Отчёт о приятном вечере, событии, собрании, фуршете, о приятных во всех отношениях культурных мероприятиях — важен, хотя бы ради самоутешения. Забыл вовремя это сделать, не беда — напиши в блог, в сеть, в портал. И как же приятно жить без дэдлайна. Да, память дырявая, подменённая даже не жёстким диском, а микропамятью ридера. Но послушайте, политика партии нынче какова? Воюй со всеми, только не с собой. И с волками не вой, они и сами справляются. Занимайся самоублажением, разговаривай только с приятными людьми на приятные темы. Так что считайте это образцом рецензии в наступающем тёмном, почти ледниковом периоде. Главное, начать за здравие, ласково к людям, а кончить можно за упокой, вплоть до безжалостного триллера, зато с чувством исполнения. Это принесёт большее самоутешение, нежели распространение безоблачного счастья путём розовых рецензий, радостных реляций без серых следов заупокойных намёков. И словами прекрасное, замечательное, приятное надо пользоваться беззастенчиво, и пусть мысль скачет галопом, без деепричастных. Тогда успокоенный редактор не будет читать дальше третьего абзаца, а вы сможете, начиная с пятого, развить любую фантазмическую мысль, что и приведёт вас к самоуспокоению. Настоящую мысль, как нечто неслыханное, днём с огнём не сыщешь. А что редактора снимут, не важно на фоне того, что стремительно приблизился Helloween, ночной праздник, подозрительно расположенный на одной неделе с Днём Сварога и Днём архангела Михаила. Скорее всего, в древности это было одно и то же.

С культурологом и экспертом по древним мистериям Катей Дайс встретились вдруг на просмотре приятной глазу сокуровской «Франкофонии» в ЦДК (не путать с ЦДХ). На обсуждении Катя спросила у маэстро — как связан странный контейнеровоз, отвечающий за присутствие в фильме документальности, везущий в Европу худ.ценности, тонущий в волнах — с разрушенными ИГИЛ древностями Пальмиры? Ответ — никак. Потом выпивали с Мариной, Борисом, Катей и Андреем. Приятные, замечательные люди! Вино — натуральное молодое бордо в круглых неподдельных бутылках, кончилось быстро. Пирожки с грибами были тоже изумительны, да и продержались в буфете дольше. Сергей Капков обнимал всех знакомых, Наталия Дмитриевна Солженицына тихо беседовала с Александром Николаевичем Сокуровым. Режиссёр — горячий, мощный человек, пожатие его руки крепкое, благодарное, благородное. На выходе я познакомился с Майей Пешковой, чей голос узнал по памяти древних радиопередач. Замечательно умная и зоркая собеседница!

Почему фильм хорош? Да потому что тонет не судно с худ. ценностями, а сама Европа. (Здесь патриоты должны счастливо встрепенуться). Она, Европа, не желает помнить о странном своём (французском, в данном случае) нац. характере, оказавшемся на деле слабохарактерным киселём. Сдали две трети страны тов. Гитлеру почти без боя, зато смотритель Эрмитажа, тьфу, пардон, Лувра — подружился с эсэсовским князем и они на пару спасали картины в подвалах замков, попивая бордо. (Здесь патриоты должны нахмуриться и даже расстроиться, ведь вспоминать они ненавидят хуже французов).

А вообще картинка шикарная, фирменный сокуровский оператор Ян Рубенс (какое имя!) заползал камерой прямо во внутреннюю плоскость картин Лувра, чтобы сделать их внешне объёмными. Нет, не так. Он двигал фокус и камеру настолько медленно, что внутреннее время воспринимания успевало становиться подозрительно непространственной внешней картинкой. Время, да ещё внутреннее, субъективное, становится внешним объектом, пространством в кинокартинке. Парадокс, ведь всё внешнее и так пространственно, как минимум плоскостно, зачем сюда ещё и внутреннее время восприятия втекает? Этот вопрос мы отставим как непосильный даже Анри Бергсону. Наверное, в кино, как подробно писал Эйзенштейн в пяти шаровых книгах, всё решает именно конкретный хронотоп, тайминг, навязанный режиссёром зрителям. При определённой частоте мерцания внешних импульсов, создаваемых цветовой поверхностью экрана, можно застрять в восприятии буквально на взлёте — между плоскостью и объёмом. Именно это делает Сокуров с картинами Лувра, при помощи руки и глаза Рубенса. Свобода владения таймингом, раскадровкой, монтажом и плоскостью у Сокурова — превосходны. Он понимает главное: кино не искусство — так и сказал на обсуждении.

Но что такое кино? Я бы сказал, что это связь разума с глазами. Глаз ведь видит всё плоским, и только сочетание и движение плоскостей создают условия для восприятия объёма. Нам нужно двигаться всем телом, чтобы глаз схватывал предметы. Тридцатилетние опыты Джеймса Джерома Гибсона, автора самой интересной на сегодня теории зрительного восприятия, показали отчётливо — нет никакого восприятия без движения (зрачка, глаза, головы, туловища, и т.д.). И дальше — телесное движение основа сознания как такового. Слепоглухим приходится заменять глаз движением руки, видели как они ощущательно разговаривают пальцами? В кино всё наоборот, мы неподвижны, а картинка движется, скачет и делает нам приятно. Да, приходится признать, любая монтажная склейка есть некий укол счастья. Сергей Эйзенштейн, про которого говорят, что с ним началось, на нём же и закончилось кино — считал именно монтаж магией кино, его феноменальной особенностью. После открытия монтажа Эйзен мог смело развить идею до не вполне и сейчас представимого вертикального монтажа. Кино всегда было и будет плоскостью, обманывающей наивного глазеющего наркомана. Нет, наркоман не сокуровское слово, моё. Почему наркоз глаза ради подавления тошноты всегда есть в кино, а в деле рассматривания фото такого явления нет? Подумайте, насколько может быть важно подобное заявление.

Сокуров с этим бы не согласился, но можно поставить важнейший опыт — если на секунду отменить привычку подавления непосредственной реакции тела, то глаз в любом месте кина откажется зырить, а вас сильно затошнит. Любое вращение, движение картинки тошнотворно, мы этого не замечаем, потому что вытесняем сие мучение ещё на клеточном уровне ощущения. Мы обманываем тело идеей относительности движения — какая мол разница, движемся мы или движется картинка (вокруг точки прикосновения «луча зрения» к экрану) внутри картинки. Разница гигантская — дервиши не могут, их не заставишь кружиться внутри картинки виртуально, не телесно. Нет, лучше сказать — они понимают степень выкручивания внутреннего тела жизни, касающегося светового поля непосредственно через глаза. Да, китайские меридианы жизненной силы цы, половина из которых участвует в зрительном восприятии, работают в режиме сна в кино, но мы при этом сверхактивны, справляясь с естественной реакцией тела. Где «луч зрения» ощупывает предметы, там и наше дневное внимание. Но при врастании в кино мы засыпаем особым образом, изнурительно. Ведь внимание остаётся дневным, а соотношение физического и тела жизни — как во сне. Древние жили телом сновидения, а не физическим внешним скафандром. Есть любопытный факт: когда волшебный немецкий доктор Рудольф Штейнер, потомок таинственного венгерского князя, обладающий интересными способностями, приведшими его на путь ученика архангела Михаила — приходил в кинотеатр в 1920 году, то смотрел не на стену с двигающейся картинкой, а на зрителей. Это ему было гораздо увлекательней.

Итак, зачем дервишам этот наркоз. А у нас это считается главным искусством (для народа). Тарковский и вслед за ним Сокуров, как и все неореалисты это понимают, посему у них много медленного движения в фильмах, когда задник в кадре не двигается. То есть много съёмки с одной точки, длинных планов, и мало монтажа. Это слегка купирует тошноту и всегда будет называться артхаусом. Ясно и другое — световой экран во всю стену, темнота кинотеатра, усиленный до предела звук для того и нужны, чтобы усилить наркоз глаза, заставить тело пройти сквозь игольное ушко недоверия своему кинозависимому сознанию. Телевизор по сравнению с кинотеатром — чистый витамин. Кстати, и чёрно-белое кино на порядок меньше влияет на степень захвата внимания. От телевизора ведь можно отвернуть голову, сбежать на кухню, заснуть в кресле, он даёт свободу до определённого размера экрана. При двухметровом экране вы уже опять не дома.

Об экране компьютера пока умолчим, потому что там другой, совсем глубинный уровень модификации сознания продуцируется, потому что подключаются пальчики, тело и вообще все наличные силы восприятия, пытающиеся встроиться в киберпространство. Читайте Гибсона (другого, фантаста, написавшего «Сожжение хром» и придумавшего «Матрицу»). Не то чтобы они дольше жили — дервиши, йоги, антропософы, амиши, специальные американские секты в заповедных местах без электричества и прочие спортсмены. Зато они понимают, как экономить время жизни, видя сны бесконечности, не видя монтажного кино. Обходятся без уколов счастья отсутствия, то есть живут интенсивнее в несколько раз. Парадокс? Ещё какой! Кстати, у предводителя группы «Дерево» Антона Адасинского, невероятным образом сыгравшего главную роль в «Фаусте» Александра Сокурова, есть секретный тренинг для начинающих — другой мир. Надо представить себе незнакомую местность настолько чётко, что она начинает просвечивать сквозь марево внешней реальности даже с открытыми глазами. Нет искусства актёра без подобного упражнения, утверждает Антон. Очевидно, так и есть.

Таким образом, мы затронули самый важный вопрос о кино — вертикальный, звучащий предельно просто — что это? Ответов на вертикальные вопросы нет, можно только ощупать взглядом нечто. Если уже назвали монтаж наркотическим, то где оригинал подделки, имея в виду, что любой наркотик действует исключительно своим подобием реальному телесному веществу, состоянию или процессу. Грубо говоря, спирт всегда есть внутри тела, как и бездна всяких нейромедиаторов: ацетилхолин, норадреналин, серотонин круче любого LCD (не экран), наркотические по сути, ибо… Так что именно (реальное, жизненное) подделывается киноэкраном? Ответ — сон. Только во сне, то есть бытийно и фантазийно, субъективно и объективно одновременно, вы можете мгновенно перемещаться во времени и пространстве. Монтаж — симулякр этих жизнедательных вибраций и скачков. Именно сон, даже не еда, даёт жизненные силы. Если нет правильного сна со сновидениями, вы будете спать наяву, посмотрите утром на лица в метро. Был замечательный фильм "Звонок", триллер, действующий ещё и суггестивно, скрытым образом. Кинокритики не могли толком объяснить масштаб идеи этого фильма. Там маленькая девочка не спит, зато её зрительные образы-имагинации выжигают всё живое вокруг. Этот смысл спрятан внутри сюжета об убийственной силе экрана телевизора. «Мама, ты неправа, эта девочка не спит» — кодовая фраза провидческого шедевра.

Если кайф от движущейся картинки кино связан с подделкой сновидения, это действительно далеко нас заведёт. Как минимум, вы можете вдруг выбросить телеящик в окно подобно безумному герою «Стены» Pink Floyd. А нам надо что? Правильно, самоуспокоиться, самоутешиться. Так что включаем небанальный сериальчик — для ума, кайфа накатывающего самозабвения, укольчиков не слишком дребезжащего монтажа, блаженного отсутствия, застывания камня тела и сна наяву. Приятных сновидений!