Я кусаю губы не от досады, кусаю, чтобы они налились кровью, чтоб лучше поцеловать тебя, Нэр! Электричка несется как угорелая, приближая нашу встречу.

— Сколько тебе лет? — спрашивает меня одноклассница из Норвегии.

— Пятьдесят два, — отвечаю я.

— А Нэр?

— Нэр на будущий год будет шестнадцать, а что?

— Я бы на месте ее родителей убила тебя.

— Убивать меня? В чем здесь смысл? Мне кажется, мы с Нэр друзья, а то, что я влюбился в нее, по крайней мере гарантирует ее безопасность. Ее ровесники могут быть для нее более опасны, и вообще какое тебе дело?

— Тогда не рассказывай мне о своих похождениях!

— Это не похождения. Просто я похвалился своим счастьем.

Моя мать была старше меня на тридцать лет, и это не мешало ей меня любить.

Да и жена была младше меня на два года и тоже меня любила. А что касается Нэр, то она сама разберется, кого ей любить и что с кем делать. Она безумно умна и выбор у нее огромен (и опыт, кажется, есть, черт побери!)

Однажды, возвращаясь с работы, я нахожу в двери записку:

«Сен, я приходила к вам, но вас не было дома. Я потеряла ваш телефон и что делать не знаю, поэтому и приехала к вам. Сейчас я в Мо, буду у тети на проспекте Ку. В Мо буду два дня, надеюсь, вы получили мое письмо? Когда приедете, пожалуйста, позвоните мне. Сейчас я у тети, буду по телефону 249-45-36, и мы договоримся о встрече. Мне нужен ваш совет. Я писала об этом в письме, по карте нашла вашу улицу, но сейчас должна ехать к тете обратно.

Позвоните, пока я доеду, будет уже, наверное, 7 или 8, звоните после 8 и до самой ночи. Буду ждать. Нэр».

Я сто раз поцеловал записку, позвонил и мы встретились.

Впервые я увидел ее на чьей-то выставке, она была там с папой (что-то я его не заметил). Для меня это был уже второй вернисаж за вечер с фуршетом, я был уже теплым, но моя привычка замечать красивые вещи не подвела. Так у Нэр оказался мой телефон, а у меня ее два — домой и к бабушке.

Она позвонила мне не следующий день и уже готова была показать свои рисунки (хотела стать художником). Я предложил встретиться у обелиска на проспекте Ку, и с тех пор он стал местом наших встреч летом, зимой, весной.

Я пришел раньше и, немного потоптавшись, увидел приближающееся нечто крошечных размеров — это была она. Я спустился с круглого постамента и вспомнил ее продолговатое детское лицо под шапкой темно-каштановых волос.

Мы пошли в сторону Арбата и во дворе сели на скамейку. Она показала мне свои простенькие рисунки-фантазии, которыми балуются дети на уроках. Я подарил ей набор акварели и дал посмотреть каталог венского художественного музея. Она даже нашла там своего любимого художника. До сих пор удивляюсь, как в ее маленькой голове укладывалось столько знаний и строилось столько планов. Как жаль, что она жила в Ду, километрах в 150 от Мо, и наши встречи были не частыми.

Но мы переписывались.

«Здравствуйте, Сен. Вот, решила написать вам письмо, не дожидаясь ответа на предыдущее, потому что скоро меня отправят в лагерь «Дружба». Это плохо, потому что в лагерях подобного типа обычно скукота, но ничего, переживу, буду там людей рисовать. Если вам будет скучно или вам дадут отпуск, то вы приезжайте ко мне в этот самый лагерь. В автобусе вам скажут, с какой стороны лагерь, и вы только ступите на тропинку, как среди елок заметите лагерь, он практически у дороги, только прячется. Я буду в первом отряде. Назовите мою фамилию, и вам скажут, где я, лагерь то малюсенький. Ну вот и все, в общем, если будет время, то обязательно приезжайте, будет здорово. Расскажу вам вот что. Сшила я себе белое платье с огромным желтым подсолнухом, и все оно украшено черными заплатами.

Оно мне нравится, но вот беда: оно грязноватое, а стирать нельзя — подсолнух-то акварелью нарисован, краска размажется и все испортится. Но оно классное, я буду в нем в лагере ходить…»