~

моллюск из раковины:

мир-вне-себе,

чтобы миллионы лет

случайности и бронхиальная астма —

отпечатки дождя на потопе

ещё до момента,

как они стали водой,

а швы неба

не рассосались рубцами—трещинками

на зимних альвеолах черемухи.

Однако

ты всё ещё хочешь что-то сказать?

~

в единственном

числе и его собственности —

среды окружения улитки рта:

наплыв, приближение, замедление

(в долгом дыхании безымянного)

плотоядная наводь.

в наводи

тонешь—тонешь—тонешь,

а там

всё тоньше—тоньше—тоньше

до конца — и дальше.

~

и стало

призрачное ясным,

среди стволов прозрачных млея.

вышептанные стенами

горизонты песка,

извержение неистового —

тайнописи

объёма их кожи

оседая в приливах

чтобы, вышагивая поверхность

отпечатками на подошве,

ждать, не надеясь

найти найденность.

это — кипящая капля,

что, падая на раскаленное масло

с близорукого мизинца,

вмещает себя в испарение,

а потом

пересекает себя сквозь себя

конденсатом,

понуждая выявление:

—И я — Джордж Смит! И я, Джордж Смит…

~

наедине

с ярко погасшими свечами —

ослепляющая невыносимость,

как будто вы уже

знакомы, слегка соприкоснувшись плечами

ещё до 

обретения формы,

всеоформленности касания.

но только так

скорость становится обходимостью

как нечто,

на что — бесприютно, не жмурясь —

зрящее возвращает Эвридикино: не о—о—,

до всепоглощающего междуцарствия Эхо,

до освежевания события.

~

новая искренность

медного провода

оголённые провода

искрят обесточенностью

врождённый вой

конфетной обёртки

склонность потолка

изобретать макушку

где — точка входа

привязанный к мачте

как — уши воском

какофония скобок:

(гениальности гробики — горбики генитальности)

искушение

пропускной способности

хориста в хоре —

открывать и закрывать рот

в такт гармонии,

не издавая

ни звука;

и этим

криком

столбика тел

мы населили остров архи-ископаемого —

иссушением зеркалом

на пути к языку?

а после —

ведутся технические работы;

и возле

заброшенной стройки коррозии

развоплощается

Вечный Свидетель

бесследного:

тишина,

не мы.

~

об застывшее

спотыкается стирающая себя

публичность солнца,

чтобы стать вращением

возврата оставленного

блика

на подоконнике.

а ты

прикладываешь

вышептанные наощупь

трафареты привычности

к майскому снегу

и ждёшь,

что вот сейчас

всё сойдется по контурам —

ты проснешься от страха

озарения последнего выдоха.

совсем скоро ты сам станешь тем,

от чего себя не разбудишь,

что не вмещается

в сон,

что понятно

только заново.

~

на языке умолкания

слово "быть"

читается как "бы — ",

а произносится

уменьшением птичьего клина

в сторону Севера.

сослагательность наклонения

косой ряби ливня,

читающего твою книгу:

больше не существующий вне

растекающихся слов по раскрытым страницам,

возвращающихся промоканием сквозь

дежавю — курсивом — в перво-дерево.~

моллюск из раковины:

мир-вне-себе,

чтобы миллионы лет

случайности и бронхиальная астма —

отпечатки дождя на потопе

ещё до момента,

как они стали водой,

а швы неба

не рассосались рубцами—трещинками

на зимних альвеолах черемухи.

Однако

ты всё ещё хочешь что-то сказать?

~

в единственном

числе и его собственности —

среды окружения улитки рта:

наплыв, приближение, замедление

(в долгом дыхании безымянного)

плотоядная наводь.

в наводи

тонешь—тонешь—тонешь,

а там

всё тоньше—тоньше—тоньше

до конца — и дальше.

~

и стало

призрачное ясным,

среди стволов прозрачных млея.

вышептанные стенами

горизонты песка,

извержение неистового —

тайнописи

объёма их кожи

оседая в приливах

чтобы, вышагивая поверхность

отпечатками на подошве,

ждать, не надеясь

найти найденность.

это — кипящая капля,

что, падая на раскаленное масло

с близорукого мизинца,

вмещает себя в испарение,

а потом

пересекает себя сквозь себя

конденсатом,

понуждая выявление:

—И я — Джордж Смит! И я, Джордж Смит…

~

наедине

с ярко погасшими свечами —

ослепляющая невыносимость,

как будто вы уже

знакомы, слегка соприкоснувшись плечами

ещё до 

обретения формы,

всеоформленности касания.

но только так

скорость становится обходимостью

как нечто,

на что — бесприютно, не жмурясь —

зрящее возвращает Эвридикино: не о—о—,

до всепоглощающего междуцарствия Эхо,

до освежевания события.

~

новая искренность

медного провода

оголённые провода

искрят обесточенностью

врождённый вой

конфетной обёртки

склонность потолка

изобретать макушку

где — точка входа

привязанный к мачте

как — уши воском

какофония скобок:

(гениальности гробики — горбики генитальности)

искушение

пропускной способности

хориста в хоре —

открывать и закрывать рот

в такт гармонии,

не издавая

ни звука;

и этим

криком

столбика тел

мы населили остров архи-ископаемого —

иссушением зеркалом

на пути к языку?

а после —

ведутся технические работы;

и возле

заброшенной стройки коррозии

развоплощается

Вечный Свидетель

бесследного:

тишина,

не мы.

~

об застывшее

спотыкается стирающая себя

публичность солнца,

чтобы стать вращением

возврата оставленного

блика

на подоконнике.

а ты

прикладываешь

вышептанные наощупь

трафареты привычности

к майскому снегу

и ждёшь,

что вот сейчас

всё сойдется по контурам —

ты проснешься от страха

озарения последнего выдоха.

совсем скоро ты сам станешь тем,

от чего себя не разбудишь,

что не вмещается

в сон,

что понятно

только заново.

~

на языке умолкания

слово "быть"

читается как "бы — ",

а произносится

уменьшением птичьего клина

в сторону Севера.

сослагательность наклонения

косой ряби ливня,

читающего твою книгу:

больше не существующий вне

растекающихся слов по раскрытым страницам,

возвращающихся промоканием сквозь

дежавю — курсивом — в перво-дерево.