Метаморфозы Лебовски
В питерском издательстве «Алетейя» вышла книга А. Юсева «Киноидеологос: опыт социополитической интерпретации кино». Предлагаем ознакомиться с текстом, написанным специально для данной книги.
«Большой Лебовски» давно стал общепризнанным культовым фильмом, хотя поначалу зрители приняли его прохладно. История про Чувака и его приятеля Уолтера Собчака породила более двух десятков книг и вдохновила адептов на ежегодные фестивали и несколько научных конференций. Чаще всего, поклонников картины занимает стиль жизни главного героя. Не случайно, Чувак занял седьмое место в списке величайших киноперсонажей по версии журнала Empire, уступив таким харизматичным фигурам, как Индиана Джонс и Дарт Вейдер.(1) Однако, за ироничным фасадом сюжета «Лебовски» имеется неприметная на первый взгляд политическая составляющая, чье понимание помогает обнаружить новые мотивы поведения персонажей. Картина пытается осмыслить значение Войны в Персидском заливе 1990-1991 гг. с позиции прошедшего времени и заострить внимание на восприятии военного конфликта отдельными идеологизированными группами.
Братья Коэны обычно не комментируют содержание своих фильмов в отношении того, что они означают. Если это и происходит, то с таким налетом стеба и сарказма, что обесценивает любую попытку раскрытия темы. Тем не менее, режиссеры не чужды политики в своих картинах, выражая свою позицию по злободневным вопросам в иносказательной форме. Например, «Старикам тут не место» является протестом в отношении войны в Ираке, где действия Буша приравнены к Вьетнаму. «Бартон Финк» рассказывал о фашизме и предпосылках Холокоста, а «После прочтения сжечь» предлагал осмыслить экспансию спецслужб в частную жизнь американцев после 11 сентября. Актуальные посылы у Коэнов столь ненавязчивы и неакцентированы, что заставляет усомниться в их приоритетности, если, вообще, можно говорить о таковой после «Серьезного человека».
В случае «Большого Лебовски» имеется несколько комментариев создателей, на которые можно ориентироваться с определенной долей вероятности допущений. В буклете, приложенным к выпуску DVD в 1999 году, есть слова: «Мы написали историю с нынешних позиций и поместили ее аккурат в 1991 год, во время Войны в Персидском заливе». Годом ранее, в интервью Indiewire, Итан Коэн сказал, что время было выбрано
Война в Персидском заливе 1990-1991 гг. впервые возникает в большом кинематографе лишь в середине 1996 года, в картине Эдварда Цвика «Мужество в бою», где присутствует в ретроспективном ключе. Считается, что первым голливудским фильмом, полноценно рассказывающим про Иракскую кампанию являются «Три короля» Дэвида О'Расселла (1999). Столь долгое молчание кинематографистов можно объяснить тем, что скоротечная война начала 90-х была записана в актив Джорджу Бушу-старшему и, следовательно, республиканцам. Привлекать внимание к этому прошлому — оказывать медвежью услугу демократам, которым постоянно не хватало очков на выборах в Конгресс с 1994 по 1998 годы. Представлять же ближневосточные события в негативном свете в киносюжетах — означало пойти против общественного мнения, которое в основной своей массе поддержало военную операцию и осталось довольна ее результатом.
В период президентства Клинтона консервативные силы испытывали постоянный подъем. Неоконы планомерно давили на власть с требованиями ужесточить санкции в отношении Ирака и делать ставку на свержение Хусейна, в том числе силовыми методами. Одна из таких групп — неправительственная политическая организация «Новый американский век», созданная в 1997 году и объединившая таких деятелей, как Дональд Рамсфельд, Пол Вулфовиц, Дик Чейни, Фрэнсис Фукуяма, Джеб Буш. Основные объединяющие тезисы этого сообщества были определены в статье сооснователей, опубликованной летом 1996 года. Если спроецировать это положение дел на двух героев «Большого Лебовски», то фильм Коэнов — это история о том, как неокон Собчак втянул пацифиста Чувака в авантюру, где изначально нельзя было ничего выиграть.
Фильм начинается с закадрового рассказа о Чуваке, под который на экране перемещается перекати-поле и звучит известная ковбойская песня 30-х «Катящееся перекати-поле». Уильям Робертсон — автор книги о том, как снималась картина, видит в этом предмете образ продвигающейся американской экспансии (3), чьи корни можно обнаружить еще на Диком Западе. Отсюда титры с названием ленты стилизованы под шрифт вселенной вестернов. Рассказчик-ковбой в первом обращении к зрителю коверкает слово «иракцы», которое фонетически схоже со словом «ирокезы».
В середине фильма герои сталкиваются со сценаристом сериала «Заклейменный», находящегося в коме и чей сынок-школьник, предположительно угнал машину Чувака с деньгами. Такой сериал существовал в действительности и рассказывал про несправедливо обвиненного в трусости бывшего военного МакКорда, которому приходилось лично доказывать свою храбрость в конце 19 века. В фильме Собчак охарактеризовал этот телевизионный вестерн как источник вдохновения для него и Джеффа Лебовски. Позднее Чувак поет слова из заглавной песни «Заклейменного», во время поездки на заднем сиденье в полицейской машине. В участке его также представляют шерифу как Заклейменного. Всё это, включая персонаж рассказчика — старого ковбоя, опять отсылает к эстетике Дикого Запада. Применительно к политической атмосфере начала 90-х, образ ковбоя указывает на президента Джорджа Буша-старшего, пестовавшего данный имидж, как и многие его предшественники-республиканцы. Глава государства в свое время поддержал действия Никсона во Вьетнаме. Таким образом, если спроецировать приведенную расстановку на сюжет сериала «Заклейменный», то Ричард Никсон становится обезумевшим генералом, убитым индейцами в сражении, где выжил лишь один белый. Главный герой телевестерна МакКорд, в свою очередь, делает все, чтобы не опорочить память о своем военачальнике, даже ценой потери собственной репутации. Никсон возникает в фильме Коэнов лично, — в виде изображения на большом плакате, с шаром для боулинга в руках, что висит в комнате Чувака. Здесь следует сказать о самой главной интриге картины, заодно предупредив неверное сравнение Чувака и
В первом эпизоде, когда Чувак расплачивается за покупку в магазине, мы видим Джорджа Буша-старшего в телевизоре, заявляющего в августе 1990 года, что не потерпит агрессию против Кувейта. Позднее, Чувак в разговоре с Лебовским процитирует президента, когда будет просить ковер — «агрессия не пройдет». Причем в сценарии Коэнов в данном диалоге изначально слово «агрессия» отсутствовало — очевидно, что его добавили для пущего сходства в процессе съемок. Ковер, вокруг которого заварилась такая каша, тоже приобретает, местами, символическое значение. Порча данного предмета может быть приравнена к «carpet bombing» — ковровым бомбардировкам, коими поливали Ирак во время Войны в Персидском заливе. В другой сцене Чувак во сне летит на
Многочисленные интерпретаторы фильма иногда сравнивают перекати-поле с шаром для боулинга. В целом, данный вид спорта имеет в картине аллегорическое прочтение в виде агрессивных действий в международной политике, хотя клуб и наводнен пацифистами. Шар для боулинга используется Собчаком как оружие в эпизоде драки с нигилистами. Во сне Саддам Хусейн протягивает Чуваку золотые туфли для игры. В этой обуви и в белом костюме, покроем напоминающем ковбойский наряд, главный герой с двумя пистолетами танцует на сцене. Вместе с ним кружится дочь миллионера Лебовски в доспехах валькирии, с которой Чувак метает шары.
Персонаж Уолтер Собчак, друг Чувака, не менее яркая личность, чем главный герой. Вообще, немалую часть успеха картины можно записать на актерский талант Джеффа Бриджеса и Джона Гудмена, столь органично вжившихся в свои роли. Собчак — польский эмигрант, служивший во Вьетнаме и принявший иудаизм. В этой фигуре Коэны расписывают в гипертрофированном ключе манию милитаризма неоконов середины 90-х. Собчак постоянно носит хаки, работает в собственном охранном агентстве и отвечает за ультраконсервативный дискурс в беседах. Его религиозные взгляды и цитаты из гуру сионизма Теодора Герцля обыгрывают поддержку Израиля республиканским лагерем. В первом же эпизоде, где появляется Собчак, он начинает рассуждать про уместность называть китайца американцем азиатского происхождения, что отсылает к дискуссии о политкорректности, в которую был втянут Джордж Буш-старший вначале 90-х.
Еще одним издевательски отображенным персонажем является Джеффри Лебовский — дутый миллионер, падкий до девицы легкого поведения. Коэны сделали его парализованным после войны в Корее, что символично в свете давнего нездоровья ультраконсервативных идей и их реализации. Чувак и Лебовски связаны, как два полюса американского общества, объединенные ответственностью за судьбу нации. Возможно, зависимость персонажей друг от друга более глубокая, если принять во внимание некоторые обстоятельства начала Войны в Персидском заливе. Тогда несколько десятков тысяч иностранцев, находившихся на территории Ирака и Кувейта и чьи государства поддержали военные санкции против действий Саддама, стали заложниками, которым официально запретили выезд. Граждан этих стран использовали в качестве живого щита, размещая на стратегически важных объектах. Это прямая зависимость простых «Лебовски» от действий «больших Лебовски», при которой не исключены жертвы, вроде пацифиста Донни, близко принявшего к сердцу накал столкновения с нигилистами.
Ключевая сцена картины — рассеивание праха Донни по ветру над океаном. Член команды по боулингу, в которую входили Собчак и Чувак, умирает от сердечного приступа после схватки с
Коэнов можно назвать провидцами в некоторых моментах, затрагиваемых картиной. Клинтон все же пошел на поводу у радикальных консерваторов, проведя операцию «Лиса в пустыне» в Ираке в 1998-м. Советник Рейгана и
Большой Лебовски The Big Lebowski
Режиссеры: Итан и Джоэл Коэны
В ролях: Джефф Бриджес, Джон Гудман, Джулианна Мур
США, Великобритания, 1998
(1) The 100 Greatest Movie Character. // Empire: URL: http://www.empireonline.com/100-greatest-movie-characters/default.asp?c=7
(2) Stone D. The Coens Speak (Reluctantly) // Indiewire: URL: http://www.indiewire.com/article/the_coens_speak_reluctantly
(3) Robertson, W.P. The Making of Joel and Ethan Coen’s The Big Lebowski. London: Faber & Faber., 1998, c. 44