Писатель Алексей Ручий: «В жизни поровну смеха и грусти, страха и ярости»
С писателем Лехой Ручием нас связывает давняя дружба еще с тех времен, когда сайт на бесплатном хостинге легко мог расцениваться как журнал, а человек относился к информации куда более внимательнее. Ручий был тем дайвером сети, который по крупицам собирал в единую конструкцию безумные рассказы, шумовую музыку и невменяемые графические работы. Это его увлечение вылилось в журнал «Зарин Пошел!». А поговорить с ним мы решили про его новую книгу «Тролль». Синий кит, группы смерти и все такое прочее.
— Давай сразу начнем с главного: у тебя вышла новая книга. О чем она?
— Да, книга вышла, «Тролль» называется. Первая книга об
— Почему заинтересовала именно эта тема?
— Мне хотелось попробовать себя в жанровой литературе: сделать такой триллер, детектив немного, но с определенной смысловой нагрузкой. Чтобы читатель не просто пробирался к последней странице сквозь перипетии сюжета, но и осмыслял какие-то процессы, происходящие в окружающей действительности. Я ведь писатель-реалист по большему счету. Пишу о своем времени и его тенденциях, трендах, как нынче говорят. И вот троллинг — это такой глобальный тренд. В Сети уж точно. Это модель поведения, которая постепенно перебирается и в оффлайн. Люди играют друг с другом, используют друг друга для достижения определенных целей, люди ввязываются в словесные и психологические баталии, дабы снять стресс, отвлечься от собственных неудач… Вот книга об этом всем по большему счету.
— То есть вдохновил не
— Да, можно так сказать. Современный мир очень тонко устроен. Он предельно жесток снаружи и крайне хрупок внутри. Похож на карточный домик. Стремится тебя поглотить, подмять и потребить, но стоит зайти с другой стороны — и ты видишь, что там одни сплошные бреши, в которые задувает ветер. То же самое и с людьми. Мы все — вынужденные циники, в душе у которых творится черт знает что… Касательно какой-то конкретики: я готовился к написанию этой книги, изучал вопрос на практике: наблюдал за сетевыми баталиями — «срачами», как их называют, участвовал сам по мере сил и возможностей. Пытался вникнуть в суть феномена. В книге использован этот материал.
— Это как-то изменило твою жизнь или эксперимент прошел без последствий?
— Ну, надеюсь, без последствий. Хотя… Мы сами не замечаем, как меняемся. Интернет прочно вошел в наш обиход: мы мыслим в категориях веба, используем сетевой сленг, мемы. Кажется, пройдет еще несколько лет — и вся наша жизнь превратится в один сплошной мем. Такую смешилку без особого смысла. Реальность неумолима, поэтому, наверное, что-то и во мне изменилось. Тем более, каждая книга оставляет после себя определенный след.
— Синий кит на обложке — это какой-то символизм или сознательная провокация в свете проблемы так называемых «групп смерти»?
— У меня вся книга — сплошная провокация. Хотя года полтора назад мы вообще не могли себе представить, что такие милые существа как киты станут символом чего-то жуткого. Это все информационное общество и его стереотипы. Одна статья в «Новой газете» полностью перевернула сознание обывателей. Начавшаяся за этим вакханалия по своим масштабам превзошла изначальный феномен в разы… думаю, кто бы за этим не стоял и какие бы планы не строил — он добился потрясающих результатов.
— По-твоему, проблема детских самоубийств преувеличена?
— Преувеличена проблема «групп смерти». Информационное общество живет по парадоксальным законам. С одной стороны мы должны обращать внимание на свои болячки, чтобы вовремя их лечить и проводить профилактику, с другой — заостряя на них внимание — мы порождаем эпидемию. Этот вопрос, кстати, поднимается в моем романе. Что касается подростковых суицидов — они свидетельствуют о патологии общества в целом, а не о распространении какого-то отдельного явления, будь то «группы смерти» или что-то еще. Господа депутаты думают, что можно запретить отдельные сообщества в социальных сетях, ввести уголовную ответственность за их создание — и вопрос будет решен. В этом их заблуждение. Потому что «Синий кит» — это следствие, а не причина. Детей толкает на отчаянный шаг не
— Хочешь сказать, что все безнадежно и никакого просвета не видится?
— Не знаю. Ситуация действительно очень непростая. Современный мир меняется стремительно, и мы зачастую оказываемся не готовы к этим переменам. Самое страшное, что правят нами люди, которые вообще не понимают этого мира, динамики его развития. Они пытаются лезть в компьютер с каменным топором — с абсолютно предсказуемым результатом. В итоге растет пропасть между людьми, глобальное отчуждение. Это отчуждение может стать отправной точкой для краха всей современной цивилизации. Собственно, это одна из центральных мыслей моего романа. Разобщенные люди в атомизированном обществе — потенциальные жертвы. Сколько бы не примеряли на себя одеяния палачей.
— Давай поговорим о твоих прошлых работах. Раньше ты писал в жанре «грязного реализма», сейчас подход изменился принципиально?
— Я бы не стал называть это грязным реализмом. Просто реализм. Другой разговор, что реальность такова, что без
— Ну, а вообще что заставляет тебя писать, какой ты видишь свою писательскую миссию?
— Писательство для меня — это, в первую очередь, возможность поговорить с самим собой. Собраться с мыслями, расставить все по полочкам. Мое личное упорядочивание в глобальном хаосе повседневной жизни. Раньше я в основном писал малые формы — стихи и песни, но однажды мне стало тесно в рамках поэтических строк, и я решил заняться прозой. Как-то само собой это пришло. Вообще в творчестве главным образом полагаюсь на интуицию, делаю все по наитию. Никогда не пишу специально, выдавливая слова из себя. Текст сначала должен родиться в голове, хотя бы в виде идеи и побуждения, а уже потом перекочевать на бумагу. Поэтому я скорее медиатор между идеей и конечным продуктом — написанной книгой. Заложник собственных фантазий в
— У тебя есть любимые авторы?
— Их так много, что перечислять всех не имеет смысла. На мой личный стиль во многом повлияли американские битники середины 20-го века и их последователи. Сейчас открываю для себя какие-то локальные литературные явления. Например, современных эстонских писателей. Очень интересно.
— Если твоя литература стала бы музыкой, то какой?
— Местами меланхоличным darkwave, а местами — группой Rammstein. В жизни поровну смеха и грусти, страха и ярости. Вот и мои книги — это такой коктейль из минорных нот и тяжелых аккордов.
— Шутки про погоду в Ленинградской области вдохновляют?
— Погода для меня — это только погода. Стараюсь ее не замечать. Я прожил тут всю свою жизнь, поэтому дождь — что-то вроде предмета быта. Серое свинцовое небо в моих произведениях — один из героев, незаметный, но очень влиятельный. Такой демиург, перед которым приходится отвечать и персонажам, и мне — как автору. Ну, а шутки… когда дождь идет целый день, несколько дней подряд — остается только шутить, иначе и с ума сойти недолго.