Машина для свиней
Этот человек всегда смотрел вверх. В его взгляде была злобная уверенность. Тайно наблюдающие за этим человеком сравнивали его с буридановым ослом. Сейчас в этом месте не осталось существ способных провести подобные сравнения.
Человек считал себя сложнейшим из инструментов Бога. Человек представлял, как выкачивает из живых их души. С детства он чувствовал значимость своего предназначения и важность собственного наследия. Вот только может ли быть детство в мире, где прошлое растворяется в пустоте?
Он любил представлять, как умирает. Воображал, как духовная оболочка слезала с него подобно древней чешуе, освобождая божественную сущность. Его мучали грёзы о безвременье.
Вся его жизнь, все его действия направлены на то, чтобы впитать в себя бесконечную эссенцию жизни, включающую в себя: страх и страдания, радость и счастье. Он поглощал эмоции и мысли, с твердой уверенностью в свое предназначение.
Он — инструмент, он — губка, которая впитает воду всех рек, со всей скверной и кровью. Он — фильтр, который дистиллирует лаву Преисподней и воздух райских кущ, даст элементалям вселенной оболочку, упорядочит хаос и создаст то, что будет вдохновлять и будоражить сознания.
Так он станет ближе к Богу, возьмет на себя его роль, поравняется с ним, поднявшись по винтовой лестнице из собственных творений. Его шаткая конструкция будет шататься, извиваясь как кобра, перед взором Колосса, возвышающегося над городом, где он жил. Города под названием Машина для свиней.
Человек заглянет в пустые глазницы Колосса и закричит. Закричит так громко, что впервые услышит свой собственный голос. Даже не голос, а детский визг, несвязный лепет сумасшедшего ребёнка-старика. Он не поверит в собственные слова, которые польются из него как кровавая рвота. В слова, которые были его смыслом, в которые он верил и которые держал до этого дня, храня загробное молчание.
Пустой взор Колосса заставит его бояться и плакать. Воск потечет из глаз человека, лицо начнет таять. Перед своим концом он вспомнит, как забирался сюда, в надежде найти ответы о мире, в котором жил.
Он переносчик жизни. Он особенный — человек среди свиней, обладающий даром. Он способен созидать и запоминать, страдать и ждать, впитывать и выжимать. Но он может только создавать, ничего не оставляя себе. Создавать из исключительно настоящих чувств и искренних эмоций — фальшь недопустима, иначе его творения покрошатся и рассыпятся. И самое главное — никогда не забывать, что он лишь инструмент.
Но человеческое нутро побороло божественное начало, не оставив и шанса на святое возвышение. Любовь к созиданию мира перерасла в ненависть к визжащим свиньям — существам этого города, которые кричат о вечном заключении только завидев прутья клетки, к границам которой не смогут подобраться даже за всю свою жизнь.
Человек зол на себя за несдержанность. Ведь управлять эмоциями раньше было так легко: любить только тех, кто дарует боль, смеяться громче грома, чувствуя первобытный страх. Собирать с окружающих душ материалы для создание единственного, что имеет значение — своего мира полного очищающего страдания. Мира жестокого, но честного, находящегося вне видимости этих маленьких черных глазёнок, смотрящих из вязкой тьмы.
Ему хочется спрятаться от безумного рокота Машины для свиней, которая перемалывает истерзанные болезнями туши. Он осквернил накопленную эссенцию своей ненавистью, ленью и слабостью. Его любовь порождала тесную связь со зловонными биомассами. Он был задавлен тысячью тел. Как он только мог прикасаться к этим существам так непохожим на него? Зачем было искать личности в этих трусливых животных?
Человек помнил, как одиночество порождало зависимость и ядовитую боль. Агония одолевала покрытую язвами душу. В
Человек хотел рассказать о вольере для грязного скота, потерявшего свою историю. В центре этого вольера тянулся к небу великан — наверное некогда великий, но также утративший хотя бы намеки о своем происхождении. Мертвая статуя стояла среди проржавевших механизмов, находящихся в постоянном движении. Смог из паровых труб застилал эпический силуэт титана, не давая прохода даже свету свечи. Разглядеть голову Колосса было невозможно за слоем черной мглы.
Человек задавался вопросами: для чего нужны все эти механизмы? что стало с Колоссом? где другие люди?
Человек собирал всю красоту этого падшего мира, соскребая с закоулков пошлых сознаний свиней крупицы чего-то светлого. Добытый материал он научился превращать в прямоугольные слитки, закаляя их в собственной боли. Слитками он прокладывал ступени винтовой лестницы, чтобы увидеть лик Колосса, возвысившегося над Машиной для свиней как некий древний Бог. Может взобравшись человек разгадает тайны этого мира? Может взобравшись он увидит себеподобного?
Лестница шаталась под порывами ветра. Её конец был скрыт в смоге. Свиньи падали на спину, чтобы посмотреть наверх.
Прорвавшись сквозь удушающую тьму, человек увидел лик Колосса и закричал. Тогда он понял, что пустота давно обволокла его душу, что его дар преображения эмоций в материальное — лишь жестокая издевка Колосса, скрывающего свою злобную улыбку в небесах. Все попытки найти смысл или придумать предназначение — всего лишь жалкое желание получить отклик за добродетель, желание быть любимым, хотя бы за попытку, заведомо бесполезную, что-то изменить. Желание движимое свиными инстинктами. И вся благодетель, весь альтруизм разбиваются на мельчайшие осколки, при осознании фундаментальных истин природы.
Внизу конвейер Машины перемалывал туши, превращая их в желеобразную субстанцию, состоящую из раздробленных костей и внутренностей свиней. В момент когда лицо человека начало таять, когда вся его прогнившая вера рухнула под тяжестью собственного лицемерия — механизм остановился и скрежещущий грохот вместе со зловещим гулом, сменились оглушающей тишиной, длившейся то ли вечность, то ли миг.
Тогда свиньи издали безумный, ни с чем не сравнимый визг, полный злорадства и презрения к человеку, что искал здесь ответы.
«Исследователь неисcледуваемого», — хором завопили они.
Даже когда стальной пресс Машины сдавливал их тела и внутренности вылезали из глазниц — их визг не был настолько чудовищным, как сейчас. Когда свиньи получали величайшее удовольствие в пожирании погибших сородичей или совокуплении друг с другом — их визг не был так сладок, как сейчас.
Человек отвернулся от лика Колосса, посмотрел вниз на бесчисленное множество грязных туш среди гигантских ржавых конструкций. Рот его слипся от воска, но он открыл его разрывая собственные губы и закричал снова, глядя вниз на тысячи мерзких созданий, еще смелее и громче, сквозь смог и пепел.
Он не мог смириться с поражением и кричал, чтобы обрести новый смысл своего существования. На секунду его речь показались ему истиной, все накопленное им знание обретало структуру — настоящую, крепкую. Он порвал свои веки, чтобы видеть. Он продолжил вопить, но свиной визг не стихал. Они не хотели слушать, они хотели показать свое безразличие, с насмешкой провожая каждое слово оратора свыше, чья речь эхом пролетала над Машиной для свиней. Но человек не мог замолчать и свиньям со временем уже не хватало сил и воли, чтобы сохранять свои иллюзии. Они устали.
День и ночь свиньи пытались завести Машину, чтобы ее грохот заглушил голос человека с восковым лицом, что вещал им с огромной винтовой лестницы. Но машина стояла без движения, а оратор не замолкал. Со временем смех свиней был все тише и неестественней. Монотонный хохот казался теперь еще более зловещим. Глупость возведенная в абсолют, которая пугала человека намного больше чем самая жестокая ненависть, отражалась в этих жалких существах, бродивших по закоулкам огромной Машины и нескончаемо хохотавших ради того, чтобы обмануть себя.
Выдавливаемый свиньями смех раздавался эхом по пустым залам Машины, стены которой покрывала ржавчина и запекшаяся кровь. Они закрывали уши друг другу грязными копытцами, по которым ползали фантастические насекомые. Они плакали, но продолжали пытаться насмехаться над услышанным.
Человек говорил все громче и убедительней, обличая мир, в котором они жили — пустой и бессмысленный. С лица человека капал воск, растекаясь по ступеням и перилам лестницы. Капал так долго, что у лестницы появились ограждения и она начала приобретать форму башни. А Колосс все также стоял позади воскового монолита. Мертвая статуя без глаз возвышалась над Машиной для свиней и пропавший смог позволил разглядеть ее чудовищные размеры и величественность.
Безмолвный, мертвый гигант стоял позади человека и будто придавал ему сил. Человек больше не смотрел в пугающие пустые глазницы Колосса, он смотрел туда, где его слышали и боялись. А он уже не боялся ничего. Он остановил Машину для свиней и развеял смог. Теперь он больше не страдал, но страдали все остальные — жители Машины, несчастные и испуганные. Но человек больше не видел свиней, он больше не думал о своем предназначении и смысле. Он нашел себя. Он был счастлив.