениях — наша жизнь.
Отдельно стоит сказать про мониторы, упомянутые в начале статьи. В 1982-м году компьютерные игры представляли то, что нынче кажется кучкой пикселей, отдалённо напоминающие некоторые узнаваемые фигуры, а то, что впоследствии будет названо Интернетом, ещё оставалось уделом специалистов и энтузиастов. Но Кроненбергу удалось заглянуть намного лет вперёд, тем самым сохранив техническую актуальность фильма и после того, как сами видеокассеты стали символом ушедшей эпохи. Пикселизация изображения во время погружения в галлюцинации, рука-револьвер, как отсылка к будущим играм в жанре «3D action» (англ. , где герой, расправляясь с бесконечными врагами, на протяжении всего действа не отпускает из руки оружия, да и сама влагалищеобразная дыра в животе героя, куда без проблем могли быть загружены не только кассета, но и игровой картридж или диск — всё это подтверждает достаточно глубокое проникновение Кроненберга в интересующую тему и его острое профессиональное чутьё.
Передовой характер фильмов Дэвида Кроненберга сводится не только к актуальным общественным проблемам, но и к тем образам, которые становятся знаковыми для мирового кинематографа. Взять того же паразита из «Судорог», проникающего внутрь людей, ставшего фактически прототипом для культового фильма «Чужой» Ридли Скотта. В «Видеодроме» тоже есть образ, послуживший основой для целой линейки фильмов ужасов «Звонок»: телевизор, из которого выбирается рука. Однако более существенным здесь является другое образное решение — галлюцинации, превращающие большую часть фильма в сон, и позволяющие совершенно по-разному интерпретировать зрителю границы реальности и иллюзии, вплоть до того, что практически всю ленту с момента первого просмотра сигнала Видеодрома можно считать борьбой внутри воспалённого сознания героя или сплошной галлюцинацией. Именно это «иллюзорное» решение в 90-е станет краеугольным камнем системы образов другого знаменитого режиссёра — Дэвида Линча.
Надо сказать, что ставшие неизменным атрибутом фильмов Кроненберга ещё со студенческих лент («Стерео», «Преступления будущего»), а впоследствии «фирменным стилем» мутации в «Видеодроме» наименее драматургически обоснованы, в отличие от других его работ, где изменения живой материи являются либо завязкой истории, либо логически из неё вырастают, как в «Мухе». Но именно в контексте размытия чётких границ между бодрствованием и сном/галлюцинацией становятся естественными и понятными мутационные изменения тел героев. «Телевидение стало отражением нашего подсознания» — говорит Брайан О’Бливион, поэтому вполне естественным становится то, что именно в метафоре медиа-галлюцинации режиссёр отражает деятельность своего собственного подсознания. Отсюда и название фильма, воспроизводящее название передачи, символизирующее в иных случаях (как правило относящихся к «категории B») скудность фантазии авторов, оказывается крайне точным — мы все стали зрителями «Видеодрома», и надо с этим что-то делать.