Месяц назад скончался Борис Усов (Белокуров), поэт и лидер одной из главных панк-групп России, «Соломенных енотов». В таком амплуа его знают многие, гораздо меньше людей знают что-то об Усове-кинокритике. И особенно о том, какое кино он любил по-настоящему.

Борис Усов оставил музыку задолго до смерти, став кем-то вроде Сэлинджера или (еще, слава Богу, живого) Саши Соколова от панк-рока. В мирском монашестве он даже взял новое имя, вернее, фамилию Белокуров. Поклонники, можно представить, не только не знали, чем он там занимается, но и не опознали бы певца, увидев подписанную такой фамилией статью. Но он был настоящим самоучкой-киноведом, специалистом по индийскому кинематографу. От московских окраин и песен в коньковских перелесках — к солнечным долинам Ганга, танцующим слонам, праздничной феерии Болливуда.

Вместе с супругой, Анастасией Белокуровой, Усов (будем по привычке звать его так) редактировал журнал «Мир индийского кино», который издавался в середине странного прошлого десятилетия, когда бумажная пресса котировалась еще достаточно высоко. Уже сравнительно недавно энтузиасты отсканировали почти полный архив журнала, который можно исследовать во «ВКонтакте». Попыток собрать и опубликовать именно тексты Усова, кажется, не предпринимались. Впрочем, далеко и до систематизации его поэтического наследия.

Увлечение Усова кинокритикой само по себе не удивляет. Вряд ли у нас была более синефильская группа, чем «Соломенные еноты», которая и названа по ассоциации с «Соломенными псами» Сэма Пекинпа. Их песни переполнены упоминаниями фильмов, актеров и персонажей, довольно неожиданных. Трудно поверить, чтобы такие цитаты считывались большинством фанатов — и тогда и сейчас разве что специалисты с ходу поймут, кто такие Сара Леандер и Марика Рекк, друзья добровольного отшельника. Но встав на свое место в перенасыщенный метафорами текст Усовской песни, эти имена и названия вдруг обретали особое, мистическое звучание.

Не только звукопись делает фразы про принцессу Мононоке, что убежала в город и счастливых людей, что смотрят фильм Джей-Эф-Кей, запоминающимися. «Родное Подмосковье не знает Кэри Гранта», но мы будто догадываемся, что эти именования могут значить. Нам подмигивают, предлагают стать соучастниками разгадки некоего шифра. Отчасти потому, вероятно, «Еноты» так и не стали народной группой. С Летовым «простой» человек не чувствовал этой дистанции, словно того можно было похлопать по плечу, сказав: ну ты же не имел в виду ничего «такого»? С Усовым подобный номер не проходил, он именно «имел в виду», подразумевая деление своей публики на агнцев и козлищ, посвященных и непосвященных, своих и не-смотревших, не-читавших.

В компании Усова и друзей, в том числе на легендарной коньковской квартире, упивались кино. В книге Феликса Сандалова «Формейшн» Арина Строганова перечисляет имена от братьев Маркс до Леоса Каракса, а Белокурова вспоминает, что и познакомилась с будущим мужем, услышав от него цитату из «Искателей приключений» Робера Энрико. Здесь же тусовались критики Станислав Ростоцкий, Алексей Васильев, Георгий Мхеидзе. Сюда же классические истории о чудесном характере покойного — как участница «Енотов» Аня Англина призналась за столом, что не любит фильмов Годара, и сразу словила от поэта по морде.

Киномания подобного накала требует соучастия, сотворчества. Усов и компания начинают издавать самиздатовский журнал «Мир искусства», где печатаются рассказы про Ли Ван Клифа и «Банду Гриссомов», а одновременно — псевдокиноведение про режиссера Рэндольфа Картера (персонаж Лавкрафта) и его фильмы «Зловещие лисы-тарантулы», «Клоуны-пидарасы из открытого космоса». Отдельные номера самиздата доступны в паблике «Енотов» сегодня, но что осталось от залихватских кинотекстов Усова в официальной прессе?

Видимо, кроме «Мира индийского кино», который, несмотря на популярный формат был в некотором смысле ответвлением «Мира искусства», Усов печатался лишь в прохановской стенгазете «Завтра» между 2007 и 2009. Пока его сверстники и соратники делали карьеры в расцветающих медиа начала столетия, вечный бунтарь окопался в красно-коричневом гетто и оттуда плевал то в Андрея Плахова, то в «желтую Афишу».

О его рецензиях можно сказать, что они прекрасны. Об Иствуде, о Кормане, о Линче — но не меньше, а то и больше Усов умудрялся сказать, рассуждая про «Гламур» Кончаловского или «Возвращение мушкетеров» Юнгвальд-Хилькевича. Его сарказм беспощаден, метафоры убийственны, а иногда кажется, что его уверенная речь состоит из киноафоризмов. Например: «Любое совместное действие ведёт либо к моральному распаду, либо к провалу». Или: «Безумие нельзя понять, его можно только холодно игнорировать». Все это с захлебывающейся, переполненной чувством интонацией знатока, которого наконец разговорили. И перемежаясь прибаутками, вроде «Все эти дети женского пола, все небольшого роста. И мы могли бы спокойно пройти мимо них, но это оказалось непросто» (о фильме Германики).

Но критика кинокритики — дурацкое дело. Осталось сказать о главной кинолюбви поэта.

От контркультурной прозы, маргинальных стихов и антижурналистики, которые с началом столетия стали как-то рассасываться и растворяться, Усов-Белокуров ушел в коммерческую печать. Что ни говори, только в Индии у Болливуда больше поклонников, чем у нас в стране. Эти люди хотели знать больше о своих экзотических кумирах, и здесь выступал Усов. В редакции МИК он не занимал какой-то скучной должности, но был ответственным за «креатив». Там же, кстати, писал и Алексей Васильев, чуть раньше работавший в «Афише».

Усов написал для журнала десятки портретов режиссеров, актеров и актрис, по его выражению «лучшего кинематографа на свете». Дхармендра, Насируддин Шах, Камал Хасан. Целая галерея «Негодяев индийского кино», злобных дядек, которых от души колошматит герой в финальной сцене, пока те не умирают в корчах. Любимцы сотен миллионов и фантастические персонажи для остальных. Каким-то образом, интересно читать и тем, и другим. Словно Усов-Белокуров вкрадчивым голосом рассказывает сказку про принцев, принцесс, рыцарей, волшебников невиданного королевства.

Формат популярного чтения и определенный консерватизм аудитории (в значительной части, видимо, помнившей индийское кино еще по советским показам) не давал уйти в наукообразный птичий язык и «поэзию». Усов не делает открытий, не щеголяет неожиданными сравнениями. Усова вообще на первый взгляд «не видно» за гладкой интонацией лектора в киноклубе. Но человек искушенный понимает, что это — сделанная, выстраданная простота и безыскусность. Так подбирает слова хороший детский писатель или научный популяризатор, просто говорящий о сложном. Если воспользоваться кинематографическим сопоставлением, можно считать «хорошей» эксцентрическую, акцентированную актерскую игру и оригинальные ракурсы камеры, а можно — такую игру, такую операторскую и монтажную работу, которых «не видно», которые не сняты, а словно вышли из жизни. И вот индийские персонажи оживают выдуманными литературными героями.

Главным же героем Усова-автора оказался Митхун Чакраборти, обожаемый всеми советскими людьми «Танцор диско». О нем бывший панк-певец написал книгу: по утверждению самого Белокурова — первую и единственную в мире. При этом жена автора прямо сказала Сандалову, что несколько эпизодов из жизни Чакраборти его первый биограф просто выдумал! Характерно, что начинает биографию Усов с декларации о том, что не будет пересказывать непроверенных сведений и слухов. Тут видится и панковский жест, и благородное неразличение реальности и хорошего вымысла, в духе какого-нибудь Вольтера, составляющего фантастическую биографию Петра Великого. И эта-то книга — не роман a la «Москва-Петушки», не томик стихов проклятого поэта, но биография звезды Болливуда — стала единственной книгой Усова.

Между прочим, биография Чакраборти богата и без выдумки: в юности будущий актер не то что был контркультурщиком, а участвовал в местной организации левых террористов, едва не поплатившись свободой. Свой человек.

А вот какими замечательными словами Усов закончил свой труд:

…звёзды кино зажигаются и гаснут, сначала их помнят все, затем лишь немногие. И в итоге от их игры остаётся лишь след, невесомый, как пыльца с крыльев бабочки. Но мы должны помнить, что когда-то она летала так высоко! И воплощала собой красоту. Ту, которую не найти вне экрана.

Любому понятно, что это не только о звезде Болливуда. Это о «Енотах», об искусстве, о чувстве, о каждом из нас. И начинает казаться, что все болливудоведение Бориса Усова — еще один шифр, с помощью которого он говорит о своем.

Вот прорывается голос Усова яростного:

Дыхание времени» [фильм Камала Хасана], ее русское название, достаточно точно отражает суть постановки, проникнутой обжигающим воздухом тех лютых лет, разделивших все население на мясников и овец. Тем жаром, который и поныне вдыхают десятки тысяч гневных, ретивых и непокоренных… Мир фильма не знает правых и виноватых. Существует лишь боль, толкающая на путь кровопролития главного героя, добрейшего археолога Сакета. Очкарик, увалень, миротворец, не то Пьер Безухов, не то персонаж Филипа Нуаре из фильма Робера Энрико «Старое ружье», — вынужден взяться за оружие. Сакета преследуют призраки прошлого: собачка, выглядывающая из трупа распотрошенной коровы, ящерка в луже крови. И на этом фоне заповедь Ганди «Не видеть, не слышать, не говорить ничего плохого» не работает, кажется утешительной ложью.

А вот кое-что про своевременный уход со сцены:

…есть какая-то справедливая красота в том, что легион увядающих ретро-звезд, не спешащих покидать экраны… обойдется теперь без Падмини Колхапуре. Пусть хотя бы она останется для нас символом юности, вечным ребенком, обреченным на счастье. И пусть где-то вдали от нее по-прежнему шумит и кипит своими бушующими страстями Болливуд. Ее колыбель, к которой Падмини теперь совершенно равнодушна.

Мхеидзе рассказывал в «Формейшне»: «Индийское кино — это колоссальная отдушина для Усова. Оно же вне времени, это метафора торжествующего анахронизма — у них меняются спецэффекты, границы дозволенного, но драматургические схемы за пятьдесят лет особо не претерпели никаких изменений, а зрителей сотни миллионов… Это верность традиции и дыхание вечности в чем-то живом здесь и сейчас — то, что Усов всегда очень ценил».

Индийское кино одновременно экзотичное и родное. Мы все слышали что-то про Зиту и Гиту, про Бродягу, видели, как бабушка смотрит загадочные песни и пляски по телевизору. Это мир уюта, советских квартир с коврами, подушечками, газетами, который вдруг осветило индийское солнце. Маленькие мы играем в этом солнце под переборы ситара. Так оказалось, что Болливуд — мир вечного детства в его наивности и мудрости, что так же влюбляло Усова, как поэзия.

…изменился ландшафт времени, не прошло мимо и влияние западного киномейнстрима. Однако этическая схема (о досадных исключениях говорить не будем) в общем и целом осталась прежней. И, как раньше, в основе каждого крепко сколоченного масала-фильма — противостоящие друг другу дьявол и Бог, Равана и Рама, Зло и Добро.

Хочется думать, и Усов без боли оглядывался и на свою «панковскую» колыбель, и на университеты кинокритики. И то, и другое — просто детская игра добра и зла, вроде игры в Швамбранию. Фантазия героев Кассиля породила Уродонала Шателену, Патриарха Гематогена, Черную Королеву и Кудыкины горы. Вечный мальчишка Усов играл с Рицици и Мицици, с красным котом Джульбарсом и девочкой из Гештальта, а затем — с Раджа Капуром, Кальянджи и Ананджи, Местью и Законом, целым миром индийского кино. Результаты этих забав и священнодействий остались нам, чтобы в них разобраться нужно еще много лет. Для Усова на этой земле игры кончились.

Это прерванная кем-то кинолента,
Обернувшаяся ящиком Пандоры
Я обычный паренек интеллигентный,
Да только в сердце поселился черный ворон