Конвенция

Социальное конструирование реальности — дискурсивый подход, репрезентирующий любую систему образов, сформулированных социальным умом, как совокупность последовательных социальных практик, вербальных и невербальных договоров от их практического, означаемого начала до апроприации и объективирования цивилизацией преломлений образов и институтов через означающее эстетическое начало, познание объективности через объективное познание субъективности. Проще говоря, это подход, при котором общество само себя наделяет смыслами и значениями.

Социальное конструирование обнаруживает ся в эпоху постмодерна, но не стоит его вручать лишь постмодернизму. Оно появляется себя и в конвергентном реконструировании истины модерна при метамодерне. И в критике метапостмодерна.

Любой социально сконструированный образ может пройти 5 этапов его объективирующего познания массовым сознанием, то есть обществом. Такое объективирование может быть как однозначно положительным по функции — структурирование, упорядочивание общества и его строя, так и совсем неоднозначным — когда делает его знакомым, уютным, предсказуемым, догматизированным. Как же формируется общество от одного человека и его инсайта до цивилизации и её институтов.

1) Экстернализация — собственно первый сигнал рефлексии, выражение любого ощущения или переживания произведенного индивидом.

Проблематика: Сигнал может оказаться не жизнеспособен, субъект понесет санкции со стороны социума.

2) Объективация — скрещивание опыта эстернализации с опытом других людей.

Проблематика: Опыт индивида преломляется и оспаривается в соответствии с существующим общественным строем. Полезный для социума опыт переживания индивида и его истинностный сигнал могут потерпеть поражение при встрече с условностями уже существующих социальных конструкций, пасть пред статусом, конформностью, конъектурой.

3) Хабитуализация — опривычивание экстернализированных и объективированных идей

Проблематика: та же, что при объективации, но в больших масштабах. Привычка не всегда осознается.

4) Институциализация — формирование общих представлений в общественном сознании на основании хабитуализированного распространения идеи общностью.

Проблематика: та же, что при объективации, но в больших масштабах. Частые поражения экстернализированного опыта формируют меньшинства не оцененные институцией, её порядком, взглядом, санкциями.

5) Легитимизация — институция прошедшая опыт традиции, проверенная на дистанции как жизнеспособная, на деле просто не исчезнувшая, становится оправданной де-факто, легитимной.

Проблематика: Абстракция, идея такого порядка в консервативном уме часто автоматически реифицируется.

6) Реификация — представление социально сконструированных абстракций, паттернов, взглядов, способов мышления и восприятия как безусловных, объективных, единственных, а не воспитанных, культивированных, соотнесенных по легитимности — сконструированных обществом на какой-либо дистанции, игнорирование средств и методов манипуляции, повсеместности приложения метода констуирования.

Проблематика: Реифицированным индивидом экстернализированный опыт не воспроизводится или воспроизводится редко и не осознается в последствии. Встреча с эстернализированным опытом другого не познается, а на такой опыт лишь накладываются институциональные санкции, паттерны поведения для ситуаций встречи с ненормальным.

Возьмем простой пример объективного феномена «Наводнение». Так, через политический дискурс мы можем сказать, что наводнение вина местных властей. Через религиозный, что наводнение это кара божья за проступки людей. Через экологический, что это следствие глобального потепления. Через социологический, что это вина капиталистического строя. И это всего лишь объективный феномен, что говорить о социальных конструкциях. Чтобы выявить какой дискурс скорее, конвергентнее, компромисснее описывает ситуацию, нам и нужно социальное конструирование, чтобы посмотреть внутрь каждого из них, реконструировать их, их взгляды, формирования, основания и соотнести их по релевантности с феноменом.

Миф — это идеологическая единица (в дальнейшем единица идеологемы), представляющая собой идеологему подкрепленную сюжетным представлением о взаимосвязанности реальности, паттерновое представление реальности, возникающее там, где отсутствует конструктивистское понимание изначальных оснований феномена, абстракции. Мифическое сознание понимает [объективно существующие объективные и субъективные] образы через другие субъективные образы. Это система образов в себе, не стремящаяся к объектному, предметному изучению, заменившая это конформностью ограниченной образности или её безысходностью.

Абстракция — теоретическое обобщение опыта сознанием, образ с акцентуаций на его опредемеченности. Так понятие образа охватывает абстракцию, а абстракция институцию. Образность говорит нам о формальности, абстрактность об образности. Форма в свою очередь охвачена смыслом, содержанием, несмотря на возможное непонимание субъекта создавшего форму. А уже содержание предельно при понимании и описании, форма его обрамляет и является лишь формой содержания, формой для содержания; и его подсознательной передачи.

Социальное

Там где незнание становится безусловным — появляется миф. Мифическое сознание это что-то чем мы обычно обозначаем первобытные общины или современные сообщества объединенные симулякрами. Но мифы так или иначе таятся у каждого, чаще всего они не идентифицируются из–за банальной ненадобности и сложности — если организм удовлетворен, и привычное инфополе не располагает, субъект его и не покинет. Например, мифы есть у каждого, кто является частью глобального сообщества. Мифы глобальности так или иначе распространены везде.

Один из наиболее простых больших мифов идеологии модерна это конечность жизни: у тебя есть одна жизнь и прочее-прочее — за счёт простой реконструкции миф легко подпитывается. Так обычно начинаются всё мифы: берется предположение, берется удобство, легкость и надстройки конструкций льются обществом сами на себя в таком количестве, что это запутывает, и незнание становится безусловным в очередной раз. Распространены надстройки типа «мы все когда-нибудь умрем», «жизнь дается лишь один раз», которые помогают субъекту встать на ноги, субъектности. То есть подвержен мифу тот, кто не идентифицировался по его вопросу, а лишь в момент становления мифа обнаруживал такую идеологему как решение чего-то иного — или проще говоря, не личность. Все–такие надстройки притворят идеологеме конечности и единичности жизни, что очень играет на сложности выстраивания человеком долгосрочных перспектив. Но факт в том, что мы в виде сознания уходим из жизни так же как и появляемся — абсолютно определенно не только исчезаем, но и появляемся, только про факт появления институциональных надстроек нет, а он безусловен и непознан так же — вы не знаете почему вам дали чувствовать именно этот мозг, ни другой или ни сразу несколько. Вы так сильно уверены, что вы принадлежите себе, просто потому что чувствуете себя в данный момент тем, кем даже не вы выбрали быть. Категория преемственности правит определенность — в прошлом полностью лежат и закладываются основания для настоящего и будущего, а ваш контроль над прошлым рано или поздно кончается (в зависимости от того сколько вам лет), особенно если вы верите в данный миф. Когда вы первично всё же сущность чувственности, где, говоря о свободе, надстройки условий вас лежат под этим фактом.

Можно держаться за незнание частного и им декларировать незнание общности, а можно определить общность. Общность в данном случае это факт существования — единожды бытие навсегда положит бытие, дифференциация всегда ряд единства — элемент всегда система, а система всегда элемент другой системы. Единство из дифференциации всех сознаний вполне представимо, а ваше (как сущности чувств) иное (как идентичности) бытие-небытие представимо абсолютно так же как нынешнее. Это тоже надстройки. Но они полагают позитивисткое знание, а не негативистский миф. Хотя факт бесконечности существования по факту существования существования может и огорчить. Поскольку развенчивается ещё один миф — о сверхпринициальном, предельном порядке трансцендентального. То есть, по факту «существования» как предельной описательной категории, весь ряд в «существующем» когда-либо и где-либо уже приравнивается на этом уровне, поэтому вполне возможно, что всё в «существовании» такое же обычное как вот то, что происходит с вами сейчас и вы считаете обычным, вот эта жизнь, это социальное, это животное равно едино и едино равно. И это полагает не только равенство возможных состояний (одно оно или их бесконечность) вашего сознания, но и равенство всех соподчиненных категорий описательной категории «существования», проще говоря — любой креационистский процесс (например, бог) с вами в одной лодке (и соподчинен «существованию» в любом случае находящимся над ним). Потому что креация, создание, по факту и являет процесс производства «существования», и это ещё раз подтверждает предельность обобщенности «существования», поскольку это глагольная форма бога (отношений создатель-создание, которые так же лежат у оснований любой характеристики феноменов, как самый общий признак), который так же предел при рефлексии, что опять же сходится.

Так же такой «позитивной» интерпретации в вопросе конечности жизни, кажется, может помочь теория мультивселенных, кажется, даже она полностью полагает её. Но теория мультивселенных в её абсолютном виде это ещё один миф, ибо сейчас происходит определенность, и не понятно то, что по теории ты герой (чувственный субъект) именно этой определенности сейчас, когда есть определенность, где ты герой всех определенностей в этом моменте времени и герой одной в этом моменте времени… например, которая произошла. То есть существует скорее теория определенности, еще как минимум потому, что любые полярно предельные вселенные противоречат друг другу, и потому что вселенная где нет мультивселенных. Поэтому, если теория мультивселенных и практична, на метафизическом уровне (а не просто фантастическом, где возможно немотивированное), для неё нужно обнаружить ещё одно абстрактное измерение, или хотя бы категорию. А так против определенности у неё нет шансов, ибо будут всегда две противоборствующих предельных определенности, два противоречия, произошедшее и другие его возможности, реализовавшиеся в возможности где они все реализовались. Проще говоря, теория мультивселенных это алогизм, художественное допущение, а философия художественного аппарата не подходит предмету философии — истине, хоть большинство старых философов безнадежные реплики своих тупиковых художественных допущений, когда философ — подневолен только истине. Любой продукт умозрения, отражающий больше эго, тенденции, время чем предельность — есть идеология в плохом смысле, а не философия.

Конструирование

Не только создание производит существование, но и сознание — как предельный оператор: предельный субъект, как существование предельный объект, в вечных отношениях субъект-объект. С тех пор как абстракции много больше артефакты (объекты умозрительного обнаружения), они являются лишь частью ряда, а не безусловно конечными столпами общества, предельными ценностными основаниями после единого обнаружения, особенно, если не лично вами. Важно — что вы вольны их конструировать так же, как их конструировали до вас — для вас или уже совсем нет. Потому что цивилизация это масса таких же обрывков сознания как и вы, заключенных в условия, метрики, поставленные на паттерны без их воли, а это именно то, что вас и сформировало. В этом смысле, если вы не различаете хотя бы сконструированности вашего мира, вы не принадлежите самому себе, ибо единственное, что ответственно за вас это ваша свобода воли и интеллекта. Принято считать человека животным высшего ранга как раз за свободу воли, обеспеченную как раз более развитым интеллектом.

Не то чтобы и свобода воли, и интеллект принадлежали вам, ибо их качество так же определено условиями и паттернами на которые вас поставили изначально не вы, а прошлое и будущее это всегда причина и следствие (в общем, а не в частности), если бы в настоящем не лежало 100% преемственности прошлого, его бы просто не существовало, ибо факту больше неоткуда взяться, а неоткуда это категория незнания так же как и случайность и прочие, не более того. А точнее, мы, как единый меняющийся эволюционный ряд — от сингулярности и обратно, ретроспективно объединенные материально как минимум как предки одного простейшего супа, все ответственны за всех и нам принадлежит всё. Или если не эволюционно, а бога представить как единство всего сущего, мы есть сущее (существующее), а единство это просто факт существования категории связей, относительности, единички в паре единички и нуля; да, обнаружение единства — это факт существования разницы, но едины мы предельно, по факту существования существования, что нас сводит, и потому что являемся продуктами друг друга и преемниками одного, из чего все развилось; как раз к единству мы стремимся в гуманизме, потому что единство предел справедливости, а разница в купе с чувственностью на дистанции времени угнетает, теряется контроль, размывается сочлененность, и в конце концов общие ценностные основания тоже размываются, что невозможно на уровне единства, как например существование непрерывно, поэтому принадлежать себе всегда так приятно; и более метафизические версии такого контроля единством пост социального самоконструирования только закрепляют и обеспечивают безопасность, отдаляя от отчуждения, которое разница за собой всегда реализует на дистанции времени рано или поздно.

Просто раз детерминизм, порядок и логика (где их “противоположности” лишь их части; противоположности они лишь в существующем порядке социального по узкому сокращению языка) уже существуют, и максимально никто не виновник своей судьбы на самом деле, успех не принадлежит заслуге успешных и наоборот, ибо никто не вещь в себе — всё преференции и санкции тоже должны быть не максимальными, а философски социалистичными.

Свобода воли — это социальный конструкт, ангажированная модерновой тенденцией метонимия, ставшая безусловной идеологемой в одном её варианте, где семантика (значение) слова «свобода» максимально, а не конвергентно возможностям свободности категории «воли». А конкретнее, волевое усилие принадлежит не вам, так как вы сформированы предпосылками, метриками и условиями не вашей воли. Поэтому, кстати, вся риторика либертарианства о безусловности достижений субъекта ошибочна и жестока, замыкается на теории естественного отбора и эволюции, что не просто не предельна, но и не безусловно положительна. Эволюция — процесс конвергентный и пока технический прогресс кажется безусловно эволюционным он может не подходить другим эволюционным процессам человека и общества. Эволюция — очевидно, вписывается в креационизм и представляет лишь наши естественно-научные знания и их текущее положение, но предельно никак не может быть противопоставлена креационизму (имеется в виду не популярная теория о разумном сотворении, а просто предельность категорий творения и воспроизводства, как измерений любого изменения).

Проще говоря: если мы — это сущность чувств и условий данных не нами. То интеллект хотя бы поможет лучше созерцать процесс, полнее его чувствовать и понимать, а раз мы сущность чувств, то быть собой хотя бы так, ибо в условиях данных нам не нами — не собой мы побыть всегда успеем.

С мифами просто, но есть так же абстракции типа дружбы или любви. Даже это продукт социального конструирования, вы можете прямо сейчас испытать чувство похожее на какое либо, вычленить разницу или уточнение из словарной категории — и создать эту абстракцию, и быть в ней полностью справедливым; используя осознанность, так можно в зависимости от обстоятельств хоть чувственно подчинить этикет и не страдать с него, хоть реконструировать свою эстетическую чувственность, хоть перейти на полигамию, или даже поменять ориентацию, где, конечно, чувственный опыт тоже надо препарировать, но вполне возможно на вербальной основе — как всегда в основе всегда лежит конвенция, будь то между людьми, сознаниями, или между вами и миром, внутри сознания.

Так мы приходим к тому, что смерть эго и абстрагирование идентичности — необходимое условие для просьюмера социального конструирования реальности. Ещё Аристотель писал — о душе животной и разумной. Разум свободен и всесилен: без чувственности определенной — он корпус всех чувственностей, находится в поле идей, где всё в своём идеальном варианте и любая категория в себе самодостаточна и так же, только истинностно, справедливо сопряжена другим. Идеал, конечно, не материален, собственно — не существует; но определенно — часть спектра и то к чему всегда намечен вектор сознательно или подсознательно.

Так, и только так, при помощи этой собственно философской методологии, с наибольшей уверенностью можно говорить о нахождении наиболее общих ценностных оснований, предельных обобщений, фактов конвергентной истины, достоверном развенчании мифов. Потому что самая критическая методология это конструирование, по средствам реконструирования мы предельно понимаем явление, по средствам конструирования мы предельно свободно и возможно созидаем, за счёт осознанности нужной для конструирования.

Смерть смерти делает нас бессмертными

По факту бесконечности существования по факту существования существования, мы можем определить смерть как порядок бытия, в него вписывающийся перформатив, глагольный акт, социально сконструированную метонимию, сокращение, которое со временем ошибочно стало безусловным противопоставлением бытию.

Так как смерть метафизически больше не имеет смысла, мы обозначим, что имеет — трансгрессия смерти. Это подарок условности бытия. Ваш основной шанс на встречу трансцендентального, самое принципиальное изменение познания, определенности вашего сознания, самая качественная точка вертикального познания. Однажды, «вы» уже «не были» и вдруг появились, с чего бы вам не появится и после смерти, просто не торжественным этому мозгу. Трансгрессия жизни как-то определила ваше сознание, такой же шанс есть и у смерти, если рассматривать акты как трансгрессию в бесконечности, то они как раз одного порядка.

Смерть умерла — да здравствует смерть.

Инструмент социального конструирования

Индивид, не стремящийся реконструируировать каждый феномен своей жизни после того как ему сконструировали его — подобен пчеле, функция которой выполнять заведомый инстинкт, врученное, неосознанно заполняя полностью им жизнь, где даже не будучи счастливой она ничего не сможет сделать. От пчелы нас отличает интеллект, который в данном случае положен реконструированию абстракций.

Зная, что социальное сконструировано социумом и чем длиннее его история, эволюция, тем оно более ему принадлежит, и что человек это сущность чувств, метрики которой не принадлежат ему, и потому люди равны — мы можем считать себя равным строителем реальности всем тем, кто нам её строил и конструировать абстракции любого порядка по индивидуальной чувственности и общей предельной осознанности, наиболее качественным ценностным основаниям, будь то общество, каким мы его видим, или альтернативная дружба или любовь, не говоря о примитивных понятию чести, достаточно просто уметь реконструировать эту реальность, учитывая все стадии конструирования.

Вот и проблема, социальное где-то меньше, где-то больше перестает принадлежать человеку, оно становится настолько длинным и сложным на дистанции цивилизации, настолько отдаленным от понимания, что мы уже не можем доверять его абстракциям, нормам, институтам. Нам нужен аппарат реконстукции и как можно скорее, чаще и распространеннее. Конструирование реальности такого порядка делает человека демиургом, ставя его равным богу настолько, насколько он существо социальное, ведь все социальное можно поставить на рельсы реконструкции — реконстурировать, раз имело место конструирование.

Лишь однажды представив мир социальному конструированию реальности, вы можете пережить свободу этическую, эстетическую, метафизическую, ведь даже знания о метафизике лежат и создавались в социуме, опустится до архаического мифического сознания (когда будете реконструировать остатки его догм в настоящем) столько, сколько нужно пощупать его для свободы, применив скептицизм к принятому скептицизму или даже вообще, если это вам будет надо — пережить предельную свободу выбора.

И нет антиаксиологичности в репрезентируемой теории — даже когда вы посчитаетесь с абсурдностью определенности мира, с экзистенциальным кризисом, который тоже определенность, отчего и с фактом несправедливости мира по факту существования категории негатива — аксиология в вашей системе ценностей не пропадет, но распределится более справедливо.

Реконструировав феномен, а именно то как он создавался в массовом сознании с момента конвенции и его обнаружения в социуме, вы почувствуете его как принадлежащий вам и сам его чувственно, то есть и внутри, и вне, даже если сами раньше не имели в практике различимую положительную чувственность с ним связанную. Так, реконструируя как можно больше, а лучше как можно большее, то есть обобщенные, предельные феномены, вы всё больше будете чувствовать единство и свою полную справедливость какой бы диссидентской она ни была.

Так как «Я» сконструированно предпосылками не вашей воли — свободы воли не существует. Существует только несвободное волевое усилие, коэффициент которого сконструированн предпоссылками вне вашей воли. Раз метрики и условия распределены не справедливо, мы должны сделать их справедливым, через социум, как он сделал некоторые из них несправедливыми. Стремится к наиболее общим ценностным основаниям, а не создавать синтетические войны по эстетике, аккумулируя системы угнетения и просто тратя время на то, что могло бы быть у вас любым, вместо того чтобы заниматься столько же возможно эстетической, как и всё — пользой.

Польза

Все сущности чувственности должны быть равны и поставлены в доступно равные условия, само собой не за счёт редукции общего среднего уровня жизни, как раз наоборот, это невозможно при осознанном стремлении к философскому равенству. Поставлены с учётом особенностей. Который не выйдет из–за под контроля, он уже существует в виде образования и семьи, почему бы уже часто эксплуатируемые институции не кристаллизировать.

Никакие формы объективирования вами реальности не принадлежат вам настолько насколько это считается в обществе. Ни мнение, ни повадки, ни мышление, ни физиология. Это всё было заложено вне вашего сознания и дано по неизвестной причине. А вы это мы, куча сознаний, объединенных разными, но похожими характеристиками с общим ценностным основанием сущности чувственности. И даже если сущности чувственности приданы миру насильственно и не плохи однозначно, характеристики же полностью подвластны нашим изменениям, конечно не отменяя время и тенденции. Насилие в их виде хотя бы оставлять не стоит. Предельная оценочная система — это хорошо и плохо, полезно и вредно, приятно и неприятно, всегда с приставкой «скорее», учётом времени и имеющая практическое начало. А не разнообразно или независимо и прочее с учётом мифов и маловероятных страхов.

Любой негатив должен быть ничем иным чем санкцией, осознанным дисциплинарным взысканием. Если вы даете санкцию и вы не преподаватель и не демиург, просьюмер, вы не лучше чем тот, кто получит вашу санкцию, а значит не достойны её ему давать, а делайте это лишь из слабости, что есть проблема, аккумулирующая негатив.

Зная, что мы и мир до грани основания сконстуированы социумом, истинно избежать констуирования ложной реальности можно лишь с помощью мышления критического подхода такого уровня, что раскладывает структуру до основания экстернализации, первопричинного практического смысла выражения такой же, первопричинной практической, потребности.

Один из ярчайших примеров опасности конструирования ложной реальности — приношение сущности чувственности в жертву, повержение людей, субъектов чувственности, на негативные ощущения, просто ради реализации модернового мифа эволюции как цели.

Любые предельные суждения об одной из функций феномена, реальности как об смысле её существования — есть ничто большее чем узкая экстраполяция акта кеационизма, созидания, с его человеческими характеристиками — когда если бы, например, целью бытия организма было размножение, объект бы равнялся своей функции и просто размножался без каких либо деталей.

Социальное не предметно, а лишь переживает его [предмет]. Объективация это процесс переживания предмета социальным, внутри него и его инструментами. Объективация это образность наоборот, если в образности феномен приобретает абстрактность, то в объективации абстракция приобретает феноменальность. А феномены отличает безусловность. Так, при понимании образности, мы всегда определим предмет образности, потому что определив её, мы знаем чему мы придаем абстрактность. А при определении объективации, мы рассматриваем нечто сконструированное как предметное, что намного более фатально, ибо абстракция релятивна, а предмет нет, только если изящно, эститически, а эстетика ценнее другой может быть только как репрезентация, приложение к более ценному смыслу.

Любой излишек лучше перевести в социальную справедливость

Лишив себя отчуждающего опривыченного (хаббитуация) окружения, вы не откажетесь ни от чего на самом деле кроме как от мифа об предельной цели жизни в эволюции и привычке в излишке и роскоши, что есть не больше чем зависимость относительно абсолютно релятивного счастья, лишняя надстройка. Зачем нужна зависимость без которой вы будете счастливы.

Любой уровень излишка может приносить любой уровень удовольствия, так как это лишь сконструированная система образов. Излишек не просто субъективен в ценности, восприятии, он еще и сконструирован социумом (другими часто субъективностями) для вас, а не прямо богом, как условия условий для вашей конституции человека, метрик например. Сконструирован часто теми, кто на дистанции цивилизации и не думал об истоках тех конструкций, которые они институциализируют в обществе, не думал о изначальной практической конвенции любого конструкта, абстракции, преувеличивал значение формы, означающего или вообще только её и видел в конструкции что препарировал и менял для нас (очевидно, тем более не думая о нас), отстаивал свои интересы, формируя общие и так далее.

Можно всё сбросить на бога, безусловные непонятные креационистические процессы по факту существования этой категории в мире вообще, но не стоит забывать, что нам создана так же и функция менять, направлять, править вектор и интенцию. Поэтому там где замешан человек, особенно на дистанции, он уже виноват в том плане, что его следует изменять опять же человеку и делать лучше, как это происходило всегда, с успехом попеременным, так и увидеть ошибки в институциализировании, апроприировании таких сложных вещей как абстракции — необходимо и как всегда как можно осознаннее, чтобы не обнаружить в скором времени предел и ниспадение, критическое недовольство, стагнацию или революцию, которая ещё является лучшим из этого. И не стоит говорить, что всё делается. Пока да, и то в мире достаточно однополярно уже расположен интеллектуальный ресурс (где-то авангардно есть studies о социальной справедливости, а где-то в основном графоманы всё еще случайным образом пытаются что-то поменять творчеством вместо науки). Уточнять всегда стоит и всегда стоит иметь теорию при действиях, все четко категориально поставить и не только на утилитарные категории, типо юридических, но в первую очередь на философские, что обеспечат успех вывода вредных мутаций социума реформацией.

Даже если гены ограничивают возможности социального конструирования, это только постольку поскольку оно их такими разными само сделало, гены это всего лишь оператор принимающий как раз изменения создающиеся социальным конструированием, оно через них и работает. Мы тоже изначально природные, как и социальное, но мы же не вручаем себя ей безрассудно. Пока мы при рассмотрении влияния окружения и генов рассматриваем влияние окружения лишь в рамках одного цикла жизни, мы теряем суть того, что окружение влияет и изменяет всегда, оно и есть внешнее поле и генов, и социального — общество, люди, человек.

*«так же» сознательно почти всегда замещает «также», ибо везде, где возможно «также» — проявляется многозначность, а акцентуировать референтность намного важнее понятного союза.

** «Так, и только так,» выделяется запятыми не как устойчивый фразис поскольку опять же многозначность, а выбор этого значения для акцентуации последовательности, что важнее подчеркивания определенности; так, это больше языковая игра отсылающая к фразису, чем он сам.