Как неолиберальная идеология влияет на образование? И почему именно школы и университеты оказываются столь уязвимы перед логикой позднего капитализма? На примере частной школы и собтсвенного опыта работы об этом размышляет Фатима Рзаева — участница курса «Неолиберализм: экономика, политика и культура позднего капитализма» социолога Вадима Квачёва.

Институт образования одним из первых присваивает неолиберальный дискурс, поскольку именно он отвечает за политическое структурирование субъекта. Частное образование интересно именно тем, что рыночные отношения заложены в самом его педагогическом фундаменте и в принципе являются гарантом получения образования. Проводить критический анализ частного образования при этом важно не только при помощи понятий классового неравенства, дисбаланса и угнетения. Необходимо отследить сами условия формирования неолиберального субъекта в повседневности частной школы, а также в том, как структура ведёт себя при вторжении инородных, нерыночных актов.

В этой заметке я осмысляю опыт внутреннего опознания черт неолиберализации школы — частной школы-корпорации, где сама работаю

В качестве концептуальной рамки я беру описание измерений неолиберального субъекта (Homo Neoliberalus) Томаса Тео, который выделяет несколько структур такого субъекта: Self, Thinking, Feeling, Agency. Нужно отметить, что, по словам Тео, индивид сегодня не просто оказывается в неких специфических условиях социализации, а также интериоризации культурно-исторического опыта, но как бы «сшивает» себя с неолиберальной системой, развивая особую форму агентности, воплощая в себе неолиберальную форму субъективности. Рассмотрим подробнее каждую из структур.

Self. Педагог

Тео отмечает, что в неолиберальной форме субъективности теряется различение между «я», «эго» — и «селф» (трансцендентальным «я», индивидуальностью, самостью). Проще говоря, на уровне самоидентификации вы не причисляете себя к какому-то понятию или группе, но прямо отождествляете себя с ними. Из этого следует специфическая форма представленности такой субъективности — главным образом, через различные формы самоконтроля и регуляции. Мы имеем дело с полностью индивидуализированной и психологизированной структурой помысливания себя в сообществе, что наглядно выражается при анализе индивидом каких-либо жизненных ситуаций или самоанализе.

Здесь нужно перейти к конкретным примерам. Прежде всего, бросается в глаза то, насколько участникам образовательного процесса в частной школе сложно провести связь между корпоративным управлением и непосредственно их собственным трудом. Я часто слышу от коллег, насколько они не удовлетворены качеством своей работы, но, даже если они подвергают критике какое-то звено управления, это никогда не выступает в причинно-следственной конфигурации. Так, моя коллега, которая очень чувствительна к корпоративному контексту и оценивает политику школы как «негуманистическую», одновременно сокрушается качеством именно своей работы и не считает свой профессиональный кризис следствием невозможности воплощать внутри созданной структуры те ценности, ради которых она стала педагогом.

У педагогов в частных школах колоссальная нагрузка. Имея еженедельные 18 часов преподавания, некоторые педагоги-предметники берут на себя ещё и классное руководство, выполняют большую методическую работу и проверяют задания.

Само по себе классное руководство в частной школе заслуживает отдельного внимания. Если коротко, оно включает в себя не только функции информирования и работы с группой, но и большую работу с родителями, которая осуществляется в клиентоориентированном формате (доступ в нерабочее время, эмоциональное обслуживание, принятие и выполнение запроса, отчёт). С другой стороны, размытие личных границ реализует ещё и некоторое расширение родительства, которое семьи получают как имплицитную услугу, платя за обучение. Чаще всего это выражено в инверсии родительской заботы и контроле: классному руководителю или тьютору может вменяться функция няни или гувернантки. От него ждут, что он или она будет следить за перемещением детей, приёмами пищи и сохранностью вещей, особенно в младших классах.

Методическая работа ведется на базе цифровой платформы. Она требует создания оригинального образовательного контента, высокой координации работы преподавателей, постоянного обслуживания процессов учебной работы на платформе, проверки большого объёма заданий (иногда их прибавляется по 100 и более за день). Методические аспекты проведения уроков не учитываются системой образования в принципе, что сами преподаватели очень хорошо фиксируют и формулируют, жалуясь на отсутствие личных границ и разделение между работой и остальными сферами.

«Пойду поработаю спокойно — выходной же!»

Одновременно при всех этих неоднозначных условиях труда мы имеем дело со странной фиксацией на чувстве личностной несостоятельности. К нему прибавляется гиперответственность и вина за «плохие уроки» и непроверенные работы: «надо готовить занятия, а я, как обычно, прокрастинирую». Создается ощущение, как будто за работой учителя не стоит созданная извне и контролирующая его управленческая модель — на субъективном уровне он воспринимает себя как саму эту модель. И, действительно, я почти никогда не встречала в таких разговорах отделения учителями себя от работы или администрации. В то же время восприятие самого успеха хорошо отражает идею прямого корпоративного отождествления: успех педагогической инициативы встраивается в биографию личных достижений педагога, становясь не просто индикатором профессионализма, регалией, но личной историей, имеющей определенное место в линии жизни работника.

Feelings. Плохой педагог

Главный модус неолиберальной субъективности — аффект. Это связано с потреблением как главной практикой индивида. Я бы хотела подчеркнуть, что эмоции для неолиберального субъекта — это индикатор успешного или неуспешного самоменеджмента. Подобно тому, как в организации вы ставите оценку за обслуживание и ваше удовольствие как клиента служит признаком успешной работы организации (успешность работы организации приравнивается в таком случае к успешной работе сотрудника, причем не управленца, а именно штатной, «полевой» единицы), так и здесь индивид, является сам себе корпорацией и постоянно оставляет для себя обратную связь. Задача неолиберального дискурса — удерживать индивида в этом туннеле аффекта между возвеличиванием и уничижением, при этом склоняя его, конечно же, в сторону уничижения (это стимулирует производить больше).

Многие мои нынешние и, особенно, бывшие коллеги по школе отмечают, что никогда не получают положительной обратной связи, не оказываются в ситуации успеха, которая мотивировала бы их двигаться дальше в своём профессиональном развитии. Часто это происходит, потому что приходится работать в ситуации постоянного вброса новых вводных, и, соответственно, невозможности сформировать адекватные ситуации критерии. Иногда речь и о прямых действиях руководства, направленных на конструирование коллективной неуспешности сотрудников. Так, на одном из рабочих собраний педагогам показали родительский чат с критическими замечаниями в адрес учителей. Его буквально вывели на экран, чтобы создать ощущение «объективно» низкой оценки работы преподавателей.

«Не администрация говорит вам, что вы плохо работаете, а сами родители (потребители) так говорят — значит, это правда».

Thinking. «Администрация занимается решением этого вопроса»

Как пишет Тео, поскольку граница между «эго» и «селф» в неолиберальной субъективности стирается, теоретическое / концептуальное мышление меняется на практическое. Исчезает какое-либо централизованное знание — взамен приходит интуитивное (т.е. рациональное на уровне ситуативного успеха) понимание, как достигнуть той или иной цели.

В частных школах это проявляется сразу на нескольких уровнях. В школьном коллективе распространено мнение, что у школы нет единой позиции по академическим вопросам. Это касается как крупных и важных принципов организации школьной жизни (политика дедлайнов и оценивания работ, положение о стипендии для наиболее преуспевающих учеников, зачисление в школу и отчисление, функционал педработников), так и рутинных ежедневных вопросов (например, продление аттестации заболевшим).

В отсутствие регламентов любой запрос превращается в «заявку потребителя» и решается вручную. Например, в одном случае ученику однозначно соглашаются продлить аттестацию, а в другом нет, в одном случае родителю удается выйти на администрацию и добиться положительного решения по своему вопросу, в другом проблема остаётся без решения. Из–за того, что основной канал входа в школу для родителя — это классный руководитель и тьютор, движение запроса начинается, как правило, именно с них. Затем этот сотрудник должен выбрать момент и подойти к кому-то из коллег, какое-то время выясняя всё в частном порядке у педагогов-предметников (обычно до тех пор, пока родитель не получит удовлетворяющий его ответ). Часто на это уходит весь рабочий день. Многие отмечают, что истинная задача тьюторов и классных руководителей в школах — «тушить пожары», а не заниматься своими непосредственными обязанностями.

Если вернуться к оцениванию учебных успехов, то, например, возможность получить сводную и исчерпывающую информацию об успеваемости просто отсутствует. Отчасти это связано с тем, что обучение цифровизировано (нет журналов, нет пятибалльной системы оценивания). В то же время преподаватели просто не понимают, каков их порядок действий в случае спорных ситуаций (например, если ученику нужно переписать работу). Каждый раз приходится писать письма, подходить лично, чтобы разобраться со всеми частными случаями и вникнуть во все детали. С одной стороны, мне как тьютору важно знать всю эту информацию, но тратить большую часть времени на неё совсем не хочется — это вызывает ощущение бредовизации работы.

И ещё о тьюторской службе. Не один год в школе пересматривают её концепцию. Наличие этой позиции как таковой тоже всегда под вопросом — ты никогда не можешь быть уверен, что продолжишь работу в следующем году. Часто сменяющие друг друга сотрудники администрации один за другим провозгалашают, что приоритетной задачей менеджмента является «формулирование функционала и миссии тьюторской службы». Однако сформулировать их мы не можем уже несколько лет. Отдельной характерной чертой нашей школы является отсутствие у тьюторской службы руководителя, что, на мой взгляд, связано не столько с подвешенным статутом тьюторов, сколько с попыткой пресечь выстраивание содержательной и методически выстроенной работы. Ресурсы перетягивают в сторону постоянного интуитивного решения мелких задач. Кстати, некоторые ученики и родители из–за этого долго не могут понять, подходит ли им школа или нет. Им сложно сориентироваться в постоянной смене регламентов, у них создается впечатление, что все процессы сводятся лишь к их частным запросам.

Agency. Новости Гимназии

Агентность является особым психологическим измерением, включающим себя как сферу аффекта, так и мышление. Колеблясь между самоуничижением и чувством превосходства в отсутствие возможности применять концептуальные формы мышления, неолиберальный субъект действует в измерении приобретения выгоды / успеха, либо их потери.

Применяя эту идею Тео к школьному сообществу, надо отметить, что педагог лишен этой формы агентности, поскольку в школе нет модели того самого капиталистического поощрения — нет ни выстроенной политики премирования, ни системы обратной связи от руководства. Интересно, что руководство в этом случае идёт по пути создания корпоративной экосистемы, когда вместо повышения зарплат и премирования оно просто берёт часть потенциальных расходов сотрудников на себя (например, обеспечивает ДМС или оплачивает корпоративный английский). Наверное, наиболее подходящим для описания примером неолиберальной формы агентности в школе может служить наличие или отсутствие клиентских претензий со стороны родителей. Такая обратная связь воспринимается как признак успеха и даёт возможность сосредоточиться на «антибредовизации» своей работы.

Профсоюз

Весной 2020 года, в разгар первой волны пандемии, когда все сотрудники школы были переведены на удаленный режим, сотрудники получили на свои корпоративные почты анонимное письмо о призыве вступать в профсоюз. Это была не первая попытка его организации. В этот раз поводом послужил некорректно составленный приказ о переводе на удаленный режим работы, согласно которому отвечать на корпоративные письма учителям предлагалось не дольше 30 минут в день. Нельзя было критически высказываться о мерах по борьбе с пандемией, которые принимала администрация города. Помимо этого, основанием для создания профсоюза послужила еще одна причина, которая всегда висела и висит над школьными учителями — срочные (годовые) контракты.

После призыва в профсоюз вступила небольшая группа людей, ещё несколько человек находились в раздумьях, Провели встречу с главой отдела кадров, и договор на удаленную работу скорректировали. Руководитель HR-отдела сначала одобрила идею профсоюза. Однако через несколько дней, прямо перед майскими праздниками, двум членам ячейки привезли уведомления о прекращении договора из–за изменения штатного расписания в будущем году. Было составлено открытое письмо администрации (которая никак свои действия не комментировала) и призыв в корпоративном чате его подписать. На удивление, при штате порядка 200 человек, подписали обращение примерно человек 25. Организаторов вызвали на личную встречу.параллельно профсоюз время от времени собирался в зуме, где его участники пытались проработать стратегию поведения: стоит ли идти в суд, как набрать большее количество членов. Даже встречались с председателем учительского профсоюза. В итоге все члены первичной ячейки покинули школу, не дождавшись окончания года. Исков не последовало, публичных скандалов тоже.

Почему идея объединения педагогов провалилась, а за увольнениями не последовал скандал или суд? И как так получилось, что за созданием профсоюза сразу последовали эти увольнения?

Ответ на первый вопрос, скорее всего кроется в том, что у нас есть развитый рынок труда, в который бывшим работникам школы все ещё можно было успешно встроиться (есть много других школ, где требуются педагоги). Второй вопрос интереснее. Думаю, что создавая профсоюз, учителя вышли за пределы неолиберального представления о себе как об «индивидуальном предприятии». Сотрудники отказались вкладывать так много личных ресурсов в работу над собой как перспективным работником. Для администрации это показатель того, что с таким учителем что-то не так, причём, думаю, речь идёт о некотором уровне имплицитных представлений и действий, а не о циничном расчёте. Это представление, впрочем, свойственно не только у администрации: я сама, размышляя о защите своих прав, тоже чувствовала, что профсоюзная деятельность как будто бы не покроет моих личных дефицитов. Я не могу выскользнуть этого бесконечного оборота личностных ресурсов в поле социального действия, а это — главное свойство неолиберальной субъективности в том виде, в котором её описывал Томас Тео.