Дмитрий Курляндский: 1. Зачем искусство
Композитор Дмитрий Курляндский об искусстве и другом
Творчество — это создание другого: текста, объекта, события. Восприятие — опыт столкновения с другим, его осмысления через себя, обнаружения в себе. Обнаружение другого в себе требует его освоения, принятия или отторжения. Принять другого значит самому стать другим — стать больше на другого. Страх перед принятием другого — это страх измениться и уже не быть прежним. Страх обнаружить другого в себе, или себя — другим, это страх обнаружить себя, свою экспансивную, расширяющуюся сущность.
Встреча с другим — почти всегда стресс. Искусство готовит человека к встрече с другим. Территория искусства — безопасный полигон тренировки души. Искусство выбивает человека из комфортной зоны, выводит из узнаваемого, стабильного ландшафта. Искусство развивается — и развивает там, где сквозь асфальт усвоенной, утвержденной традиции пробиваются ростки нового, другого. Моцарт гениален не там, где подчиняется жанру, а там, где преодолевает его диктат. Меняют мир те, кто открыт к изменению себя, признанию иного взгляда, вкуса, жеста.
Новое искусство к любому заявлению ставит знак вопроса, подвергает сомнению. Человек же чаще ищет подтверждения себя в повторении опыта — в повторении, в подтверждении живет иллюзия стабильности. «Чтобы избавиться от иллюзий о своем положении, надо избавиться от такого положения, которое нуждается в иллюзиях» — Карл Маркс предлагает человеку осознать себя на пути постоянной внутренней революции. Но там, за избавлением, что ждет человека, кроме него самого, лишенного привычной скорлупы стереотипов, неминуемо обрастающего новой?
Если не открывать дверь другому — можно сохранить надежду на то, что за ней есть другой — надежду на неодиночество. Другой есть враг — он пришел, чтобы сделать меня другим, стать другим мной. Страх перед другим оказывается страхом одиночества, страхом самого себя. Путь познания себя через принятие другого есть путь множащегося одиночества, путь к осознанию себя, как множества, сообщества: я-множество, я-сообщество.
Но если есть только я, я-множество — то вся та мерзость, с которой я сталкиваюсь в жизни, которой бегу — тоже я? В какой ситуации я делаю внутренний выбор быть мерзостью? Когда не позволяю другому быть другим, стремлюсь подчинить или устранить его, навязать ему свою волю — когда не позволяю себе стать другим. Я мерзость настолько, насколько позволяю себе думать о другом, что он мерзость. Любая оценочная конструкция автореферентна.