Мы публикуем рецензию Александра Маркова на книгу Ролана Барта «Как жить вместе: Романические симуляции некоторых пространств повседневности. Конспекты лекций в Коллеж де Франс, 1976–1977 г.г.»

Книга «Как жить вместе» вышла в рамках совместной издательской программы с Музея современного искусства «Гараж» и издательства Ad Marginem.

Барт-кинобиозис

В лекционном курсе Ролана Барта 1976–1977 г. природа держится за саму себя: она слишком редеет, когда одомашнивается, но и в дикости бывает чужда себе. Тема курса — киновия, умение жить вместе, которое Барт называет и «кинобиозом», как есть анабиоз. В анабиозе мы продлеваем жизнь, словно бы не имея ее, распоряжаясь ей, так что это распоряжение всегда уходит у нас из рук, возвращаясь только в яростном дыхании дальнейшего повеления жить. В кинобиозе мы живем вместе так, как если бы эта жизнь не накладывала никаких дальнейших обязательств, но при этом под постоянной властью культуры. В этой пустынной жизни вместе Барт видит начало культуры в привычном нам смысле: распоряжений власти, которые нужны для правильного существования среди природы.

Но смысл курса лекций — восстановить то, что бывает до «жизни вместе». Человек всякий раз оказывается на обрыве: пытаясь заботиться о себе, он вдруг открывает, как все его заботы оказались ниже его взгляда, оказались искушениями и «падениями» в буквальном смысле слова. Монах, постоянно рискующий падением, оказывается слишком верен себе, слишком выверен, слишком встроен в таблицу собственного существования. Поэтому хотя «монах» и означает «одиночка», но он берет на себя одиночество вместе с именем, как берут на себя тяжесть прожитых лет.

Но если монах молод и ему предстоит не только нынешняя жизнь, но и вечная? Тогда он оказывается в идиоритмии, «особножитном» монашестве, монашестве «собственного ритма». Идиоритмия как поэзия жизни — это для Барта явление природы, а не общества: как стая ведома инстинктом, великой тягой жизни, как животное ищет себе место между землей и небом, так и идиоритмический отшельник, не обособляясь, ведет обособленное хозяйство. В этом ведении хозяйства — вся ярость чистилища, природы, которая знает, что она райская, но безумствует, вырываясь из своего существования, не пускающего к этому знанию.

Вновь постоянные риски падения, но другие — истощения этой природной ярости, когда она слишком обращает внимание на конфигурацию пространства для «жизни вместе». Тогда и вступает в строй киновия как постоянное измерение этой конфигурации, позволяющее уже не обращать на нее внимание. Такая жизнь вместе — первая, в которой ближний становится целью, задолго до Канта, именно потому, что жизнь в тебе приноравливается к ближнему, целясь в него, ставя целью оказаться успешной в твоем отношении к ближнему.

Ближний тогда окончательно перестает быть ловушкой желания, но становится тем слепым пятном желания, которое и очищает прежний природный настрой от свойственных тому ритму. Вместо раскачивания в ритм своего доброго намерения — непосредственное столкновение со злом как провалом памяти природы и память о том, как ближний уже задел тебя, задел самим фактом своего бытия и потому не собирается вовлекать твое желание в свой мир.

Ближний не желанен, он ранит не хуже стрелы Эрота, и только эта рана и остается единственной мерой переживаний. Природа не бывает ранена, раненое животное мучается, но не представительствует за природу. А в ране ближнего впервые природа ранена, ужасаясь необходимости представительствовать за себя в раю.

Александр Марков — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела христианской культуры Института мировой культуры Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, научный руководитель интернет-журнала «Гефтер».