Это фрагмент из исследовательской (критической) работы о группе Shortparis, которая будет опубликована позже. План полной работы см. в сносках.

III ПОЗИЦИОНИРОВАНИЕ И КРИТИКА КАПИТАЛИЗМА

Прежде всего, принципиально важно отметить, что Shortparis — на редкость многозадачная группа. Как результат, вот лишь небольшой список дискурсов в рамках которых пишут и говорят о коллективе: колониальный (жесты, касающиеся мигрантов из Средней Азии), модернистский/постмодернистский (авангардная направленность и игра с символами), квир-дискурс (эксплицитная гомоэротика на концертах, а также фильм, в котором снялся Николай Комягин «Сложноподчиненное»[1]) и многие другие. К интенции Комягина «охватить всё» и действовать широким жестом я ещё вернусь, сейчас же важно принять во внимание самый частотный, лейтмотивный аспект риторики Shortparis: критику капитализма. Именно она возникает на протяжении всей биографии группы, и именно она является самой проблемной частью их позиционирования.

В своем первом программном интервью Афише Shortparis выступили с явным антикапиталистическим посылом и как бы «подыгрывая спектаклю», попросили называть их «Контент 01, 02, 03, 04». Одновременно с этим группа играет концерты в магазине «Adidas», выступает на «Mercedes-Benz FashionWeekRussia», позирует в бренде Gucci для журнала Vogue и т.д. Исходя из сопроводительных комментариев в журнале моды, группа согласилась сняться в брендовой одежде, но настояла на выборе места. Это «но» возникает не случайно и при каждом случае («Но мы же пришли на Урганта, как «мы пришли», а не как все ходят»), то есть «но» как предлог для взятия индульгенции. Проблема здесь в том, что какую бы идею не закладывали Shortparis в акт позирования в Gucci , до адресата — нас с вами — она доходит в исключительно конформном капитализму виде. То есть группа как будто бы не понимает, что само размещение на страницах журнала и в одежде от бренда полностью нивелирует суть жеста. Какую бы роль не выполняло выбранное группой место для съемки, оно не репрезентируется на страницах журнала никак, кроме визуально экзотичной локации. Что, надо заметить, скорее играет на руку Vogue, чем Shortparis.

Проблема обостряется в данном случае не самим фактом позирования в брендовой одежде, а тем, что Shortparis рассматривают подобные жесты как компромиссные: «Хочется искушения, хочется чертовщины! Ходить по темной комнате, вздыхая и вздымая руки: продаться или не продаться?!»

А поскольку компромиссы со стороны группы происходили не единожды, очевидно, Shortparis рефлексивно относится к подобным решениям. Как писал журналист «Афиши» Алексей Павперов: «В действиях фронтмена Shortparis можно увидеть особенно извращенную двухэтапную тактику — сначала мы прославимся как бунтари, авангардисты и критики капитализма, тогда-то уж у нас точно получится подороже себя продать. Наконец-то бренды нас заметили и понесли свои деньги. А нужно было всего-навсего несколько лет наводить ужас на сцене, играть в продуктовых магазинах и критиковать товаризацию искусства в интервью». Критика Павперова по-своему рифмуется с умозаключением Марка Фишера в «Капиталистическом Реализме»: «ничто не идет на MTV лучше, чем протест против MTV».

В последнем на данный момент разговоре с «Афишей» (из которого, почему-то, исчезли «Контент 01-04»), Комягин отметил, что считает автографы жестом капитализации имени и объяснил, что по этой причине сначала в ответ рисовал фаллос, который в итоге тоже стал товарным знаком и «запросом» фанатов. После этого Комягин решил наотрез отказывать людям в просьбе дать автограф. В этой ситуации можно увидеть, как обостряется конкретная проблема — в XXI веке брендом давно перестали быть только лишь названия на этикетках. Скорее, сама идея бренда лежит «по ту сторону» этикетки, о чем писал М. Фишер: «нет и поступательного движения к “обнажению» капитализма, нет постепенного разоблачения Капитала в качестве того, чем он «реально» является, то есть в качестве чего-то хищнического, безразличного, нечеловеческого. Напротив, существенная роль «бестелесных трансформаций”, осуществляемых в капитализме пиаром, брендингом и рекламой, предполагает, что капитализм, чтобы действительно отыгрывать свою хищническую природу, должен полагаться на различные формы маскировки».

Приминительно к ситуации с автографами — нонконформистская поза Shortparis при учёте их компромиссов и «сделок» с брендами очень похожа на доказательство слов Фишера о маскировке капитализма, нежели на противодействие ему. То есть поза становится брендом сама по себе, в независимости от того, как её артикулируют в пресс-релизах. Упомянутый в интервью группой плевок Роттена — точно такой же бренд, более того, основанный на исключительности, так сказать «авторская уникальная подпись». Вспомните, за какие бешеные деньги продавали зуб Джона Леннона, что уж говорить об автографе?

Так что такое этот «отказ» от автографа, если не подпись своей позой? Что это как не брендирование, если неоднократно возникает в качестве демонстрации уникальности группы («музыканты Shortparis не дают автографы, не фотографируются с поклонниками и дозируют общение с прессой»)? В конце концов, если нарисованный фаллос стал маркёром, мини-брендом, то чем от него принципиально отличается поза «отказа»?

Здесь может возникнуть справедливый вопрос — а что, в таком случае, НЕ является позой? Если даже имплицитный бунт неизбежно коммерциализируется, что может сделать в этой ситуации артист? Для тех, кто реально ведет борьбу с капитализмом — брать пример с условных Death Grips, никак не проговаривая своё отношение к истеблишменту, а молча отказываясь от любых капиталистических услуг. В случае конкретно Shortparis — очевидно, выдвигать риторику прямо-противоположную той, что толкает Комягин. Риторику изоморфную самому капитализму, чтобы, фотографируясь в Gucci, не оказаться «под прицелом», не оказаться пойманным по собственной вине из–за противоречий между словом и делом.

Аналогично ситуации с «отказом» от автографов противоречия прослеживаются и в позиции группы в отношении мерчендайзинга. По словам участников, помещая надпись «Shortparis» на трусы, группа тем самым убивает идею «брендирования в зачатке», скрывая надпись от глаз. На это я хотел бы поставить два взаимосвязанных риторических вопроса — как с такой риторикой коррелирует продолжительная демонстрация этого самого мерча перед началом концерта, и почему из логики группы выпала идея отказа от мерчиндайзинга впринципе? Забавно, что, несмотря на заинтересованность Комягина в идеях Маркузе, в поступках фронтмена группы скорее прослеживается не политика «Великого отказа», а (иронически реинтерпретируя Маркузе) — «Великого согласия».

Если группа действительно пытается провести лобовую антикапиталистическую атаку в ситуации полностью победившего, безальтернативного капитализма, то это — обычная наивность. Однако, довесок к цитате Павперова, можно привести в пример цитату самой группы из интервью порталу Gigwise: «Поймите, музыка — это способ сбежать для нас из России. Особенно из Сибири. Это форма эскапизма и повышения социального статуса». Что это, если не признание в полноценной осознанности своих действий?

Проблема заключается в том, что группа не понимает (или, возможно, делает вид), как её медиа-репрезентация воспринимается со стороны. И критично это для Shortparis по той причине, что это группа относящаяся к репрезентирующим форматам с известной щепетильностью. Но поскольку риторика Shortparis не претерпевает изменений и является важной частью портрета группы, есть основания для подозрения Shortparis в фальсификации как конкретно критики капитализма, так и нонконформистского позиционирования в целом.

Сноски:

[1] Фильм «Сложноподчиненное» (реж.Олеся Яковлева) получил «Квир-пальму»

__________________________________________________________________________________

Аннотация: в статье рассматривается группа Shortparis как единица, аккумулирующая слияние западных тенденций и национальной идентичности. Работа охватывает эволюцию группы, от начала её деятельности в районе 2012 года, до осени 2019.

Автор решает три главные задачи. Первая — дискурсивно-аналитическая: показать, чем обусловлена разница между тем историческим проспектом, в котором группа появилась и тем, в котором группа добилась популярности. Вторая — продемонстрировать, чем обусловлено развитие группы и какую роль в этом выполняет её ЦА и СМИ. Третья — критически-аналитическая: осмысление позиционирования, медиа-репрезентации и перформативной деятельности Shortparis через фокус основного адресата группы и ценностной системы музыкальной культурологии.

Исследование подвергает критическому осмыслению (1) риторику группы Shortparis, характеризующуюся активной рефлексией о современной социокультурной повестке России и (2) коннотации «дионисийства», которые традиционно возникают вокруг группы.

Структура работы: В первой части исследования автор обращается к тексту Андрея Бухарина «Цоев ковчег», где выводится прогноз о возможностях артистов достичь успеха «по гамбургскому счету». Исходя из этого, автор контекстуализирует происходящее с музыкой в России сегодня и, опираясь на текст Александра Горбачева об отходе от «европейского проекта», рассматривает, как смена времен сказалась на креативном классе, который становится первым целевым адресатом Shortparis.

Исследуя становление Shortparis, автор доказывает, что группа стала регистратором перехода креативного класса от политики космополитизма к обретению национальной идентичности. Развитие этой задачи позволило сформулировать следующие тезисы: (1) Shortparis сняли ресентимент креативного класса по тяге к эстетству в тех реалиях, которые характеризуются превалированием аутентичности над эстетством. (2) Shortparis удовлетворили журналистский запрос на наличие популярного имени, поддающегося атрибуции «самой дикой группы страны». (3) Категории «дионисийства» возникающие вокруг группы связаны с представлением интеллигенции о «первобытности», а не только с прямым воздействием практик Shortparis.

Анализируя репрезентацию группы, автор приходит к выводам, что: (1) в риторике Shortparis важен не прямой посыл, а «искусствоведческая» артикуляция, которая воздействует на адресата не интеллектуально, а аффективно. (2) Shortparis фальсифицируют суть любого своего сообщения тем, что делают репрезентирующую функцию основным акцентом своего продвижения.

Выбирая антикапиталистическую риторику группы в качестве примера её позиционирования, автор обозначает две основные проблемы: (1) претензия Shortparis на аутентичность — идеологический, классовый ресентимент, связанный с травмой, которую нанёс отход от «европейского проекта», нежели результат каких-либо рациональных соображений. (2) имеется ряд оснований для подозрения группы в фальсификации критики капитализма.

Автор связывает все поведенческие модели Shortparis с их самоопределением как группы модернистов. Это становится точкой опоры в обзоре колониальной потенции группы, а также подводит к ключевому тезису, объясняющим корреляцию Shortparis с положением современной России.

Работа представляет интерес по той причине, что является первым исследовательским материалом о группе Shortparis в её зависимости от состояния конкретного социального класса и страны.