Как пандемия раскрывает обществу глаза на собственную сущность и бессознательные процессы, почему в мировых эпидемиях человек видит мифические и христианские символы, зачем капиталистической системе нужны истерические массы с измененным сознанием и почему Пандемия – это не синоним слова «упадок», а его непосредственное и удручающее следствие.

Число заразившихся увеличивается, инфекция растет, а сознание людей пошатывается в сторону полубезумного стона массовой истерии. Сегодня уже кажутся до нелепости смешными истории о «заточении в четырех стенах», навязчивых мыслями недопотребления благ, отказ от конформистской рутины и инфантилизме человеческих душ. Индивиды не могут остаться один на один с собой — им нужна программа развлечений от мысли капитализма, покупаемый досуг, бесплатная порнография для заполнения пустоты между двумя полушариями, плодоносящее безумие пролетающих сквозь информационный поток новостей о новых жертвах в ярких обложках. Пандемия новой коронавирусной инфекции оголила уже известные обществу язвы, которые умело скрывались под вуалью беспечности и «стабильной» экономической ситуации. В этом эссе будут затронуты такие темы, как формирование новых видов сознания в период пандемии и восстание коллективного бессознательного, кризис капиталистического общества, аффективность самоизоляции и возрождение средневекового человека в 21-м веке.

Идеология распада

Капиталистическая система страдает — и страдает она не только своими приверженцами, но и всеми вольно-невольными потребителями ее благ. Экономическое благосостояние пошатнулось, но не рухнуло вниз — у капитализма еще есть возможность взять ситуацию под свой контроль при помощи захвата образа пандемии и дальнейшей переработке под свои нужды. Такую переработку в можно наблюдать в массовом появлении товаров и одежды с изображением коронавирусной инфекции, рекламных баннеров с использованием символов пандемии — медицинских масок, дезинфекции и самоизоляции. Капитализм в данном случае не принимает новых валютных жертв, а создает «позитивный» и «благожелательный» образ пандемии с помощью собственных идеологических форм — свободы, счастья и консюмеризма. По теории «Общества Спектакля» французского философа Ги Дебора, капитализму, для поддержания собственного статуса и преодоления кризиса, требуются только «довольные» общественные массы, которые способны закрывать глаза на происходящий вокруг хаос или стать частью этого хаоса. Здесь Спектакль стоит понимать как идеологию капиталистической системы, в которой разрозненные и неудовлетворенные индивиды представляют угрозу легитимности и не могут быть взяты под контроль. В случае же бессилия человека перед лицом новоявленной пандемии, Спектакль получает в свое управление два формирующихся в процессе карантинных мер варианта массового сознания, которые характерны, в первую очередь, для постиндустриального общества:

1. «Панический», при котором индивид не способен здраво оценивать эпидемиологическую ситуацию в стране и мире, не способен к анализу поступающей через СМИ информации о пандемии, пропуская весь «шум» через себя, здраво оценивать свои поступки (массовая закупка средств личной гигиены, продуктов питания, средств защиты вроде противогаза и распространение ложной, не всегда осознаваемой информации). Данный тип сознания, отчасти граничащий с истерическим расстройством, часто проявлялся в истории человечества на примере массовых психозов и всегда был характер для ослабленных или неокрепших умов.

2. «Скептический», при котором сознание индивида «отрицает» сам факт пандемии, ее распространения и смертоносности, отказывается доверять статистическим данным, в качестве аргумента приводя «схожесть с гриппом» и «государственную пропаганду». «Скептики» часто отказываются принимать карантинные меры и одевать средства защиты, тем самым становясь либо разносчиком, либо инфицированным. Такой вид массового сознания возможен только в обществе с быстрым распространением информации и длительным процессом образования — «скептики» рождаются из непонимания и инфантилизма, недостаточности знаний и, как вывод, невозможности критического мышления и самостоятельной переработки информации.

Слабому, опустошенному истерией или скептицизмом обществу трудно пережить пандемию без потерь разума и жертв вируса. Спектакль, властвующий над помутненными умами, может, и утверждает оставаться дома и обеспечить режим самоизоляции, все же порождает обратную связь в виде граничащего с безумием массового пандемического сознания.

Психическая пандемия

Социум извивается в агонии, разрывается на части и не может сойтись на мысли о том, что прежний микромир каждого из его субъектов ставится под вопрос или терпит крах. Люди переживают самый обширный психологический страх — страх перемен, требующий принятия изменений в своей личной и социальной жизни. Это порождает в душе индивида чувство беспомощности, тем самым обезнадеживая, а главное — наделяет консервативным влечением к старому миру и стабильности рутины до инфекционной пандемии. На данный момент это связано с нежеланием, отказом (при скептицизме) или принуждением использовать новые виды связи для межличностного общения, онлайн-методы обучения и работать в офисе из домашней обстановки. Бывшая рутина более не вызывает неприязни, а дарит чувство ни с чем не сравнимой ностальгии — даже если это было не более, чем бег по кругу — от работы до ежедневного похода в ближайший супермаркет. Квартирный карантин воспринимается сознанием как бОльшая несвобода без смен декораций улицы и вечно снующих в разные стороны людей, преобразовывая самоизоляцию в затянувшийся тюремный срок без конца и края.

С психологической точки зрения, пандемия и связанные с ней карантинные меры — новый штурм на человеческое сознание и восприятие действительности. Многие, не подпавшие под расстрел массовым истерическим или скептическим сознанием, смотрят все это взглядом каторжника, лишенного чувства свободы и выбора. Люди бояться остаться один на один с собственным оголенным черепом из–за пустоты последнего, а каждодневное пребывание в «четырех стенах» расценивается индивидами как противозаконное заключение и даже как форма рабства. Они выходят на прогулку без средств защиты — в качестве жеста «неподчинения» правилам, словно подростки, или «неверия в пандемию», после становясь инфицированным, но зато имея воображаемые свободу и контроль над своей жизнью. Но мало кто готов понять, что рабами становятся не в неволе, а на свободе — не в запертой квартире, а в собственной разлагающейся душе и спертом воздухе. Старый мир в таком случае воспринимается как Потерянный Рай, новый — пожираемый инфекцией Ад, над которым возвысились четыре всадника. Карл Юнг счел бы это явным коллективным бессознательным процессом, при котором индивиды теряют индивидуальность в безликой массе вопящих про глобальное бедствие и деградируют к более ранним этапам развития общественного сознания — с верой в сверхъестественное (крестные походы и убежденность защиты от Бога), национальной неприязнью (гонение на китайцев на первом этапе распространения), предрассудками (лечение вируса народными средствами) и распространение неверной, а порой и абсурдной информации о вирусе. Коллективное бессознательное, как известно, является составляющей психики каждого человека, и представляется собой некий мировой опыт от лица всего человечества — связанными, в первую очередь, с мифами и религиозной жизнью. Именно активное действие коллективного бессознательного, делает пандемию двадцать первого века схожей со средневековыми пандемиями оспы и чумы, когда на человеческое сознания был наложен отпечаток подчеркнутого иррационализма, религиозного фанатизма и полновластия Церкви. Но отдельный человек 21-го века может противостоять умопомешательству, ведь известно, что чем разумнее и индивидуальнее личность, тем меньше вероятность массового психоза и подпадание под влияние отупляющего и меняющего сознание потока информации.

Средние века в глазах народных

Эпидемии различных инфекционных и вирусных заболеваний воспринимались обществом схоже и всегда предсказуемо из–за коллективного сознания в отношении данной ситуации. Чумная инфекция, как пример самой смертоносной болезни Средневековья, была взять под контроль человеком для его спокойствия и любознательности, но не была уничтожена — именно во времена своего буйного рассвета она породила самые известные виды религиозного фанатизма, ненавистных Других в виде еретиков, евреев и женщин, а также ослабление экономики и, как положительное, укрепление медицины и науки перед началом эпохи Просвещения. Нечто подобное ожидается и от пандемии сегодняшнего дня — за кажущимися только негативными последствия, она принесет с собой прогресс в технологий и подвергнет сомнению общественные и экономические устои. Если задуматься, то такие позитивные изменения с лёгкостью могут коснуться онлайн-обучения и удаленной офисной работы, межличностного общения через конференции и мероприятия, на которых реальное присутствие уже не будет необходимостью — пандемия даст развитие виртуальному пространству и деятельностью в его цифровых стенах. Но регресс — это тоже дело «рук» эпидемии — к чему мы приходим?

Национализм и гонение братьев наших — не ново для человеческого общества с вечными расстройствами любви и неприязни. В процессе принятия коронавирусной инфекцией статуса пандемической, в СМИ уже пестрили заголовки об «азиатской болезни» (что уже подчеркивало националистический характер проблемы), и происходили гонения граждан азиатского происхождения в местах массового скопления людей. Эти меры по «устранению очага инфекции» напоминали собой охоту на ведьм и активную работу бессознательного страха — уничтожение всех, кто потенциально имеет отношение к заражению. Для такого типа «инфекционного национализма» характерны высказывания в духе: «их и так много, потерь не заметят», «пусть болеют, им хуже не будет». С подобной же ситуацией сталкивались все, кто носил маску, которая идентифицировалась в массовом сознании с болезнью и возможной опасностью, а после стала настоящим символом пандемии. После распространения инфекции на весь мир, данная проблема исчезла сама собой, оставив после себя вырытый ров для размышлений о круговороте истории.

Интересен и тот факт, что сегодняшняя ситуация в мире часто сравнивается с такими христианскими явлениями как Судный День или даже Апокалипсис, что также происходило при массовых истериях во время Черного мора. В коллективном бессознательном рождаются неизменные образы, которыми охотно пользуются броские и опошленные заголовки из СМИ. Стоит понимать, что данные идеи поддаются бОльшей рационализации, чем в глубоко клерикальные средние века, но все же становятся актуальны именно в свете церковных событий — крестовых маршей, отказа от закрытия церквей, всенародных проклятий и отречения от Бога за непринятие его помощи в борьбе с короновирусом, выраженных в освещении улиц и целовании икон. Все это — феномены средневековья, за исключением, пожалуй, бичующихся и устраивающих истерические пляски.

Все триумфы и трагедии — всего лишь плоский круг времени, идя по которому, можно увидеть, как не меняется история и человечество не учится на своих ошибках. Религиозные метафоры становятся все более популярными, а головы опустошаются без потребления досуга и удушающей рабочей рутины — все это символы возможно нового, а все же забытого мира каждого человека, переживающего, выживающего или наслаждающегося на пляжном отдыхе карантина. Пандемия, как феномен упадка человека, открывает глаза на мир с явными подкожными бубонами и язвами, с превратным пониманием свободы и поддающемуся изменениям сознанию, невозможности критического мышления или наоборот — излишнее недоверие к окружающему миру. Эта пандемия показательна для человека 21-го века в первую очередь тем, что при малейшей опасности, угрозе и требовании соблюдать дисциплину человек ломается — ломается не смотря на мировой и исторический опыт, тонет в глубочайшем психозе, деградирует до уровня гражданина средневековых городов, в голове которого не существовало ничего кроме религиозных трактатов и суеверных представлений о мире, тем самым полностью обесценивая достижения цивилизации как таковой. Человек теряет свое лицо — в панике и отрицании очевидных вещей, в инфантилизме поступков и непонимании, человек лишается себя — а может, он был потерян еще до нашествия пандемии?

Автор: Аглая Во Мраке (София Михайлова)