Бергсон как-то написал! наполните деревянную коробку больших размеров очень мелкими металлическими опилками, ударьте по ним кулаком изо всех сил… что вы наблюдаете? вы сделали воронку… в форме вашего кулака!… это явление можно объяснить двояким образом, в зависимости от двух разных взглядов на мир… если смотреть на мир глазами изумленного муравья, то невольно задашься вопросом, каким же чудесным образом другое насекомое, такой же муравей, как и он сам, смогло удержать столько железных опилок, штучка к штучке, в таком равновесии, в форме воронки… с другой же точки зрения, более просвещенной, как у нас с вами, нет ничего удивительного в том, что от удара кулака осталась воронка… как хроникер, я стою перед выбором, уподобиться ли мне муравью и тем самым вас сильно позабавить… ползая туда-сюда среди металлических опилок… простое же объяснение удара кулаком позабавит вас куда меньше… так же, как и китайцы в Бресте… церкви тоже все на одно лицо… орудия всеобщего разрушения… иудейская, католическая, лютеранская, tutti frutti! «Лига Скрещиваний»! жить мне осталось не так уж много, так что особо я вас доставать не стану… не буду слишком настаивать, чтобы вы протрезвились… Византия прекрасно продержалась десять веков, надирая мир… всем известны лишь их заговоры, колесницы в два-три ряда и хитрожопость, а потом пришли турки… под занавес… с нами произойдет то же самое? очень может быть! это в лучшем случае… как хроникер Грандиозного Театра Марионеток я могу вам со всеми впечатляющими подробностями продемонстрировать, как полыхают мощные бастионы… судороги и агонии… многим такое и не снилось!

— Б-эээ! Византия! тысяча лет! да пошли вы со своей Византией! в Византии не было средств, которыми, слава Богу, располагаем мы!… прогресс, мсье! атомный! тысячелетний! ваша тысяча лет — одна минута!… четверть оборота циклотрона! наука, мсье! вот вам и вся Византия!… отсталый заторможенный примат! одна минута, мсье, не больше! весь ваш Упадок!

— Отсталый!… отморозок!

Это еще один умник так на меня наехал… не будем говорить, кто… отвечать ему тоже не стану… хотя я его и знаю…

— Валяйте, Селин!… ваши читатели уже устали от ваших злобных выпадов… и от вас тоже! нельзя все время твердить о китайцах в Бресте… это надоедает! а эти ваши скрещивающие анти-белые церкви, гм! гм! это уж совсем грубо и не смешно!… публике нужно другое!… разве вы этого не знаете?… «трепанации черепа», красочные вивисекции, роды с тремя щипцами и производящие гениев заводы, спрятанные в Кордильерах, на высоте в 4000 метров…

— Черт! но я же «белокожий», мсье! и для меня это очень важно!

— «Краснокожие» уже исчезли!

— Они слишком злоупотребляли алкоголем, а я пью лишь воду… и потом, у краснокожих имеются «резервации» и свои привилегии… их завоеватели их всегда поддерживали… а завоеватели «белокожих», вроде меня, только и думают, как бы еще посильнее нас опустить! они стремятся нас обобрать до нитки и стереть с лица земли… уже теперь мы представляем интерес разве что для «специалистов по аутолизу», рыщущих по сточным канавам, Фрежюс выглядит детской шуткой, в сравнении с тем, что на нас обрушится, какие потоки серной кислоты! герой вестерна Буффало Билл действовал по правилам!… конечно, он был расистом, но справедливым… сиу тоже был дан шанс!… галоп! птаф!… а вот нам в сточной канаве — никаких!… о нас не будет даже представлений в Шатле… нас просто с позором вычеркнут, и все… оставят корчиться в навозной куче…

Я никак не могу начать повествование!… а я ведь обещал, значит, нужно!… возраст? но завтра я окончательно превращусь в развалину, так что хватит топтаться на месте!

Ну вот и мы!… хвала читателю!… его терпению!… мы снова там же, где я вас оставил… Харрас только что уехал… необходимо действовать быстро и решительно!… подписанное разрешение с печатью Reichsbevoll у нас есть, и это главное… все планы, как и прежде, связаны с Данией… переправиться на тот берег, в Нордпорт… необходимо придерживаться какого-то одного маршрута, нам сказали, что это возможно… а там видно будет!… главное, не медлить… наше разрешение утратит силу через два… три дня…

— Что скажешь, Ля Вига?

Он предпочитает, чтобы все решал я сам… ну тогда так, Ля Вига останется здесь… с Бебером… а мы съездим в Варнемюнде, посмотрим… он нас будет ждать, но не больше двух, трех дней… вдруг железная дорога и вправду еще работает?… может быть, можно будет уехать?… или же лучше нелегально? это меня не особо прельщает, Ля Вигу тоже… мы достаточно находились на нелегальном положении… в любом случае, мы хотя бы узнаем, как там, в Дании… может, получше, чем на этом берегу?… все может быть!…

— Ты охраняй вещи и котяру… и не ходи гулять слишком далеко!

Главное, без фокусов!

— Можешь на меня положиться!… хотя замок я знаю неплохо!

— Сходишь на ферму напротив!

— О, нет, только не это!… туда-то я уж точно не пойду!

Его не переубедишь… ладно, мы его оставляем…

— До свиданья, Ля Вига!… до скорого, Бебер!

Дорогу на Моосбург мы знаем… «разрешение» у нас есть… а между тем… нас никто не проверяет… должно быть, опасаются высовываться… я ковыляю… но довольно быстро… я наловчился пользоваться своими двумя костылями, времени ведь у нас немного… и сразу же на вокзал! приходим… у входа полно людей… и внутри тоже: штатские, военные, крестьяне, рабочие, в общем, как в метро… смешение всех языков… поезда не было уже шесть дней… Берлин-Росток… остается ждать… но нам, я думаю, не привыкать… тут постоим… посидим напротив на улице, на железной скамье… а там, глядишь, и поезд подойдет!… если, конечно, он вообще придет… а это еще что такое!… вместо поезда мы видим нечто совсем другое!… Ля Вигу!… да, это он! недолго же он задержался в Цорнхофе!… решил присоединиться к нам, не выдержал… он приближается с сумкой на колесиках.

— Прискакал все–таки! ну-ка, покажи! что это ты там тащишь?

— Вещи!

Я смотрю… куча рубашек, грязных… и пустые мешки для свеклы…

— И стоило это брать?… а Бебер?…

Он посадил его в свою сумочку через плечо… Бебер говорит «мяу»!… мы его гладим…

— А хавка у тебя есть?

Он демонстрирует мне свою куртку… там полно butterbrot’ов…

— Ты что, их стащил?

— Да!… у Кретцеров, их же там нет!

— А сумка на колесиках?

— Тоже у них!… у них всего полно!

Да он не промах, как я посмотрю…

— Послушай, е-мое, они себе ни в чем не отказывали!… чего у них только нет!… представляешь, четыре велосипеда!… вдумайся!… а в шкафах!… вот это жизнь! ладно!… пускай!

Судя по всему, он уже пробудился ото сна… смотрит на все реально… и вполне доволен…

— Ты останешься на вокзале?

— А ты бы предпочел, чтобы меня там убили?

— Думаешь?

— Да почти уверен!

— И ты будешь нас тут ждать?

— По крайней мере, я тут буду не один, а в компании!… с народом! тут полно народу!… и меня никто не заметит!… вокзалы тем и хороши!… все кого-то ждут, а я буду ждать вас!… я и Бебер!

— Ну как хочешь!… мы недолго!…

— А если задержитесь, то мы уже никогда не увидимся! о, зато в Цорнхоф мы не вернемся!… будьте уверены!… никогда!

Ладно, все понятно… но он хочет еще что-то сказать…

— Со мной ведь Бебер! к счастью! ради меня вы бы никогда не вернулись! но послушай!… послушай!…

Он что-то слышит… и правда! чухх! чухх! поезд… паровоз… еще далеко, но уже полно дыма… чухх!… должно быть, это тот самый, Берлин-Росток… о нем объявили уже восемь дней назад… а как же билеты? никто ничего не знает… ни касс, ни билетов больше нет, все садятся просто так… говорят, что заплатят позже… но как туда сесть? это пригородный поезд, теперь его уже можно разглядеть… деревянный… пять… шесть вагонов… и как бы это поточнее выразиться, весь взъерошенный, что ли, из–за того, что изо всех окон что-то торчит… напоминает взъерошенную гусеницу… все, что торчит, тоже теперь хорошо видно… сотни рук и ног… головы!… и винтовки!… я видел переполненные до отказа электрички метро, такие набитые, что вы туда бы и палец не впихнули, но тут, этот поезд настолько был забит и вздыблен из–за ног, рук и голов, что на него невозможно было смотреть без смеха… из–за всего, что торчало у него из окон… но он подходит… пыффф! пыффф! и это еще не все!… сразу же за локомотивом — платформа, с пушкой и артиллеристами…

— Ля Вига, умоляю тебя! дождись нас! с тобой ведь Бебер!

Чухх! чухх! поезд у перрона… он сейчас уйдет… как я и думал, он полон… и не только руки и ноги… головы, я вам об этом тоже уже сказал… одна… другая… как будто спящие… а вот с широко раскрытыми застывшими глазами… думаю, этот поезд слегка покорежило, и вероятно, с воздуха… там внутри кто-то громко стонал… но кто? да тут не только головы, но и сапоги… ясное дело, солдатня… вместе со штатскими… место найти невозможно… может, попробовать на тендер, я заметил, он пустой… мы совещаемся… там два фрица, машинисты… я показываю им наше разрешение в Росток… но они должны загрузить здесь тендер шестью тоннами угля… они отсылают нас к другой платформе, в самом хвосте, которую только что прицепили… вроде как с «зенитками»… может, там нас возьмут?… мы рвем когти!… на этой платформе всего пятеро артиллеристов Luftwaffe, но несколько сотен женщин, детей и военных уже вцепились в края и колеса… и идут на приступ!… все размахивают своими бумагами с печатями… даже грудные младенцы… среди штурмующих есть такие, что пропустили уже четыре поезда и провели на перроне целый месяц, они уже переломали себе все пальцы… а вагон открыть никто даже и не пытается… настолько он забит ранеными, путешественниками и трупами, которых невозможно оттуда вытащить, слишком уж они спрессованы и перемешаны… артиллеристы на платформе отбиваются… ударами кольев… флах!… бранг!… по всем тянущимся рукам… уах!… а какие вопли!… у военных удобная позиция для обороны!… на возвышении! бранг!… атакующие молят о пощаде!… bitte!… bitte! Luftwaffe hier! Военно-воздушные силы — это по моей части!… повязка с красным крестом… силы самообороны Безона… кричу я, демонстрируя им свою повязку и бумагу с печатью… Reichsbevoll… эти скоты не умеют читать!… нет! все–таки один умеет! da!… da! не отстаю я… он может сам убедиться… я пихаю ему под нос орла… пусть посмотрит… это не обычное разрешение… он обращается ко мне…

— Все трое?… alle drei?

На этой платформе он за главного…

— Nein!… nun uns zwei! только мы вдвоем!

Я показываю ему на Лили и себя… он смотрит еще раз… печать, орел, свастика…

— Gut!

Можно залезать!… он не возражает, только с другой стороны насыпи… там, с другой стороны, уже трое незнакомцев, тоже, наверное, «важные персоны»… так, вверх!… мы резко влезаем, все впятером!… теперь отступать поздно!… мы почти устроились!… и все благодаря моей инициативе!… повязке! и печати!… должно быть тот, что читал, унтер-офицер? я так, во всяком случае, думаю… нашивок-то не видно… он, как и все остальные, весь в саже… ничего удивительного! весь дым летит прямо на них!… все–таки они согласились нас взять… мы пристроились… а вот остальные… bitte! bitte! их по-прежнему колошматят!… им ни за что не сесть! ни за что!… ну, а тем, что уже в вагонах, тоже, наверное, пришлось лезть: кому в двери, кому через разбитые окна, а кому и протискиваться между колесами… из окон торчат только босые ноги, оно и понятно, обувь с них стащили на предыдущих остановках… а где мертвецы? они-то уж точно не шевелятся… в поезде шесть деревянных вагонов, не считая платформ, последнего класса, естественно… они вообще, наверное, стояли где-нибудь в музее… а их вытащили и поставили на колеса… я спрашиваю, откуда они едут… прямиком из Берлина!… везут раненных во время последних бомбардировок… эвакуируют!… эвакуируют!… кое-кто, конечно, умирает в пути, но тех вытаскивают на каждой станции… правда, вытащить их стоит большого труда… о чем и свидетельствует внешний вид этого нелепого поезда, топорщившегося босыми ногами, головами и окоченевшими руками… да еще застрявшими между стеклами и дверцами винтовками… и все это — в Росток!… кажется, там есть все необходимое… главным образом, для хирургии… этот поезд уже настолько забит, что больше он нигде останавливаться не будет… теперь прямо в Росток!… а уж там видно будет!… хотя лично я в тамошнюю медицину не особенно верю… обычный способ избавиться… отослать подыхать куда-нибудь подальше… вполне в немецком духе… ни санитаров, ни врачей… у меня вот тоже есть повязка, может, я тоже чем могу помочь?… ach, kein sum! ах! не стоит беспокоиться!… для этого сержанта, ясное дело, было очевидно, что беспокоиться и вправду не стоило… артиллеристы сломали уже, по меньшей мере, сто рук… и черт побери! черт!… другие все еще продолжали карабкаться!… и так на каждой станции…а они их — кольями!… один вагон уже взяли штурмом и разобрали на части! все выпотрошили!… обнаружили там целую кучу живых… заваленных трупами в общей свалке… сержант поясняет мне, что этот поезд полон фальшивыми мертвецами, безбилетниками и безбилетницами, которые, пользуясь случаем… решили уехать из Берлина!… их всех обнаружат в Ростоке!… а уж в Ростоке с ними разберутся!… пусть так, но почему мы стоим? черт, нужно еще загрузить уголь!… целый тендер!… и воду!… ни начальника вокзала, ни железнодорожников больше нет… машинист делает все сам… что же случилось?… русские?… сержант не знает… ему известно только, что больше не работают ни телеграф, ни телефон, ни пункт управления… в городе, кажется, вообще никого не осталось… а русских никто не видел… ну так что? значит, прямо в Росток, без остановок!… поскольку все вагоны переполнены, и уж точно никого взять больше нельзя, лучше ехать прямо через семь… восемь станций… пронестись, так сказать, на двадцати в час!… приедем — посмотрим, кто сможет выйти… а с остальными разберемся по обстоятельствам… кажется, там есть санитары и носильщики… если ехать медленно, переводя вручную стрелки, то на это уйдет часов пять… на большее у нас не хватит угля… снега почти нет, так, какая-то пыль, а ведь уже ноябрь… странная зима… холодно, хотя всего «минус пять»… кажется, может резко похолодать… а вот и машинист подает нам знак… с углем он уже покончил!… мы тоже готовы! никто больше так и не смог вскарабкаться, кроме тех троих, что влезли вместе с нами… вообще-то, другая платформа, та, что шла сразу за тендером, была меньше задымлена, чем наша… в хвосте поезда всегда больше всего сажи… но о том, чтобы пересаживаться, и речи быть не могло! те, кого столкнули с платформы, все еще плачут, стонут, жалуются… у них еще все впереди!… они ждут следующего состава… чуххх! чуххх! отправляемся!…

— До свиданья, Ля Вига! никуда не уходи!… если можно будет проехать, мы вернемся! сразу же!

Он нам не верит и, увидев, что мы уезжаем, плачет… мы тоже плачем… однако я и не думал его обманывать, я абсолютно искренен и реалистичен!… мы попытаемся найти способ вернуться сюда… но велик ли шанс?… у животных в этом отношении есть одно преимущество: они сразу же чувствуют, что возможно, а что — нет… а мы мямлим, топчемся на одном месте, сомневаемся, поэтому и пьем… мы проживаем почти семь кошачьих жизней, оно и видно: мы в семь раз тупее, чем они… ну, а что касается Ростока и этих вагонов поезда, то, прежде всего, нужно было не ошибиться при переводе стрелок… чтобы не въехать прямо в девственную природу… сержант этого тоже опасался… чухх! чухх! а уж какой дым… настолько густой, что порой начинает казаться, будто мы в туннеле… однако внимание! мы не имели права ошибаться!… Росток находился на северо-северо-востоке!… у сержанта был компас… у меня тоже… сперва он смотрит на свой… при помощи фонарика… а потом на мой… да! да! браво! северо-северо-восток!… машинист не ошибся… это настоящий чемпион!… он со всем справляется самостоятельно, и с углем, и с грузом, и с управлением, и со стрелками… он не просит нас спуститься и подтолкнуть, и слава богу… хотя я бы не удивился!… а сколько всякого дерьма на нас сыпалось! я уже говорил вам про дым, но были еще и кусочки мелкого непрогоревшего угля!… он хрустел у нас на зубах… а в воздухе было полно РАФ, которые, видимо, не бомбили нас исключительно из презрения… если только не сойдем с рельс, то будем на месте к полуночи… а эти РАФ, если бы захотели, в одно мгновение стерли нас с лица земли… но за все эти вагоны, пушки и локомотив вместе взятые никто не дал бы и ста франков… подобный поезд мог кого-либо заинтересовать только в совершенно особых, экстраординарных обстоятельствах… авось пронесет!… оставалось только на это надеяться… уже стемнело… артиллеристы, сидя на корточках, сгрудились возле пушки… четверо безбилетников, которые залезли перед нами, держатся особняком, с нами не разговаривают: а мы все едем… чуххх! чуххх… пролетаем мимо нескольких станций… к счастью, стрелки переведены правильно, поскольку у нас на компасе все то же… северо-северо-восток… а сколько сажи на нас летит! можно подумать, они делают это нарочно… прошло уже четыре часа, как мы болтаемся… из стороны в сторону!… бранг!… конечно, здесь много путей разрушено… их восстановили!… а!… сержант указывает мне куда-то вдаль… там впереди слева… горит красный свет… придется ждать… мы замедляем ход… я спрашиваю у него, где это мы… уже в Ростоке?… нет!… просто остановка!… сейчас откроем вагоны, всех вытащим, он просит меня помочь… ну конечно!… Лили тоже согласна!… и те трое, что все молчат, тоже!… о, да тут уже полно народу!… прямо в поле… с чего это они решили остановиться именно здесь… может, нам кто-то просигналил?… я спрашиваю у сержанта… да конечно же!… вы что, его не заметили?… да я никого не заметил… этот тип подходит к нашей платформе… я наклоняюсь вниз…

— Доктор Эрберт Хаупт!

Представляется он… в темноте это не очень удобно… он повторяет…

— Oberarzt Haupt!… из Ростока!…

Он главный врач в Ростоке… наверное, мы уже близко… однако в поле… к тому же ночью… совсем не жарко… правда, нельзя сказать, что стоит сильный мороз, но все же… теперь моя очередь!… я показываю ему свою бумагу, с подписями и печатью bevoll… он светит на нее фонариком… этот фонарик может светиться как красным… так и белым светом… такие фонарики бывают у железно-дорожников… зачем мы здесь остановились в кромешной темноте?… я его не вижу, но чувствую, что он куда-то показывает… я понимаю его немецкий…

— Этот поезд сейчас освободят от людей…

— Wo?… где?

Спрашиваю я… с ним бригада?… люди, которые будут этим заниматься?… прямо здесь, в поле?… санитары?… непонятно!…

— Завтра разберемся!

Он тут же уточняет…

— Завтра!… или послезавтра!… мы во всем разберемся!… кто из них шевелится!… а кто уже мертв!…

Вот! все просто!… наша помощь ему не требуется…

— Ach! nein!… nein!

Сейчас он проводит нас в отель… ладно!… как ему угодно!… вперед! прощайте, четыре артиллериста и наши три попутчика… вот мы и на насыпи… идем за Оберартцом! он знает дорогу!… идет вперед быстрым шагом… я с трудом за ним поспеваю… кажется, этот отель не так уж далеко… мы проходим мимо железнодорожных стрелок, мимо какого-то длинного барака… вокруг темно, не видно ни одного стрелочника… наверное, уже ушли… да нам-то что до этого!… а вот уже и улица!… железнодорожные пути кончились…

— Вот ваш отель!

Действительно, это совсем рядом… настоящий отель… разрушений нет… по крайней мере, не видно… конечно, Росток тоже пострадал, но позже… я смотрю на часы… уже два часа ночи… продолжает падать снежок, снежная пыль… я вспоминаю всех этих людей, что были в поезде… они собираются извлечь все тела из вагонов… нам бы это вряд ли удалось… откуда ехали все эти люди?… скорее всего, эвакуировались из Берлина… но сколько их?… неизвестно… кажется, те, кому поручено освободить вагоны, поделены на мужские и женские бригады… порой вы оказываетесь в настолько скотских условиях, что уже перестаете обращать внимание на то, мужчины перед вами или женщины… а уж о тех, кого мы там видели, облаченных в лохмотья и поделенных на группы, я и не говорю… вот сейчас мы наконец-то увидим физиономию этого Оберартца Хаупта… здесь есть лампочка… одна на весь холл…

Мужчина примерно моих лет, но очень самоуверенный… не особенно приветливый… на нем форма цвета хаки… золотые нашивки, сапоги, повязка со свастикой… он на нас даже не смотрит…

— Papier!

Ему опять нужны наши бумаги… пожалуйста!… куда мы собираемся ехать? спрашивает он…

— Wo wollen sie?

— В Варнемюнде!

Ладно!… он не возражает!… но нам придется подождать… ему нужно предупредить Варнемюнде…

— На сколько дней?…

— На один день!

— Gut! хорошо!… завтра утром!… приходите в мэрию!… Stadthaus!

Он хочет видеть нас завтра… конечно! мы будем там, в этой мэрии!… он уходит, оставляет нас… надеюсь, он забронировал для нас номер… судя по всему, этот отель не такой раздолбанный и полуразвалившийся, как «Зенит» в Берлине… но здесь тоже никого не видно… только за кассой сидит пожилая женщина, кажется, на ней парик… она просит нас заполнить карточки… с совершенно безразличным видом… «доброй ночи!»… коллега Хаупт уходит… абсолютно ничего не значащие слова: доброй ночи!… тюремный надзиратель, поворачивая за вами ключ на два оборота, тоже всегда желает вам доброй ночи!… god nat! дама-кассир ведет нас на третий этаж… там наша комната… две очень жесткие кровати и одно тоненькое одеяло… но все–таки жаловаться не стоит… ведь сержант собирался отправить нас на разгрузку вагонов… вид у этого Хаупта не особенно приветливый, но в то же время не такой уж и злобный, нельзя сказать, что это законченный антифранцозе… завтра в десять часов мы опять с ним встретимся!… я говорю Лили: «лучше нам лечь прямо так!…» я имею в виду, в одежде… по-прежнему слышен вой сирен… очень далеко… но они вполне могли и приблизиться!… через пару минут!… нам известно, как это бывает… в полусне я вспоминаю Бебера… и Ля Вигу… чем они сейчас занимаются?… Лили отвечает мне… сквозь сон… я продолжаю дремать… о, я вовсе не сплю!… в случае тревоги мы должны быть наготове!… тем более, здесь, в незнакомом месте… интересно, сильно ли разрушен Росток? завтра мы увидим…

— Тук! тук!

В дверь… кто-то… очень тихо стучит… я правильно сделал, что остался одетым… я приоткрываю дверь…

— Извините меня, дорогой коллега!… в такое время!… но лучше мне вам рассказать, предупредить! возможно, завтра меня уже здесь не будет… заранее ничего не известно…

Этот дорогой коллега говорит шепотом… у него акцент… но не как у фрицев… откуда он вообще взялся?

Сейчас я все у него выясню…

— Подождите, у меня есть свеча!

Это правда… у меня их даже несколько… и спички… я чиркаю… вот!… теперь этот незнакомец может войти…

— Прошу меня извинить!… мы просто прилегли, вот и все!… как бы тревоги не было!…

Он меня просвещает…

— За все время, что я здесь, было всего две тревоги…

А он здесь уже шесть месяцев…

— А бомбят часто?

— Нет!… было всего три!… или четыре бомбежки!… но все еще впереди!… я не представился!… извините меня!… Просейдон… грек, врач из Университета в Монпелье!… Просейдон!

— Очень приятно, дорогой коллега!

— Моя жена тоже врач!… из Монпелье!… я не знаю, где она сейчас… должно быть, пытается меня найти… мы бежали из России… я через Польшу… а она через румынскую границу…

И он рассказывает нам, что они с женой находились в Советском Союзе по политическим мотивам… но не сошлись с Советами… и это продолжалось не один день! они жили и работали у них!… десять лет!… но в партию так и не вступили!… они отказались… просто работали в больницах…

— Я же патолог, а моя жена мне помогала… в общем, мы лабораторные врачи… они определили меня заниматься проказой… я объехал все их республики… в Монголии очень много проказы… пять с половиной лет мы проработали в Монголии… целый год сражались с чумой в Арабиджане… они требовали, чтобы мы вступили в партию… я был против… ведь у них тоже далеко не все в партии… восемь человек из ста… восемь на сто… всего-навсего… нам пришлось бежать… и все–таки, будущее за ними… они покорят всю Европу… всю Азию… уверяю вас…

Я слушаю его… он говорит тихим голосом… стоя навытяжку…

Теперь я к нему обращаюсь:

— Неужели? ну, а здесь как обстоят дела, дорогой коллега?

— Здесь они все сумасшедшие! такие же сумасшедшие, как и в Советах, но Советы гораздо сильнее, гораздо больше… они могут себе это позволить… а эти здесь им во всем уступают: раса, почва, кровь, их интересуют только собственные семьи… деревенский снобизм… а Советам это не нужно… они собираются подчинить себе все, и так оно и будет.

Но все–таки… время еще есть…

— Если только Гитлер не продержится еще один… или два года!… но я в это не верю… он теряет слишком много людей!…

— И что с того?

— Да ничего!… я просто хотел вас предупредить… вы не возражаете?

— Очень вам признателен, коллега!

— Чтобы вы поняли, куда попали…

Возможно, он знает, в чем тут дело… почему нас высадили прямо в поле? к тому же среди ночи?…

— Он что, вам не объяснил? это же ницшеанская методика… Оберартц Хаупт ницшеанец… естественный отбор!… сильные все равно выживают! холод, снег, нагота только сделают их сильнее… особенно раненных!… а слабые умрут, и их похоронят… методика Оберартца Хаупта заключается в том, чтобы вытащить всех из вагонов, сложить тела на лугу… прямо так… их оставляют там… на два… три дня… на холоде, в снегу, совсем голых… те, кто еще в состоянии встать, пытаются это сделать… их сразу заметишь, даже одноногих… они идут в восточном направлении… тогда производится сортировка!… одних отправляют в больницу, в хирургическое отделение… а других оставляют на земляные работы… рыть ямы… для мертвых, для тех, кто не двигается уже два…три дня…

Просейдон выполнял там обязанности врача… на лугу и у ям…

— Может, они вас тоже туда направят?

Ясно, что при таком избытке рабочей силы, я ведь видел, сколько там, у вагонов, людей в лохмотьях… этот метод был далеко не плох… но меня-то интересует Дания! а не ницшеанский отбор… у меня есть определенная цель… пусть он побольше расскажет мне про Хаупта, про его мании… и в частности о том, имеем ли мы право отправиться к морю?

— К морю?… всего один раз!… на двенадцать часов… только на двенадцать часов… больше разрешить он не вправе! Варнемюнде ему не подчиняется… все в Варнемюнде подчиняется Адмиралтейству… пляж, защитные сооружения, берег…

Он продолжает объяснять мне, что берлинскому руководству нужно было освободить больницы… любым способом!… отправить всех в Ганновер… в Висбаден… в Росток… в Любек… несмотря на то, что повсюду было примерно одно и то же!… ни одной кровати!… и нигде уже не могли никого брать… кстати, один интересный факт! недавно сюда из Берлина прислали прокаженных…Комитет Красного Креста собрал двенадцать человек… они там бродили по развалинам… должно быть, бежали с востока… их направили сюда, в Росток… к Просейдону, он же специалист… прислали еще и двенадцать ампул хаульмугрового масла… и больше ничего… в здешней больнице от этих прокаженных отказались!… оставалось только одно, присоединить их к остальным, к тем, что работали на лугу… отправить их разгружать вагоны и рыть ямы… и все устроилось самым лучшим образом… никто не замечал, что они прокаженные, о проказе все забыли… Оберартца Хаупта это не интересовало… главное, чтобы все вагоны были пустыми, а мертвецы — глубоко зарыты!… его интересовал только Ницше… мне тоже нужно было приготовиться к разным вопросам… он составит обо мне мнение в соответствии с Ницше… кстати, хоть Просейдон был очень осторожен, он все–таки дал маху… он сказал ему, что, по его мнению, Ницше — это всего лишь романтик… ему нравилось со всеми спорить, нести всякий бред, эпатировать… с тех пор они друг с другом почти не разговаривали…

— Прошу прощения, мадам!… я заболтался!… простите мою навязчивость!… я мог бы говорить целую ночь!… знаете, ведь там я десять лет ни с кем не говорил… десять лет!… ни с коллегами, ни с больными…

— Ладно, ничего страшного! мы вами восхищаемся!

— Пора спать!… у нас еще есть время…Он смотрит на часы…

— Уже три часа!… я убегаю!… простите еще раз!…

Этот коллега весьма предупредителен… не сомневаюсь, что очень скромен… наверняка, живет на черном хлебе и почти не видит масла… я думаю о нем… больше заняться нечем, я лежу в одежде… а профиль у него действительно греческий!… конечно, у него есть и другие достоинства, но они не так бросаются в глаза… они не так совершенны… а вот если сравнить с моей здоровенной физиономией… все это кажется мне ужасно смешным…

— Что с тобой?

— Я думаю, ну у меня и рожа!

— Уж лучше бы ты поспал!

Легко сказать, поспал!… я должен бодрствовать… да еще и с востока доносится уханье… беспрерывно… все время слышны слабые отзвуки… мы увидим рассвет в окошке… а который теперь час?… фонарик… на свои часы… недавно было четыре часа… потом пять… в полусне… а сейчас уже шесть часов… семь часов, подъем!… неплохо бы найти воду, чтобы сполоснуть рожи… а может быть, даже и кофе? Просейдон уже перед нашей дверью… жует кусок черного хлеба, мне кажется, еще вчерашний… мы здороваемся, он интересуется, как я спал… «великолепно, коллега!»… он уже предупредил меня, что обслуги никакой не осталось… поваров тоже… вот уже месяц, как все ушли… абсолютно все, и неизвестно куда!… ясно, что кофе нет!… даже эрзаца… он живет на черном хлебе… на карточки… он питается только этим… но все–таки он хотя бы знает, где взять карточки!… а мне они разве нужны?… еще бы!… он тут же приносит нам все, что нужно! целую буханку солдатского хлеба и кувшин воды… но я ведь должен идти к Оберартцу, поэтому мне бы не помешало немного теплой воды, чтобы сполоснуться… там, на платформе, была такая липкая сажа, ее холодной водой не отмоешь… сейчас коллега принесет нам теплой воды!… он обещал… из больницы! подождем… мы его ждем!… он ненадолго… вот и теплая вода… смываем грязь… а теперь пора идти!… это рядом!… ну да, я вижу! ничего себе! что тут творится! уже на лестнице!… Оберартц Хаупт, конечно же, убежденный ницшеанец, но здесь давно никто не убирал!… в коридорах тоже!… всюду валяются повязки… здесь не подметали уже много месяцев… лейкопластырь, корпия, бинты… судя по всему, ему не хватает рабочих рук! а где же хирургия, я что-то не вижу… грек мне говорил, что он многих увольняет!… интересно, каким же образом он управляется?… а где же он сам?… где его кабинет? поищем… а, вот какая-то пожилая пациентка!… спускается со ступеньки на ступеньку… сгорбленная… «выше! выше!» говорит она мне… поднимаюсь еще выше… вижу дверь… на ней ничего не написано, только красный крест… может, это здесь?… стучу… мне отвечают… но не открывают…

— Что вам нужно?

Кажется, это его голос…

— Разрешение отправиться в Варнемюнде!

Да, это он, Оберартц…

— Можете отправляться! не нужно никакого разрешения… они в курсе!…

А как же билет?… билет не нужен, все бесплатно!… заплатим потом!… и вокзала для пассажиров тоже нет… только грузовой!… скоро прибудет поезд, который перевозит рыбу… они называют его «рыбным поездом»… мы поедем на нем и на нем же вернемся… нам разрешено находиться в Варнемюнде только то время, что они указали… не больше двух часов!… но мы ведь не собираемся совершать экскурсии! мы просто хотим увидеть море!

— Warten sie!

Я должен слушать его через дверь…

— Сходите за своими вещами!… в отеле вы больше не живете!… никакого отеля!… не положено!… хватит с вас отелей!… заводы тоже закрыты!… даже Хенкель!… это приказ из Берлина!… вернетесь обратно прямым поездом Варнемюнде-Берлин!… Просейдон тоже в курсе, вы вместе с ним и с его пациентами поедете в Берлин!… он дождется вас… вы меня поняли?…

— Да! Да! мы пошли!

Хватит разговоров… не стоит с ним спорить… кажется, этот чудак Хаупт нас на дух не выносит… в отель!… а вот и он!… я обнаружил вывеску… когда мы прибыли, я ее не заметил… «Отель Феникс»… так тут даже и платить не нужно?… судя по всему, нет… именно так и завершаются все режимы! полный Хаос, и все бесплатно… как в Виши, так в Берлине и Зигмарингене… скоро увидим, кто следующий… Лондон?… Прага?… Москва?… посмотрим… но чего они так боятся?… высадки англичан?… или русских?… спросим в Варнемюнде… скорей в нашу комнату! наш узелок с вещами!… Просейдон ждет в коридоре… все верно, он получил приказ… я спрашиваю у него… неужели они эвакуируют всех из Ростока?… он не в курсе… хотя вполне возможно… все равно он будет ждать нашего возвращения… вместе со своими прокаженными… мы все поедем в одном купе… до Моосбурга… а потом они пересядут на другую линию… до Штеттина!… да, кстати! кстати! ведь там наши дамы!… хотя, может, они уже гораздо дальше?… если еще когда-нибудь увижу Харраса, этого проклятого шута!… обязательно у него поинтересуюсь!… по мнению Просейдона, именно в Штеттине у них выстроен лепрозорий… но он не уверен…

— Вас ждет великое будущее, Просейдон!

Во всяком случае, мы точно знаем, у нас есть два часа, чтобы посмотреть на море… а потом назад…

— До свиданья!… до свиданья!