Начало нового сезона публикаций мы открываем подборкой известного поэта Полины Барсковой.

Катулл 68 (a) Лиссабон

А. Д.

Я не знаю где ты мой брат
Возможно тебя нет более
Возможно тебя не было никогда

Последнее за что
Я держался или держалась к жизни
Была мысль что далеко за морем
Брат мой отвлекшись от меня
Поделывает что-то.

Но теперь мне кажется
Что это я заврался.
Добрался до этого самого моря
Море обжигает меня.
Обжигает меня и город,
Где говорят его когда-то встречали
Люди, которым он говорил,
Что мог бы здесь задержаться на подольше

Что бы я сказал ему при встрече
Что бы мы стали делать
Что бы я ни сказал ему при встрече,
Возникла бы неловкость.

Я бы сразу сказал ему, что добился всего, чего искал
Скучающей брезгливости государя
Вожделения скучающей маленькой женщины
Видел как мои слова
Разошлись на граффити
В борделях где мальчишки и девчонки
Выкрикали их картаво
кривляясь почесываясь и мочась

Он бы сказал, поморщившись:
И это что, все, что жизнь выжала из тебя?
Ради этого я возился с тобой, когда для всех
Ты был уродливым кукушонком?
То ли оранжевым, то ли синим, словно распухшим,
В руки такого не взять.

Любовные прогулки по городским кладбищам

O.K.

1. Greenwood, Brooklyn

Около слезообразного прудика — в основном итальянцы.
Их склепы приподняты отлажены
Как новенькие вставные челюсти,
Их склепы выпячивают свои азалии, сирени, бугенвилии,
Мокрые кусты как мокрые тела натурщиц на сером допустим шолке —
Развлечения старых фамилий.
Зато в колумбарии кого только нет

Тут тебе и сдержанные китайцы,
и некто с таким простым русским именем,
На полочках урночки, вазончики, буковки,
Фотографии лысых людей в шортах.
Потёртый ковёр несвежее кресло —
Сиди себе помни о смерти.
Но главное жирные нежные рыбы
Золотом текущие
В чёрной блестящей воде —
(смерте-уха):

Ты смотришь на рыб
На трепещущий воздух
Ты медлишь
Ты торопишься
Пойдёмпойдём

Здесь лежит Mary O’Brian 38 лет
Здесь её дочка Lily
Двух лет
Mary ещё пожила после дочки
Ещё погуляла
башмаками поцокала
Зонтик пораскрывала в бруклинский дождь
Ртом повздыхала
А потом всё же подле своей Лили прилегла
Успокоиться.

Я приближаюсь к ним
Запинаюсь и падаю
Хорошо ещё что не на камень
Ты говоришь ну что же ты
Неуклюжая
Отряхиваешь мою одёжу
От дорогой похоронной земли.

2. New Orleans, St. Louis Cemetery #1

«С 15-го марта можно посещать только тургруппами»

А то знаете ли трогают где попало
Лапают в запретных местах
Воруют камни
Испражняются на саркофаги
Пытаются заселять склепы и мавзолеи.
Как это устроено:

В домике дверца
раз в месяц она открывается,
Туда как хлеб
Помещается мертвец.
Через месяц (на самом деле—
Гораздо раньше,
Но месяц—срок уважения)

Можно подселять следующего
Никакой толчеи
Никакой коммунальности.
Только пепел!
Такая жара!
Пейте пейте не забывайте пить!

Не забывайте пить:
Бурбон мята ром сахарная пудра
Такая жара
Пот вирус лихорадка химера

Теннеси Уильямс деловито разглядывает юного трубача
Юный трубач деловито разглядывает Теннеси Уильямса
Оба посасывают кусочки льда, оба определяют цену.

Хищный винт кондиционера
Режет влажный жар
Ломтями
На твоё бледное потное лицо
Лопасти нарезают чёрные тени

Кто же здесь упокоен?
Преуспевшая жрица вуду, ценимая за услуги властями города,
Выживший из славы, но не из интереса к недвижимости актёр,
Заранее подыскавший себе местечко в тени,
Гостеприимный склеп покуда пустует,
А в склепе попроще: неимущие трубачи,
Те сгорают своё
За деньги местной миллионерши,
Пожелавшей остаться известной.

3. Год спустя. Львов. Лычаковское кладбище

Начало сумерек
Подкрашивает серо/оранжевым
Расползшиеся, высыпавшие
По всему кладбищу
мелкие розы,
Не случайно:
Первых покойников кладбища

Принесла сюда именно бубонная чума.

«Защитники Львова --
Молодые орлята»
погибшие прямо здесь на кладбище
упрямые подростки,
Защищавшие древние могилы
В непосредственной близости
от своих будущих могил.

Позвольте, позвольте
Защитники Львова от кого?
Кто только ни наступал
Кто только ни покушался
Кто только ни вкушал
Ни желал поглотить
и впитать.

«Повстанцы 1863 го» покоятся в своем квартале,
А «ноябрьские повстанцы» в своем.
Это гордые твердые кварталы.
Также отведены места для тех,
кого вынесли из городской тюрьмы
(священников, например, Советы в миметическом порыве распинали),
для тех, кто присоединился к “Галичине”.

Эти могилы смотрят на меня, улыбаясь,
Как нищий у входа со своей веселой культей.
Спрашивать, что именно привело его сюда — не бестактно ли?

Всюду могилы актрис,
их мужей, томных польских адвокатов,
их любовников, взвинченных украинских журналистов.
Арт деко.
Немного похоже на пирожные в местных тесных кондитерских.
Круглоглазая муза Пуччини с голосом глубоким и темным как зеркало,
Обмелевшим, ушедшим в землю как здешняя река.

Во время немецкой оккупации несравненная Madame Butterfly
Побиралась на рынке.
Гнилые капустные листья нежные как шелк перчаток дивы.
Она замолкла.
И ты замолкаешь.

Это кладбище молчания.
Кварталы кладбища молчат с кварталами.
Передо мною любопытное молчание:
Так молчат после боли и после любви.

(после войны оказался на западе)

Старуха Гиппиус с просторным кадыком
Глядит с нечистого балкона
Как офицер играется с щенком.

Она глядит заворожённо
Как форма серая
Как говорил Верлэн
Как роза серая
Мерцает и тревожит
И выпускает хрящевидный стон
Сказать же ничего не может.
Своим чудовищным безжалостным умом
Она поцокала и всё сошлось в задаче
И рядом с ней тяжелоокий гном
Кивнул: не будет быть иначе —
Коль ту страну (не называй вотще)
Пожрало простодушье ада,
То кто бы ни пришёл
С мечом иль на мече
Вот тот и станет нам услада.
Пусть для него позвякают слова
Как челюсти вставные наши.
И нищая седая голова.
И слава старая пусть наполняет чаши.
“Эх вы Иуды, ёбаные в рот:
Век подотрёт за вами это
Как документы—тени жжёт и рвёт
Парижское беспамятное лето
И жесты скверные
ужасных стариков
По-воровски поспешно спрячем
И самый смысл переиначим
их совершенно невозможных слов”
Геополитика! Тевтоны у границ!
Огонь и наважденья рейха!
Старуха Гиппиус брезгливых кормит птиц
Под ней шатается скамейка
А на скамейке, сбоку от неё
Все, кто ушёл по льду, по илу
В самопроклятие, в безвидное житьё—
В по-смертия воздушную могилу.
Кого блокада и голодомор
Вскормили чистым трупным ядом,
Кто убежав нквд-шных нор
Исполнил заданное на дом:
Избыть свой дом, не оставлять следов,
Переменить лицо-привычку,
Среди послевоенных городов
В анкете ставить жирный прочерк/птичку
Приманивать: мы ниоткуда, мы
Никто, мы—выбравшие плохо
Мы двоечники в строгой школе тьмы
И чистоплюйская эпоха
Нас подотрёт как пыль—до одного
Чтоб следующим не было повадно
Рассматривать и плакать существо,
Чумные на котором пятна.

Иллюстрации John Leech. The “Silent Highway” — Man. Cartoon from Punch Magazine, Volume 35 Page 137; 10 July 1858. Подготовлены Андреем Черкасовым.