Фестиваль Территория 2018 начался с превью в Электротеатре, и это осеняет программу. Действительно, к Яну Фабру огромный интерес в мире, а издательство Электротеатра напечатало пьесы бельгийского универсального художника в серии «Театр и его дневник». Так что Территория 2018 началась с Фабра и презентации компактного красного альбома «Я ошибка», содержащего девять поэм-пьес, рисунки и образцы почерка маэстро. Он ещё и поэт, кроме того, что скульптор, художник и центральный, так сказать, режиссёр. На малой сцене Электротеатра Клим Козинский срежиссировал читку двух пьес, включённых в книгу Фабра и назвал своё произведение «Я\Фабр». Ученик Юхананова поставил задачу вполне в русле психологического театра имени йога Станиславского — прожить тексты Фабра на сцене. На деле оказалось, что никакая это не читка, а полновесный спектакль, с музыкой, монологами, светом и воплощённым драйвом. Антон Косточкин исполнил поэму-на-барабанах «Я кровь», а Ирина Савицкова показала серию асан, произнося верлибр «Я корова».

«Я кровь» написана в 2001 году и это очень ясный взгляд на биос:

Чувственные существа

С глазами, что отражают чужие души

И сияют в экстазе.

С соблазнительным ртом,

Сладкими губами,

Чтобы присасываться

Антон Косточкин не спеша транслирует смысл, периодически взрывая пространство ударной установкой. Барабаны здесь ради паузы, отдыха, уклонения от жуткого смысла нерасторжимости тела, крови и души. Стены постепенно окрашиваются красными линиями, потоками, лавой. Потому что ни дня не проходит без крови. Смысл поэмы Фабра вполне шунтируется, сокращается до знаменитой фразы Гёте (Фауст, акт I, сцена 4): «Blut ist ein ganz besondrer Saft». Что значит — кровь есть совсем особый сок.

Я даю себе вытечь,

Выпускаю себя наружу,

Выпускаю себя на свободу.

Я пускаю этот удивительный сок.

Сок, полный души,

Течь своей дорогой.

Внешняя и внутренняя сторона

Встречают друг друга.

Я здоров,

Я жидкий

И теплый.

Фабр цитирует «Евангелие от Иоанна», «Второзаконие», Хильдегарду Бингенскую, перевод на латынь «Холодной индейки» Джона Леннона. Он вдохновляется «Stimulus Amoris» францисканца Иакова Миланского, проникшего в кровь образно и чрезвычайно ощущательно. Поэма венчается гимном, мантрой, торжественным заклинанием «я кровь», и вдруг кончается тем самым аристотелевским телосом, целевой причиной, ясно выраженной смыслом одной фразы, объясняющей мотивацию автора: «Никто не прольет кровь моего тела. Потому что я — кровь». Это чрезвычайно логично и остроумно, потому что спасает от смерти тела бегством в мир мысли. И как бы оправдывает весь кровавый сюжет поэмы, когда герой-берсерк делает себе абсолютное харакири, недоступное ни одному японцу. Вскрывает все вены и артерии, перечисленные на родном для анатомического атласа латинском языке. В спектакле нет латинского языка, занимающего треть текста, зато Антон Косточкин взирает на экран с фотографией итальянского самурая Пьера Паоло Пазолини.

Текст Фабра, конечно, далеко за пределами «Фауста», потому что философы средневековья ещё могли себе позволить продать душу «куратору наук» Мефистофелю только потому, что осознавали радикальное отличие души от тела. Но в «точке крови», где душа становится телом, стих Фабра неотличим от мысли Гёте и даже родственнен имагинации строителя Гётеанума и основателя антропософии Рудольфа Штейнера.

Тело будущего

Скрыто во мне.

Машина алхимиков.

Сложный механизм

С памятью вековых океанов,

С разумом галактик млечного пути.

Главное, не только «Я кровь», но и все поэмы Фабра провозглашают примат боли в жизни человеческого тела, души и духа. Если наш мульти-художник Дмитрий Пригов признавался в том, что бесконечное ежедневное рисование шариковой ручкой требуется ему ради снятия судорожно-тревожной симтоматики думающего существа, то Фабр…. Да, он заштриховал ручкой bic огромные полотна, ставшие уникальной живописью. И он всю жизнь исследует боль тела, олимпийский агон, крик биоса.

На лекции Рудольфа Штейнера в октябре 1906 года прозвучали соображения, чрезвычайно близкие «эстетике крови» Фабра: древняя наука всегда распознавала то, что может быть названо кристаллизованной болью — болью, которая была побеждена и таким образом изменена в нечто противоположное. Существует нечто в выражении лица мыслителя, что можно назвать «абсорбированной болью». Человеческая кровь есть поистине всегда составляющий человеку компанию двойник, из которого извлекается новая сила. Когда мы говорим о физическом теле, мы подразумеваем даже не то, что видит глаз, но комбинацию сил, которая образовала физическое тело, жизненную силу, которая существует позади видимой формы.

«Я корова» и выступление Ирины Савицковой среди волн кровавого океана напомнили песню Алексея Хвостенко «Внутри собаки». Было года два, когда на концертах «Аукцыона» Хвост невесомо выплывал на сцену с гитарой и густым басом выпевал:

Внутри собаки жуть и мрак.

Внутри енота жуть и мрак.

Внутри рыбешки пустота.

Внутри бутылки пустота.

Внутри затылка пустота.

Внутри коровы жуть и мрак.

Это конгениально поэме Фабра. Актриса застывает в асане, занимается фитнесом, делает мостик и непрерывно произносит, кричит, выталкивает из себя верлибр, написанный Фабром в 2015 году для Изабель Юппер:

Я — крылатое животное.

И я жру, как корова,

Даже когда не голодна.

Потому, что мой мозг производит слишком мало серотонина.

Так поэтому я депрессивная обжора, которая так счастлива?

Моя еда —

Глубинное питание

Моего сердца и души.

Помните фильм Марко Феррери «Большая жратва» (1973) с Филиппом Нуаре, Марчелло Мастроянни и Уго Тоньяци? Так вот, пьеса «Я корова» круче, её смысл в том, как если бы Мастроянни был быком-гурманом и съел сам себя, приготовив изысканные блюда. Кстати, древняя и жуткая идея о том, что человеческое сознание куплено непрерывным самопоеданием, что и есть пресловутый обмен веществ, а на самом деле — вампиризм мозга, в новое время была озвучена философом Штейнером. Так что можно творчество Фабра воспринимать совершенно по-разному, но мы ищем глубину, и рано или поздно, находим.