Мягкие субверсии: Шизоанализ
Расшифровка семинара Феликса Гваттари из книги Soft Subversion, где обозначаются основные особенности, методы и проблематика Шизоанализа. Часть 2
ОСВОБОЖДЕНИЕ ЖЕЛАНИЯ (оригинал)
Архаичные формы высказывания в значительной мере основывались на речи и прямом общении, в то время как новые ассамбляжи все больше прибегают к информационным медийным потокам, основанных на все более машинных каналах (машины здесь не исключительно технологического порядка, они также научные, социальные, художественные и так далее), что подрывает старые индивидуальные и коллективные субъективные территории. В то время как территориальные высказывания были логоцентричными и подразумевали персонализированное владение ансамблями, которые они дискурсивировали, детерриториализованные высказывания можно рассматривать как машиноцентричные, предоставляют их (владение ансамблями) в нечеловеческой памяти и процедурам для работы с семиотическими комплексами, которые, в значительной степени, ускользают от прямого контроля сознания. (leaves it up to non-human memories and procedures in order to deal with semiotic complexes that, to a large extent, escape a direct consciential control.)
Но мы не ограничимся такой простой дихотомией, которая может быть слишком упрощенной. Исходя из предыдущих рассуждений, мы уже сами по себе естественным образом приходим к разнообразным способам ассамбляжей высказывания, в зависимости от того, какие компоненты семиотизации, субъективации и осознания оказываются доминирующими или нет (этот список всегда может расширяться в зависимости от описательных потребностей).
— несемиотический ассамбляж
Строительство с помощью стигмергии [2] пчел или термитов предоставляет нам первый пример из-за чрезвычайно сложных форм, которые они в конечном итоге разрабатывают, на основе «модульного кодирования», которое, по-видимому, не семиотическое, не субъективное и не сознательное. В случае человеческого высказывания аналогичные системы, такие как эндокринные системы регуляции, могут играть решающую роль в ассамбляжах, чьи семиотические компоненты они, в какой-то степени, приостанавливают. В частности, я думаю о возможной роли самозависимости на основе эндорфинов в «усугублении» некоторых садомазохистских ситуаций или в острых формах умственной анорексии.
— несубъективные семиотические ассамбляжи
Например, психосоматические клинические образы, связанные с изучением «Брони характера» Вильгельма Рейха [3]. Субъективные представления отходят «на второй план» соматической семиотизации.
— несознаваемые семиотические, субъективные ансамбли
К примеру, ансамбли, связанные с гуманной этологией, которые занимаются процессами обучения через бессознательные отпечатки, разделения территории, приветствия, подчинение, вражду и т. д. Я предполагаю, что лакановец, который все еще слушает меня, определенно возразил бы, что все, о чем я говорю, вполне хорошо, но совершенно не связано с бессознательным, настоящим психоаналитическим бессознательным, которое нельзя было бы представить вне языковых уловок… Все мы знаем эту песню! На это я бы ответил, что шизоаналитические ассамбялжи имеют самый животрепещущий интерес к редукционистским структурам эдиповского треугольника и символической кастрации, к которым, на самом деле, приводит определенная капитализация субъективности, в контексте того, что я называл бы капиталистической субъективностью, за исключением того, что это никоим образом не освобождает их от работы с другими проявлениями субъективности во всех областях психопатологии и антропологии, с уважением к их специфическим характеристикам. В этом смысле претензия шизоанализа, я повторяю, действительно заключается в том, чтобы установить себя как метамоделирующий ассамбляж всех этих разнообразных областей, которые он будет рассматривать как «дополнительный предмет». Таким образом, нашей отправной точкой будет самая обширная гипотеза, а именно существование у человека бессознательной области, которая ставит на один уровень факты смысла, поддерживаемые структурами представления и языком, и системами, очень разными между собой, кодирования, моделирования, следования, отпечатывания… связанными с органическими, социальными, экономическими и так далее, компонентами. Вовлечение феноменов субъективации, то есть установление прожитых территорий, воспринимаемых как таковые в отношении ограничения с объектным миром и альтер эго, будет только случайным, дополнительным. Другими словами, ни вопрос о субъекте, ни о лингвистическом знаке не обязательно будут находиться в центре проблематики, поставленной в этой бессознательной области. То же самое относится к вопросу о сознании. Здесь могут быть задействованы различные процессы сознательности, которые следуют друг за другом и/или накладываются друг на друга. Для иллюстрации такого рода связей и разъединений, хорошим примером служит вождение автомобиля. Не является ли обычным явлением на дороге, когда человек начинает мечтать в состоянии псевдосонливости? На самом деле субъект не спит; он позволяет функционировать множеству сознательных систем одновременно, из которых некоторые ослаблены, а другие внезапно приобретают первостепенное значение. Когда встречается дорожный знак или происходит авария или говорит пассажир водитель спровацирован вернуться к состоянию гипербдительности. Ассамбляж высказывания в расширенном смысле, который я ему даю, проходит через несколько уровней машинного регулирования (ф.р. asservissement) (используем старую концепцию из кибернетики). Таким образом, вместо того чтобы постоянно возвращаться к одним и тем же предполагаемым базовым структурам, к одним и тем же архетипам, к одним и тем же «матемам», шизоаналитическая метамоделизация предпочтет скорее создать карту (картографировать) составы бессознательного, континенты тем, в их связи с социальными образованиями, технологиями, искусствои, наукой и так далее. Даже когда она будет выявлять некоторые сценарии бессознательного, основанные, например, на формулах эго-организации, персонологии, супружестве, семейном или домашнем облике, она никогда, повторяю, не будет делать этого с целью создания структурного прототипа.
Давайте остановимся, чтобы рассмотреть некоторые последствия «отделения» (деколяжа) между сознанием и субъективностью так, как мы начали это рассматривать. Изначально я думал, что нужно будет различать между:
— абсолютным бессознательным на молекулярном уровне, который радикально ускользает от всех представлений и выражается исключительно в области асимволических образов;
— относительным бессознательным на молекулярном уровне, которые, наоборот, устанавливает себя в более или менее стабильных представлениях. Затем я стал бояться поддаться, в свою очередь, топической параличности психических инстанций, подобно тому, что привело Фрейда к разделению Бессознательного и Сознательного (связанных с Предсознательным) на противоположные стороны, а затем, позже, ИД и Эго (с соответствующими элементами), или что привело Лакана к созданию символического порядка как структуры Реального и Мнимого.
Уже на первый взгляд наименование «молекулярное бессознательное» кажется шатким. Фактически этот тип ассамбляжа способен совершенно нормально существовать вместе с сознательными компонентами. Молекулярные процессы, действующие при гистерии или неврозе, неразрывно связаны с определенным типом сознания и даже гипер-сознанием. Ассамбляжи, связанные с онейрическими или бредовыми состояниями, хотя и функционируют на основе а-означающими величинами [4] (что не мешает им также содержать изображения и смысловые цепочки, но из них они выделяют только то, что они могут обработать как а-означающие величины), сами по себе состоят из режимов своеобразной сознательности. Я не думаю, что мы получим что-то, если обозначим все эти случаи одним и тем же сознательным существом, которое всегда было бы самоидентичным. Постепенно мы приходим к граничным состояниям сознания, с мистическими переживаниями разрыва с миром, с кататонией или даже, почему бы и нет, не-локализуемыми органическими напряжениями или более или менее глубокими комами. И таким образом, все ассамбляжи высказывания могут одновременно быть и сознательными, и бессознательными. Это вопрос интенсивности, пропорции, дальности.
Не существует сознания или бессознательного, которое не было бы связано с бестелесными множеством ссылок, которые допускают сложные сборки, наложения, проскальзывания (скольжения) и дизъюнкции. И мы чувствуем, что на их касательной должна существовать абсолютное сознание, которое могло бы точно совпадать с нашим абсолютным самосознанием, конституирующим неосознанное (non-thetic) присутствие по отношению к себе, без всякой ссылки на инаковость или общество.
X (расшифровка не найдена): А абсолютное бессознательное биологическое?
Феликс Гваттари: Да, среди прочего!
Ч. С. (Charles J. Stivale [5]) : Я задавался вопросом, не возвращаетесь ли вы к тому, что вы приписывали желанию несколько лет назад. К чему-то действительно совершенно гетерогенному, хаотичному, ризоматичному и т. д.; диджитализация которого, отметки, если хотите, при помощи лингвистического кода, освободили бы то, что Лакан называет бессознательным. Именно это позволяет ему говорить — себе и тем, кто работает с психотиками под его руководством — что «у шизофрении нет бессознательного.» В некотором смысле является ли это той же гранью, между тем, что находится в складках системы смысла или значимости, и тем, что не находится, то есть всем остальным, существенным?
Феликс Гваттари: В вашем вопросе есть что-то, что меня немного беспокоит. Я не склонен восстанавливать противопоставление между первичным процессом и вторичным осмыслением, прежде всего, если это противопоставление основано — как во второй фрейдовской топике (Эго, Сверх-Эго) — на идее, что переход от одного к другому соответствует изменению уровней различных режимов дифференциации: с хаосом у первичного процесса и структурированием на вторичном. Это не так потому, что у нас, фактически, как вы подчеркиваете, нет цифрового, бинарного доступа к молекулярному бессознательному, и из-за этого, погружаемся в мир неизлечимого беспорядка и энтропии. Это возвращает меня к вопросу о желании. Да! Это правда, что я хочу сегодня избежать ряда недоразумений, связанных с экономическим порядком, в том смысле, в котором это понимал Фрейд, и которые развивались после «Анти-Эдипа» вокруг идей, таких как поток и разрыв потока. На самом деле мы подчеркивали детерриториализованные машинные измерения желания, которые ускользали от обычных координат (отсюда наша настойчивость на парадоксальных категориях, таких как Тело Без Органов). Но, возможно, такой способ представления желания недостаточно четко отделялся от идеи «плоских», территориальных колебаний, разрешающих ссылки на экономию в равновесии, закрытую в себе.
[2] Стигмергия — механизм спонтанного непрямого взаимодействия между индивидами, заключающийся в оставлении индивидами в окружающей среде меток, стимулирующих дальнейшую активность других индивидов.
[3] «Броня характера» — это концепция, разработанная австрийским психоаналитиком Вильгельмом Рейхом. Этот термин используется, чтобы описать физическую и психологическую оборону, которую человек развивает для сдерживания и скрытия своих эмоций и инстинктов. Рейх считал, что эта броня характера формируется в детстве как результат социальных и эмоциональных воздействий.
[4] Фрейд в «Толковании снов» замечательно понял природу «против шерсти» обращения с смыслами снов: «Речь сновидения имеет структуру трещины, в которой более крупные куски разнообразного материала держатся вместе замершей связующей средой.» (Толкование снов). «Все в снах, что проявляется как видимое функционирование критической способности, следует рассматривать не как интеллектуальное действие сновидческой работы, а как принадлежащее к сущности сновидческих мыслей, и оно нашло путь из них, как завершенная структура, в очевидное содержание сна.» (Ид). Но «против шерсти» микрополитика не ограничивается только психической жизнью; мы также видим ее в работе художественного творчества. В частности, я думаю о том, как Жорж Аперги в своей «жестовой музыке» сохраняет только ту смысловую составляющую, которая способствует а-означающим композициям.
[5] Charles J. Stivale (Чарльз Стивале) — американский профессор, известный по работой в области французской философии и культурных исследований. Он специализируется на исследовании работ Жиль Делеза и Феликса Гваттари, а также других французских философов. Чарльз Стивале является профессором французской литературы и культурных исследований в Университете Центральной Флориды. Его работы охватывают широкий спектр тем, включая постструктурализм, постколониализм, теорию кино и французскую литературу.