Квадратура круга золотых ослов
Пятидневная феерия Электротеатра «Золотой осёл», показанная зрителям два раза за сезон в течение трёх лет, имеет в себе уникальную дневную программу, называемую «Модули Золотого осла». Это работы актеров Электротеатра и режиссёров курса МИР-4, плюс интеллектуальные импровизации худрука Бориса Юхананова на фоне «разомкнутой новопроцессуальности». Существенная новизна для театроведения и театрального образования в том, что метод позволяет актёру стать режиссёром и наоборот, это последовательно воплощается в обучении следующего потока студентов МИР-5. Теперь почти всех актёров Электротеатра, включая студентов Мастерской Индивидуальной Режиссуры, можно называть амфибиями, по определению худрука. Примеров превращения много: например, потенциально интересным режиссёром оказалась Алла Казакова, придумавшая со товарищи (Антон Копанин, Павел Кравец) несколько остроумных модулей, вошедших в вечерние композиции «Золотого осла». Композиции составлял на атомном уровне пристального разбора сам Борис Юхананов. То есть он предложил уникальную схему, имеющую универсальную, соблазнительную перспективу.
Новопроцессуальность
Режиссёры первого порядка — «амфибии», а второго порядка — единственный составитель композиций, похожий на игрока в «И цзин». За недостатком места не будем углубляться в теории игр, но режиссёр «Золотого осла» есть человек, бросающий кости, камни, монеты, то есть комбинирующий сцены в модулях и сами модули. Поиск синхроничности внешнего и внутреннего восприятия, вот внутренний секрет театрально-даосской «модуляции». Как достичь равновесия внутри взрывной гармонии хаоса и порядка, увидеть внезапные пересечения паттернов смысла, цвета и звука? Для получения одной гексаграммы «И цзин» вам необходимо подкидывать монеты ровно шесть раз на один вопрос. Гексаграммой можно признать любой модуль, а вопрос на сессии ставится так: как скомпановать модуль из элементов сценографии «инь-ян», чтобы каждый модуль вошёл в осмысленную композицию, а композиции выстроились в целостную структуру «великого предела Тай Цзы». Причём в «гадании» худрука важен аспект придания «сквозного действия» сотне интерпретаций глав «Золотого осла». Таким образом, фрактальная структура романа Апулея становится бенефактором развития воображения зрителей, ведь количество точек бифуркации воображения переходит в качество непрерывной смены контекста. Чем больше неопределённости, тем больше информации — основа новых игровых теорий восприятия. Поэтому последние сто лет и правит «фрагментарность» в искусстве вообще, не только в театре. Любой рэди-мэйд имени Дюшана — фрагмент двойной, неопознаваемой реальности воображения. За писсуаром мы ещё можем следить, а вот за посекундно меняющимся контекстом и неосознаваемым суждением по поводу эстетической формы писсуара — нет. Вернее, почти совсем нет, и здесь открывается новый виток неопределённости. Живой, переливающийся всеми цветами смысла контекст — залог разомкнутости процесса сочинения спектакля, причём зрители «модулей осла» неизбежно попадают в силовое поле сочинительства, и тогда они называются «авторами-потребителями».
Разомкнутость
Три вечерние композиции, составленные из победителей «чемпионата модулей», названы со смыслом: «Мохнатая», «Город» и «Белая». Кстати, это не случайные названия, а символы синтетического превращения современного человека, построенные на двойном инсектоидном имаго — превращении гусеницы в куколку, а потом и в бабочку. Имеются в виду и
Возведение в квадрат
Итак, открытость (разомкнутость) первой степени: внутреннее, неосознаваемое поначалу суждение в отношении произведения искусства как источник эстетического наслаждения формой. Такая форма и будет разомкнутой в первой степени, а по сути, это начало узнавания формы, или платоновского припоминания, или буддийского вспоминания вчерашнего дня и прошлой жизни. Осознание процесса суждения как мгновенного схватывания формы и «размыкание» мгновенно застывшей мысли переводит простое эстетическое наслаждение в качественно иное состояние. Чем же размыкается, расплавляется форма мысли? Концентрацией внимания, вестимо. Трансакция вместо фиксации, обращение к происхождению формы вместо разглядывания структуры, погружение во время вместо пространства, во всех извивах и модуляциях. Видение непрерывного процесса изменения внутренней и внешней формы — разомкнутость второй степени. Значит, режиссёры и актёры бывают второй степени, как бы возведённые в квадрат.
Театр новых понятий
Обыденное нынче дело — театроведы ходят на репетиции в дружественные театры, зрители участвуют в послепремьерных обсуждениях. Но так, чтобы пять дней подряд все желающие могли наблюдать за сочинением спектакля, это впервые. И вряд ли этот жанр подхватят другие театры. Почему? Во-первых, кроме собственноручно изготовленного типа театральности, у Бориса Юхананова есть активные новые понятия — брутальная поэзия и священный стендап, разомкнутость и новая процессуальность. Поэтому, во-вторых, возникает сквозная осознанность происходящего и небывалый для обычных театров уровень осмысления театральности как таковой. Первые два понятия относятся к личному, неповторимому методу худрука, ведущего процесс разбора модулей на волне ироничного интеллектуального, иногда матерного конферанса, то есть это поистине смешно. Поэзия здесь точный термин, потому что худрук устраивает мастер-класс рифмования идей и мыслей. Иногда он включает конкретного импровизатора и рифмует звуки. Однажды мне пришлось участвовать в состязании на разрушении смысла звуками, в сеансе дадаизма: пока Светлана Найдёнова на сцене перемещалась со скоростью один метр в час, я пытался вклеить её телесную музыку в рассказ о буднях жителей Марианской впадины, а худрук отменял рассказ футуризмом — дыр бул щил и всё такое. Главное кроется в общей игровой диспозиции: в зрительном зале наблюдатели и вовлекаемые в исследование «авторы-потребители», на сцене — непререкаемая Изида и
Тантра и феноменология
После показа, или прямо во время показа часто бывает, что произведение разносится в пух и прах, однако «ослы» должны терпеть, балансируя мгновенно меняющейся наведённой эмоцией — от огорчения к радости и наоборот. То есть знак эмоций меняется с плюса на минус, как и положено в тантре. Тантра как основа большинства древних систем йоги сознания есть тренинг чувств и эмоций, ради обретения способностей к тому, что даосы таинственно называют «укоренением». Это вам не популярная психоаналитическая индивидуация имени Карла Густава Юнга, поэтому тантра не опознаётся частью зрителей, считающих, что худрук попросту измывается над актерами и зрителями. Было два фейсбучных скандальчика, когда известный журналист принял мгновенные переходы эмоций за повышенную обидчивость и «карабасность» худрука, почём зря обижающего внимающих священному стэндапу актёров. Но это именно стэндап, а главное — тантра, действенный тренинг эмоций. Второй случай произошёл с известной театроведкой, подозревавшей подвох, ибо тантра поистине неприятная штука. Короче говоря, не вступила она в весёлый и опасный для эмоциональной устойчивости диалог с бенефактором, Изидой-Юханановым. Кстати, в тот же день зритель, молодой философ, не испугался язвительного диалога, и был вызван на сцену с микрофоном. Философ не обиделся, несмотря на едкую иронию худрука по отношению к узнаваемому типажу выпускника «Вышки», преодолел массу внутренних зажимов и теперь по праву может считать себя автором-потребителем, то есть зрителем, включённым в разомкнутый процесс. Зрительство здесь имеет аспект внутренней иммерсивности, наведённой внешней разомкнутостью структуры сценического действа. Что за процесс такой? Разомкнутость это принципиальная открытость, прежде всего. Умберто Эко в своём трактате «Открытое произведение» пишет: «Читателя воодушевляет свобода произведения, его бесконечная способность к возрастанию, богатство его внутренних соединений, захватывающих бессознательных проекций; призыв не подчиняться причинным связям, избегать искушений однозначного, вовлекаясь в транзакцию, богатую открытиями всё более непредсказуемыми». И мастер Юхананов менял внутреннюю тему стэндапа, однажды выступил эдаким Гуссерлем, и феноменологически допрашивал зрителей и акторов — зачем пришли в театр, чего вам здесь надо, чего вы ждёте? Другой раз ужасал зрителей пророчеством о неизбежности превращения театра во фронтовые бригады песни и пляски. И так ведь и будет, если таинственной, нечеловеческой машине государства удастся запугать деятелей искусств уголовным террором и процессами, которым и Кафка бы ужаснулся. Третий раз превратил вопрошание зрителей в
Разговоры
Мы поговорили с тремя активными авторами модулей. Антропологическая разность жизненных, личностных и творческих гештальтов создаёт масштаб разомкнутости на поле новой процессуальности модулей. Например, у Татьяны Бондаревой и Виктора Терели есть потрясающий модуль для будущей четвёртой, финальной композиции. Бондарева обнажена, Тереля мастерски играет соблазнителя-иерофанта, а смысл — взять небо приступом. И тут вспоминается бытовая мантра — насильно мил не будешь. Но страсть к настоящему знанию делает из ученика маньяка. Модуль чрезвычайно актуален и восходит к показу архетипического становления третьего Рейха, например. А могли показать апофеоз КПСС, и вместо Лилли Марлен всё закончилось бы песней Любови Орловой. У Альберто Аль Космико за три года вышла масса модулей на тему связи девушек и детей с киборгианской цивилизацией. У Светланы Найденовой модули странные и впечатляющие. То она движется медленно, подобно адептам японского Буто, то поёт оперным голосом, перемежая сладкую арию раздирающей глоссолалией, а ля Валери Древиль. Поразительное отсутствие драматизации и психологичности делает её работы блаженным и оздоровительным вторжением «неделания» театра, то есть правильной и верной для сегодняшнего театра практикой.
Татьяна Бондарева
Первый модуль мы сделали с Николаем Каракашем из Мир-4, и он вошёл в композицию «Белая». Что-то во мне откликнулось именно на 11 главу. Это было рискованно, потому что там нет сюжета, одна лишь процессия иерофантов. А дальше, после превращения осла в человека, происходит череда посвящений. Как мне воспользоваться первинами возвращённого дара речи? Это очень круто, что так говорит бывший осёл. Это рождение второй раз при жизни, потому их и называли дважды рождёнными. Первое рождение неосознанное, а второе, как у осла — первины, впервые осознанный дар жизни и слова. Я давно познакомилась с МИР-4, когда начали они изучать «Золотого Осла», и увлеклась настолько, что даже хотела туда поступать. И так случилось, что всё равно я оказалась в «Осле».
Я дико влюбчивый человек. Однажды услышав лекцию Паолы Волковой, я переслушала всё, что есть на ютубе. Одна девушка предложила мне что-то сделать, спектакль по текстам Паолы, и было разрешение от дочери её. Во мне стал разжигаться олимпийский огонь. Когда я нашла тот текст, что вошел в композицию, воскликнула — я тоже хочу, хочу попасть в эту красоту, стать златокудрым эфебом. Да и сейчас, спустя три года, когда я речь Паолы слушаю на спектакле, потрясает меня. Хочу оказаться в Древней Греции, но ещё лучше совсем в далёком прошлом. Архе, самое далёкое начало, вот что манит. Меня тоже, как и тебя, будоражит наш с Терелей модуль «Искушение Луция». Прямое физическое действие, обнажённость оказывается насквозь символичным. Я понимаю, мы оба матёрые актёры, но не понимаю, как удалось взогнать в такую степень узнавания и символизации древнейшую связку учитель-ученик. Причем неважно чему обучают ученика, добро и зло только следствие первичного неукротимого стремления познавать мир.
По поводу обнажения никогда не могу забыть позу голого человека на полу, свернувшегося в эмбрион. Это подобно улитке, выползшей из раковины, до этого не дотронутся, с одной стороны. С другой стороны, я женщина, играющая мужчину, и это для меня реальный метаморфоз, учитывая, что до этого момента я никогда не раздевалась на сцене. У меня никогда не было табу, но здесь, когда я это предложила Тереле, стала прятаться, говорить — а может мне какой-нибудь купальник надеть? За четыре дня до показа я подумала — боже, что я наделала, как бы спрятаться. И одна подружка принесла белый прозрачный комбинезон, вот был бы ужас. А потом подумала, ну чего я боюсь, ведь всё интересное в жизни я делала, боясь. В детстве я очень боялась кладбища, именно туда и ходила в деревне. Меня всю трясло от страха, и тогда же, на кладбище я поняла, что страх есть категория жизни. По поводу позиции учитель-ученик одно скажу, что все нюансы придумал и продумал Тереля. Кому много дано, а бывший осёл таков, с того и много спрашивается. Поэтому неизбежны искушения посвящаемого, вплоть до сильнейшего искушения злом, которое мастер-искуситель делает неразличимым от самого возвышенного добра. Я каждый раз, по мере прохождения этого модуля, думаю, что великий святой пытается вспомнить всё, что привело к падению, а после этого получает силы вспомнить, что было до первого грехопадения. Великий грешник не делает такого покаяния-вспоминания, зато силой присваивает себе качества блаженных состояний.
Помню немецкий фильм, где дети поют детскую красивую песенку, а потом вдруг зигуют. Поэтому мы ввели в модуль намек на Третий рейх, через песню Марлен. Для меня вдруг эта тема стала важнейшей, роль воли. Я волевой человек. Думаю теперь, что такое воля, если сам человек всегда источник зла. Последние годы мне хочется отказываться от своей воли. Путь воли — нарастание самости и собственной важности. Ты не успеваешь ничего отследить, когда чего-то делаешь, сделал, и твоё эго говорит — я это сделал. Поэтому мне хочется находиться в зонах отказа этому празднику с названием «я сделал». Надо отказаться делать, научиться не делать, расслышать себя. Научиться действию без опоры, не опираясь на мгновенное одобрение самого себя.
Во сне тоже кто-то действует, но это не совсем ты, потому что можно всегда освоить прямо во сне позицию наблюдателя. Я сделала такой модуль, потому что припоминание сна есть разглядывание другого человека, который одновременно ты. Я думаю, чёткие сны снятся тем, кто не может долго что-то реализовать наяву. Разглядывая чёткий сон, сразу много понимаешь про себя. А так как люди похожи, это и зрителям интересно. Последние годы мне совсем перестали сниться сны, видимо, я вполне успеваю делать что-то наяву. А
Как ни странно, это для меня не театральный, а скорее образовательный проект. Я догнала, узнала множество вещей, идей и людей, которыми не интересовалась до того. Особенно много можно ухватить через разборы, показы и рассказы Бориса Юхананова. Я прихожу смотреть модули, чтобы поучиться тому, как это делается, и как это может делаться идеально. Я чувствую, что это работа многослойная, с постоянной синхронизацией разных слоёв происходящего. Ты же помнишь, как вдруг образуется синхронизм людей, сцен и мотивов. Я всегда хотела соединять разные вещи, в детстве хотела быть философом, психологом и учителем литературы, причём одновременно. Мечты сбываются. Я реагирую на мысль, иногда читаю книги, и руки трясутся. А на «модулях» такие мысли возникают в моменты разбора у Изиды, что делаю вывод — развивать свою, человеческую мысль намного важнее актерского мастерства. И вот что важно. Наблюдая, благодаря «модулям», непосредственную мысль, хочется её остановить. Увидеть отсутствие мысли и воли, вот что ещё важнее. Когда такое удаётся, спонтанно, я вижу подводное мерцание. Я смотрю на воздух, а он мерцает. Ты видишь движение звука, остановив мысль.
Альберто Аль Космико
Мой театр основан на энергии влюблённости. Я влюбляюсь в девчонок по фотографии, прямо в общении письмами, но нужен контакт. Сделал много модулей, но не помню, как называются, фейсбук помнит за меня. Мне нравится состояние дебила, как будто в первый раз что-то увидел. Началось всё в МИР-4, куда я не поступил, денег не было. Юхананов сказал — твоя миссия научиться зарабатывать. Но я участвовал в лабораТории, и тогда Тамара Сагайдак уже делала модуль и пригласила меня порежиссировать. Я же, чувствуя, что не справляюсь, пригласил Васю Березина, понимая, что когда он делает короткие вещи, у него классно получается. И я там с ними участвовал в модуле актёром, когда ещё только начинался Электротеатр.
И дальше я поставил первый модуль с роботами. Потом начал учиться в МИР-5, там тоже занялся сценами с роботами и девчонками. У меня огромное количество сломанных игрушек, в которых огромное количество смысла, а вдохновение идёт от девушек. Самое интересное слово для меня — кибер. Я его ко всему приставлял. Кибер по-гречески значит кормчий, управитель кораблём. И, соответственно, кибернетика наука управления, а киборг — управляемый. Я люблю эстетику ошибки, эстетику «404» и брошенной игрушки. Кайф робота и любого автомата в экономии сил. Автоматизация как экономия, а дети это избыток, взрыв. Поэтому так красиво они соединяются на сцене. Сломанный робот как человек, забывший «вшитые» автоматизмы, вынужденный всё начать сначала. Важен для меня детский космос, советская фантастика 1960-х. И даже не сами тексты, а иллюстрации к советской фантастике в «Технике молодёжи», «Знании-силе», «Науке и жизни». Фильмы соответствующие, «Через тернии к звёздам», «Приключения Электроника», «Тайна третьей планеты». Время больших иллюзий и космических фантазмов у нас, у них ещё и экспериметы с ЛСД, открытие молекул главных технологий будущего — фулерионов, молекул углерода. Сэр Бакмистер Фуллер с планеты Земля, архитектор и физик, обнаружил молекулу углерода в форме футбольного мяча. Даже детские площадки были заполнены фулерионами, шаровыми ячеистыми железками для лазания. А сейчас показывают военных роботов-механоидов с гироскопами, его пинаешь, а он не падает. И мне кажется, детское ощущение радости от наблюдений за роботами надо сохранять. Тот модуль суггестивный, который тебе понравился, был с песней «Последняя осень», препарированной группой художников. Была группа сайенс-видео-арта «Электромузей», там Аристарх Чернышёв. А была в 90-х группа 386Dx, они на первом пентиум-компьютере делали с вокодёром эту песню. Материя это женское, мужское — луч. Красавицы с шарами и прыгалками просто ходят и достаточно. Есть небеззаботный аспект, тревожный, мать-тьма, откуда вышли, туда и придём.
Светлана Найденова
В модулях «Золотого осла» для меня самое важное текст, это главный учитель. Любой режиссер модулей и рядом не стоит по сравнению с текстом Апулея. Свои модули я не оцениваю в шкале нравится — не нравится. Это рабочий процесс, больше ничего. Я могу только чувствовать, насколько это приближается к настоящей работе. Мои модули настолько отличаются от других, насколько отличен мой жизненный опыт. Я не могу словами описать этот опыт, потому что слова вообще ничего не описывают в нашу эпоху, да и в предыдущие и будущие эпохи. Но попытка понять Апулея приводит к действиям на сцене. Я такой человек, что ни хрена не понимаю сухой текст, а ногами, движением, телом и голосом понимаю. Я так чувствую и вообще понимаю мир. А в данном случае, таким образом, интуитивно чувствую автора, предложенного Борисом Юрьевичем. Это не заранее написанная в голове партитура, это не бухгалтерия. Репетиция — когда долго с этим живёшь. Чемодан я десять лет хотела применить, с зонтиком тоже давно работаю в своём воображении, поэтому сценические предметы для меня всегда уже освоенные, не в них дело. Репетицией может быть только вся жизнь. Выучил или не выучил текст, сделал или не сделал задание режиссёра — никакого отношения к репетиции не имеет. Ничего не смогут ответить ни художник, ни композитор, что именно они делают. В мою работу входит чувствовать зрителя, все его реакции. Мне нравится форма модулей, что это не законченный замороженный спектакль. Потому и участвую, что отвечаю только за себя. Так же и жизнь идет — рождаешься, и перед Богом стоишь, и отвечаешь за грехи самостоятельно. Больше никак.
Юхананов-Изида
Три реплики, отрывки диалога Бориса Юхананова с актрисами в апрельских модулях 2018, связанные с темой актёрской судьбы, размыкающие для зрителей класса «авторы-потребители» существенные моменты отношений «учитель-ученик».
Запертость
Интересно, когда нет театра, но есть подлинность порыва личности. Я в первую очередь смотрю на внутренний пейзаж становящейся человеческой судьбы. А плохо на сцене потому, что у всех присутствующих на сцене должно нечто задержавшееся в личных становлениях сходить быстро, а оно задерживается и всё замирает, никуда не движется всю оставшуюся жизнь. Почему так происходит, я не знаю. Вот, например, Саша, стройная чудесная девочка со многими дарованиями. Ты себя не знаешь, заполнена чем-то чужим, не знаешь своей природы, причём не в музыкальном или артистическом смысле. Такое ощущение, что не осталось времени, где человек мог бы в себе разобраться, ни в педагогике, ни в жизни. Почему мы так тесно сжаты этими временами, трудно сказать. У тебя стадия диалога и стадия постановки почему-то живут одновременно. Я не рукотворно отношусь к вашим модулям, не участвую как постановщик. Из долгих и тщетных наблюдений внутри разомкнутой работы я понимаю, что пыльца на бабочке появляется раньше самой бабочки.
Потусторонние танки
Режиссер нужен актеру, чтобы создать среду для открытия текста. Если внутри актера есть режиссёр, это заявка на идеальную композицию. Актеры сами в себе осуществляют разбор текста и распределение диалогов и сцен, причём сразу в разных стилях и природах театра. Когда одного автора нет, и каждый актер — автор, и композиция идеальна. Тогда функция режиссера — убрать всё лишнее, бритва Оккама. Функция структурирования новая, не априорная для режиссёра.
Танец пяти элементов
Я другого поколения человек, но твой настрой существенен, как я понимаю. Вопрос такой — можешь ли ты в этом настроении жизни вступить на тяжкий путь познания, а не только на путь выражения и экспрессии. Ты столько накопила, что отдача горит в тебе. Эта огненная песня отдачи является дорогой к вратам познания. Ты стоишь у врат познания, но дорога отдачи накопленного уведет надолго от врат, а потом приведёт в ту же точку. И ты можешь спеть эту песню, войдя в ворота. Тогда в звуках твоей песни откроются территории познания и созидания. А если познание осточертело, надо петь свою песню, пока она не завершится. Возможно, врата познания будут бегать за тобой, нашёптывая красивые формулы, но толку не будет. Я буду набирать МИР-6, считай, что ты прошла собеседование. Платить не придётся, а работать придётся. И надо решить, как тебе жить и на что существовать в период обучения. Это непростая вещь. Всё, что происходило в твоём модуле, мне было интересно. Я наблюдал, как реализуется твой порыв. Порыв реализуется, а сознание не успевает создать дистанцию к порыву, без чего нет искусства. Главное, не надо беспокоиться о собственной индивидуальности. Когда ты о себе беспокоишься, тем самым себя вытесняешь. Как будто идёшь по следу, и начинаешь его поправлять. Тогда запорашиваешь, уничтожаешь след в момент беспокойства о себе. Надо беспокоиться о пути, а не о своих следах на пути. Ты находишься в кульминации созданной тобой энтропии в виде хаоса, об этом твоя работа. Это талантливо, поэтому мы с тобой здесь и сейчас говорим. А дальше что? Пламя можно раздуть, или уменьшить, всё равно оно останется пламенем. Стихия огня не единственная стихия, которой надо овладеть. Существуют воздух, эфир, земля и вода. Всё время гореть — лишить себя контакта с четырьмя другими основаниями мастерства режиссера. Делая вещь, надо держать перед собой танец пяти элементов.
Постскриптум: оглянуться на Эвридику
Завершая прямую трансляцию из Электротеатра, выскажем гипотезу: театральные мистерии только в высшей точке сосредоточенности творцов спектакля выходят на уровень обычного ада жизни. Катарсис, как известно от Аристотеля, включает ужас и смех одновременно. Видимо, это происходит глубоко внутри зрителей, начинающих наблюдать себя и понимать неизбежность вечной жизни души и непереносимой боли умирающего тела. Ужасный смех в том, насколько жалко себя, когда мы видим смерть близких и дальних людей. Смерть лежит в глубине причины всех страхов — аксиома древней психологии и нового театра, понимающего неразличимость мистерии и бытового автоматизма жизни. Поэтому логически прозрачна благородная истина будды Шакьямуни: корень страдания — сансарическое желание жить. Дело за малым, понять отличие сансарического желания от нирванического нежелания, тогда любое страдание обратится, превратившись в чистое блаженство. И смысл всех тантр такой же: увидев в мутных. Тяжёлых и грязных эмоциях чистую энергию, можно превратить ярость и ненависть в творчество и любовь. А с древнегреческой точки зрения очевидно, чем меньше страха перед тираническим государством, полицейским произволом и смертью, тем глубже мы погружаемся в инициатические тайны Диониса, Аполлона и Орфея, спускающихся в Аид при жизни. А как же Луций, герой Апулея? Ослиность и есть наша обычная жизнь. Короче, с лабиринтами Ада связаны мистерии древнего мира, доступные в наблюдении мифогенных фантазий Электротеатра. Христос первым делом вошёл в ад ради спасения грешников от запертости. Очевидно, расколдовывание смерти — смысл мистерий древнего мощного человека. Сейчас мы можем это делать только эстетически, идейно, вслед за орфиком Пифагором, наметившим новый путь философа. Пифагор предвидел качества потомков: хилость тела и окостенение души при парадоксально гигантском развитии рассудка. Главное, не сообщайте это неразомкнутым людям, ага? Дальше мы не можем двинуться, не спустившись в ад за Орфеем из Бутово, Черёмушек, Ховрино и Нагатино. Оглянуться на Эвридику — вернуться в жизнь, родиться в новом теле и всё забыть. Но