Ослиные уши сатиров

Одна из версий утверждает, что основатель бон-по Шенраб родился с ослиными ушами и принадлежал к роду Шен. Его украли злые духи, с которыми он жил 12 или 13 лет, путешествуя Тибетом. В 24-летнем возрасте он вернулся к людям и стал оберегать их от злых духов[i]. Это якобы объясняет, почему бонцы ​​носят особую голубую шапку, которая напоминает трехконечную митру. Аналогично обвиняли буддисты восстановителя бон-по царя Лангдарму в том, что у него на голове демонические рога, которые он вынужден прятать под нетрадиционной для тибетцев прической (волосы, собранные в пучок), в то время как тибетцы заплетали волосы в косы.

Мотив с «ослиными ушами» напоминает античный миф о фригийском царе Мидасе, который вынужден был прятать свои ослиные уши под шапкой. В поэме Овидия «Метаморфозы» рассказывается о музыкальном состязании бога Аполлона и сатира Марсия на склонах горы Тмола. Судьей был бог этой горы. Простые, бесхитростные звуки свирели Пана не могли сравниться с величественной мелодией Аполлона. Торжественно гремели золотые струны кифары, вся природа погрузилась в глубокое молчание. Бог горы Тмола присудил Аполлону победу. Все славили великого бога-кифареда. Только один Мидас, царь Фригии, не восторгался игрой Аполлона, а хвалил Марсия. Разгневался Аполлон, схватил Мидаса за уши и вытянул их. С тех пор царь Мидас стал обладателем ослиных ушей, которые он старательно прятал под большой шапкой, пытаясь сохранить свое уродство втайне. Но ему это не удалось: болтливый брадобрей, узнавший тайну Мидаса, не в силах хранить молчание, выкопал ямку и прошептал свой секрет. Из ямки вырос тростник, из тростника вырезали дудочку, и песня дудочки ославила незадачливого царя на весь свет. При этом существует версия об ослиных ушах Мидаса на языке памирских бурушаски[ii].

Затем Аполлон содрал с сатира Марсия шкуру, а из крови силена или слез нимф, оплакавших гибель своего любимца, образовалась река, носившая его имя. А опечаленные сатиры удалились глубже в чащу лесов; часто раздаются там полные грусти, нежные звуки его свирели, и с любовью внимают им юные нимфы.

Исторический Мидас был царем фракийской Македонии и жил во дворце, окруженном садом, в котором произрастали едва ли не одни розы. Как раз на этом этапе его биографии бог Дионис и наделил царя обманчиво полезной способностью обращать в золото все, к чему прикасалась его рука. Очень скоро Мидас понял, что сглупил, попросив бога дать ему столь неудобный дар (в золото превращались и пища, и напитки, к которым он прикасался), и принялся умолять взять эту способность обратно. Дионис уважил и эту просьбу, но обставил согласие некоторыми условиями, и Мидасу пришлось отправиться в Азию, где его усыновил бездетный фригийский царь Гордий. Сами фригийцы были индоевропейским народом, выходцами из Фракии (собственно, фригийцы — это малоазиатские фракийцы, а Геродот сообщал, что, по мнению египтян, фригийцы были древнейшим народом Земли), которые пересекли Средиземное море в самом конце І тыс. до н. э. или чуть раньше и осели в Малой Азии, покорив господствовавшие там хеттские племена. А Мидас, который был вовсе не алчным тупцом, но храбрым и искусным воителем, правил Фригией во времена ее наивысшего экономического и ратного могущества. Соседние ассирийские племена знали его под именем Мита и называли царем-воителем. Приблизительно в 700 г. до н. э. Мидас скончался от естественных причин в возрасте 60-65 лет. В конце концов Фригия перешла под власть Лидии, а та, в свою очередь, была захвачена персами, потому что лидийский царь Крез не нашел ничего лучшего, кроме как внять бездумному и безответственному, мягко говоря, совету дельфийского оракула и напасть на Персию. А в итоге уничтожил одну из величайших империй древности — свою собственную. Археологи не нашли в столице Фригии Гордионе золота и иных сокровищ (зато обнаружено много красивой резной деревянной мебели с мозаичными вставками, едва ли не самой древней на Земле). Но как раз в эпоху Мидаса была изобретена латунь — красивый желтый сплав меди с цинком (Платон называл латунь «орихалком» и приписывал искусство изготовления его атлантам). По некоторым предположениям, именно это изобретение произвело большое впечатление на современников и породило миф о царе, превращавшем все в золото.

Как видим, собственно с Мидасом и Фригией связан мотив о таинственных существах — «сатирах» (satyroi), которые представляются в гомеровской мифологии как лесные божества, демоны плодородия. Сатиры ленивы и распутны, влюбчивы и наглы, жизнерадостны, проводят время в пьянстве и охоте за нимфами и менадами. Они отличались фантастической выносливостью, как в битве, так и за праздничным столом. Большой страстью было увлечение музыкой, флейта — один из основных атрибутов сатиров. Именно сатир Марсий на аттической сцене изображался как представитель устаревшей флейты, которая уступила представляемой Аполлоном кифаре. Афина изобрела флейту, но бросила её как негодный инструмент. Марсий, однако, подобрал флейту и довёл игру на ней до такого совершенства, что осмелился вызвать Аполлона на состязание. Победив в состязании, Аполлон живьем содрал с сатира кожу и заключил в пещеру (Овидий, «Метаморфозы», VI, 382-400). Из слез Марсия образовалась река, которая вытекает из этой пещеры, — Марис (Марица).Также атрибутами сатиров считались тирс, свирель, кожаные мехи или сосуды с вином. Поэтому природа силенов представляет собой соединение, с одной стороны, животного, низменного, пьяного веселья и балагурства, с другой — серьёзного вакхического восторга, который проявляется в музыкальном творчестве и пророческом экстазе.

Сатиры, составляющие свиту бога Диониса, именовались также «титиры». В частности, им надлежит заслуга спасения минойской царевны Ариадны, оставленной Тезеем на острове Наксос. Увидев прекрасную девушку, Дионис женился на ней, а сатиры устроили буйные пляски на этой свадьбе.

Их изображают как покрытых шерстью, длинноволосых, бородатых, с широкими плоскими носами, венками из плюща или лозы на головах, увенчанных лысинами с рожками, с лошадиными или козлиными ушами, копытами и хвостами, однако торс и голова у них человеческие. Павсаний упоминает сообщения малоазиатских мореплавателей, что во Внешнем море есть острова Сатириды, где жили рыжие сатиры, имеющие на бедрах хвосты, не меньшие, чем у лошадей (Павсаний, «Описание Эллады», І, 23:5-6).

Согласно христианским легендам, святой Антоний Египетский разыскивал в пустыне отшельника Павла Фивейского. Во время этого путешествия он встретил сатира, который сказал, что он послан своим стадом с просьбой о молитве святого. Антоний обрадовался, что даже такие существа услышали христианскую проповедь, и удивился, что смог понять речь сатира. Кроме того, в христианских бестиариях описываются сатиры-леонтокефалы с козлиными ногами и раздвоенными копытами на ногах.

По рационалистической интерпретации, это люди, которые жили в горах и не мылись, а одеждой им служили козьи шкуры.

Пан (Фавн) как идеальный сатир

Самым известным сатиром в греческой мифологии считается Пан (Pan; в римской — Фавн, Faunus). Его имя считается происходящим из др.-греч. pao «пасти» и однокоренное с индоарийским теонимом «Пушан».

Пан считался сыном Гермеса и одной из нимф (Дриопы, Орсинои, Эги). По гомеровскому гимну, он родился с козлиными ногами, длинной бородой и рогами, и тотчас же по рождении стал прыгать и смеяться. Испуганная необычайной наружностью и характером ребёнка, мать покинула его, но Гермес, завернув мальчика в заячьи шкуры, отнес его на Олимп и до того развеселил всех богов, а особенно Диониса, что боги назвали его Паном, так как он доставил всем (др.-греч. pan «все») великую радость. Пан изобрел игру на свирели у горы Номия (Аркадия). Пан совершил величайший подвиг: выкрал у Тифона захваченные у Зевса сухожилия. Также он внушал врагам богов страх (отсюда понятие «паника»). За помощь богам Пан стал созвездием Козерога.

Его сын Египан (от молочной козы Амалтеи или Эги, кормилиц Зевса) своим криком и видом внушал титанам страх, когда с ними сражался Зевс.

Также общим словом «панес» или «паниски» назывался особый вид сатиров (сыновей Пана) с козлиными бородами, страшащих людей в горах и лесах («лешие»), а также посылавших тяжёлые сны.

Пан пытался овладеть нимфой Лотос, но она из страха превратилась в водяное растение. От любви Пана и нимфы Эхо родилась дочь Ямба, в честь которой назван стихотворный размер. Она, будучи уже старухой в Элевсине, развеселила Деметру, тосковавшую по похищенной дочери Персефоне, непристойными шутками. Когда Геракл носил женскую одежду, служа Омфале, Пан по ошибке пытался его изнасиловать[

Как бог, исполненный природного вдохновения, он был богом предсказателем: в Аркадии находился его оракул, жрицей которого была Эрато. Судя по описанию, которое даёт Овидий (Fasti, IV, 644), римский царь Нума (715-672 гг. до н.э.), желая получить прорицание Фавна и предварительно очистив себя воздержанием, отправляется в рощу и здесь закалывает двух овец — одну Фавну, другую богу сна. Затем, дважды окропив себе голову водой из источника, сплетя два венка из буковых листьев и помолившись, он ложится на растянутые шкуры жертвенных животных и ночью во сне получает желанное откровение. Подобные же сведения сообщает и Вергилий в «Энеиде» (VII, 79-95). В частности, Фавн открыл царю Нуме искусство отводить гнев Юпитера от храмовых кровель — ставить у дверей храмов высокие шесты, обитые медью и грозные молнии спокойно уходили по металлу в землю, не причиняя вреда строениям. Как бог предсказаний, Фавн считался родоначальником песни, отчего и размер древнейших римских стихотворений называется «Фавновым».

Фавн также считался имеющим эпитет «Луперк» (Lupercus «Волчий») и святилище в его честь находилось в пещере Луперкал у подножия Палатинского холма, где, по преданию, волчица выкормила Ромула и Рема, основателей Рима. Возле него, согласно Овидию («Фасты», 267-452), ежегодно проводился фестиваль Луперкалии в третий день после февральских ид (то есть, 13-15 февраля по юлианскому календарю). Жрецы Луперка из патрицианской молодежи, называемые «луперками», собирались в этом гроте, где на специальном алтаре приносили в жертву молодых коз и собак. Один из луперков прикасался смоченным в крови жертв клинком ко лбам двоих знатных юношей. Другие жрецы стирали кровавые отметины шерстью, смоченной молоком, после чего юноши должны были рассмеяться. Затем следовала ритуальная трапеза, по окончании которой луперки разрезали шкуры жертвенных козлов. Обнажившись и прикрыв бёдра козлиной шкурой, что символизировало облик божества, они бегали по городу и стегали встречных кусками шкур. Женщины охотно подставляли тела под удары, так как считалось, что удар луперка дарует им плодовитость и лёгкие роды. По слухам, завершается празднование временами и вовсе непристойной вакханалией, что шаловливому и падкому на женщин Фавну-Луперку тоже весьма угодно. Напарницу для праздничного веселья выбирают себе по воле богов: как распорядится божественный жребий. Незамужние свободные девицы пишут свои имена на кусочках пергамента и кладут их в специально предназначенную для этого урну, а свободные неженатые мужчины вынимают эти записки оттуда наугад и проводят все три дня Луперкалий с той, кого послало им небо. Случается и так, что встретившись по воле случая или провидения, пара остается вместе навсегда.

В этом описании Луперкалий явно удивляют схожие явления из описаний мистерий Митры! Возможно, Ромул и Рем изначальной («индигетной») версии — это латинские аналоги двух детей-близнецов с факелами, сопровождающих рождение Митры!

Кроме Луперкальского святилища, в Риме существовали два храма Фавна: один на Авентине, другой на Тибрском острове.

В Лации Фавн почитался как царь аборигинов, внук Сатурна, сын прорицателя Пика (носил шапку в виде дятла), отец Латина (от нимфы Марики) (Вергилий, «Энеида», VII, 46-48), а также как отец Тарквита и Акида (убит соперником в любви к нимфе Галатее — циклопом Полифемом).

Фавн — мудрый и справедливый правитель. Правление его предшествовало историческому царскому периоду в Риме и составляло первую эпоху распространения культуры в стране. Ему были возведены многочисленные святилища. Были позже и другие цари по имени Фавн: 1) потомок Марса, который принял аркадцев Евандра и выделил им землю для поселения и 2) сын Ареса, который выдал свою дочь Лавинию замуж за Энея.

Хорошо знакомый со всеми тропинками и дорогами своей страны, Пан считался богом-проводником (enodios, pompaios), указывал путь на суше и на море, усмиряя морские волны звуками своей флейты. Ему были посвящены горы, пещеры, дубы и сосны, а также черепахи. Как бог, любивший уединение и свободную природу, Пан не был городским божеством, и только по случайным поводам его почитали памятниками в городах. Так, в Афинах был посвящён ему грот на акрополе в память поражения персов, на которых будто Пан навёл (панический) ужас во время битвы при Марафоне.

Согласно Диодору, Фавна называли также Гермесом (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», VI, 5).

В поэме Нонна «Деяния Диониса» Фавн — сын Посейдона и чародейки Кирки. Участник индийского похода Диониса.

Имеет отношение сатир Пан и к солнцу — он считался также богом зарождающегося света при восходе солнца. К этому представлению относится также миф о любви его к богине Луны Селене, которую он расположил к себе тем, что отдал ей часть своих стад.

Это аналогично тому, как индоарийсого божество стад Пушан связан с солнцем, постоянно движется на золотом корабле в небесном море («Ригведа», VI, 58, 3), может наблюдать за всеми существами. Но одновременно Пушан связан и с ночным светилом — Луной (Сомой). В «Ригведе», в гимне «К Соме и Пушану» (II, 40), в котором Сома и Пушан называются «породителями богатств», «пастухами мироздания», указывается, что один из них «породил все существа», а другой «движется, все озирая». Также Пушан является послом солнечной богини Сурьи, которая становиться женой Сомы («Ригведа», X, 85).

Вторая черта Пушана — отношение к пути — проявляется в том, что он выступает как повелитель пути, охранитель дорог, знает пути истины и богатства, провожает умерших по пути в царство Ямы (отсюда связь с последним), также в ритуале Пушан ведёт жертвенную лошадь к месту жертвоприношения. Кроме того, Пушан приносит пищу, успех, сокровища, даёт убежище, хранит скот и сам выступает как пастух всего сущего. Покровитель поэтов («Ригведа», II, 40, 6), в то же время он играет роль друга всех богов. В послеведический период образ Пушана исчезает из индоарийской мифологии.

Как и у Пана, у Пушана уродливое лицо, причину которого объясняет миф о жертвоприношении Дакши: Рудра, не приглашённый Дакшей, в гневе наносит увечья богам, в частности, он выбивает зубы Пушану.

Силены как старые сатиры

Также тех сатиров, которые достигают преклонных лет, называют «силенами» (Павсаний, «Описание Эллады», І, 23:5). С одним из таких силенов также связывают Мидаса. Однажды во время шествия свиты бога вина Диониса, неподалёку от царского дворца Мидаса отстал учитель Диониса Силен, сын Гермеса и некоей нимфы. Он заснул и был найден спящим Мидасом и его слугами. Царь с почётом принял Силена, предложив ему остаться на десять дней у него. Силену приписывают авторство особой философской сентенции, в которую он посвятил царя Мидаса: «Самое лучшее для человека вообще не родиться, а если уж родился, то умереть как можно скорее. В этом и заключается вся тайна, которую ты хочешь узнать».

Разговор фригийского царя Мидаса с полубогом Силеном описан в зафиксированной Клавдием Элианом (конец ІІ — начало ІІІ в. н.э.) в «Historia varia (Пёстрые рассказы)» (3 кн., 18 гл.) заметке о рассказе жившего в Афинах греческого философа и историка Феопомпа из Хиоса (род. 380 г. до н.э.), друга Александра Македонского и современника Платона, и умершего в Египте, куда его для создания Александрийской библиотеки пригласил Птолемей. Силен поведал Мидасу, что «Европа, Азия и Африка являются островами, окруженными со всех сторон океаном». Вне этого мира есть еще остров со многими жителями и городами: «… F75© Феопомп описывает встречу Мидаса Фригийского и Силена. Этот Силен был сыном нимфы, по своей природе ниже бога, но посильнее человека, поскольку, конечно, он был бессмертен. Они обсуждали друг с другом многие вещи, и, в частности, Силен поведал Мидасу следующую историю. Он сказал, что Европа, Азия и Ливия были острова, вокруг которых Oкеан течет по кругу. Только один континент находится вне этого мира. Он описывает его площадь как необъятную. На нем водятся животные большого размера, да и люди там вдвое больше ростом, нежели здесь. И продолжительность их жизни не та же самая, как у нас, но длиннее тоже в два раза. Они имеют много крупных городов и своеобразный уклад жизни. Законы, устроенные для них, противоположны тем, к которым привыкли мы. Он сказал, что там есть два крупнейших города, не похожих друг на друга вообще. Один из них называется Военград, другой Святоград (Махим, от греч. machimos — «воинственный», другой — Евсебес, от греч. eusebes — «благочестивый», — О.Г.). Жители Благочестия пребывают в мире и изобилии. не пашут и не сеют, получая плоды земли без плугов и быков. Они отличаются хорошим здоровьем, никогда не болеют и умирают в смехе и радости. Они настолько однозначно справедливы, что даже боги не брезгуют часто их посещать. Жители же Военграда чрезвычайно воинственны. Рождаясь во всеоружии, они подчиняют своих соседей. Этот город управляет многими народами. Там жителей не меньше двух миллионов (вариант: не меньше двухсот мириад, т.е. десять тысяч, — О.Г.). Они умирают после того, как заболевают на всю оставшуюся жизнь, но редко; большинство из них погибают, сраженные камнями или дубинами. Их не ранит железное оружие. Они имеют золота и серебра столько, что золото дешевле для них, чем железо для нас. Силен сказал, что они [Военщики] один раз выступили, чтобы перейти на наши острова. Они пересекли океан с мириадами тысяч людей и пришли к гипербореям. Когда они узнали, что это были счастливейшие из всех народов нашего мира, они стали презирать нас, как влачащих жалкую жизнь и по этой причине пренебрегли идти дальше. И он добавил еще более удивительную вещь. Некоторые люди, так называемые меропы, живут среди них во многих крупных городах, а в отдаленнейшей части их земли есть место, называемое “Возврата нет” (Аностон, — О.Г.). Оно как пропасть, покрытая ни тьмой, ни светом, и воздух висит над ней, смешанный с чем-то мутно-красным. Две реки текут вокруг этого места: одна называется рекой удовольствия, другая печали. Деревья размером с высокие платаны растут рядом с этими двумя реками. Деревья у реки печали приносят плод следующего свойства: если кто-нибудь попробует его, он проливает так много слез, что угасает всю свою жизнь в стенаниях и так умирает. С другой стороны, деревья, которые растут на берегу реки удовольствия, несут противоположного рода. Любой, кто отведает его, освобождается от всех прежних забот. Даже если он любил кого-либо, об этом он тоже забывает; и он понемногу молодеет. Он восстанавливает ранние, былые фазы своей жизни. Он теряет старость и возвращается к расцвету сил, потом вступает в юношеский возраст, потом становится мальчиком, потом младенцем и после исчезает. Пусть этому верят, если хиосцу можно доверять вообще, когда он рассказывает истории. Я думаю, что он умный рассказчик в этой и других вещах помимо того»[iii].

Могила сатира Силена находится в Пергаме (Павсаний, «Описание Эллады» VI 24, 8.), но также там находится и «престол сатаны» (Откр. 2:13).

Диодор Сицилийский, рассказывая о древней войне Диониса, сына ливийского царя Аммона и нимфы Амалтеи, с вождем титанов Кроносом (братом первой жены Аммона — Реи), сообщает, что гвардию в войске последнего составляли наиболее благородного происхождения люди из фракийского города Ниса (в храме Афины которого в детстве воспитывался Дионис и отсюда и его имя — «Бог из Нисы») а именно те, кто носил имя «силенов». Ибо прародитель их всех был царь Нисы Силен, но его происхождение неизвестно людям по причине древности. Этот человек имел хвост в нижней части спины, и его потомки также обычно носили этот отличительный знак, потому что разделяли его природу. Также считается, что у отца Диониса Аммона были небольшие рога по обе стороны у висков (поэтому его символом была «баранья голова») и что, следовательно, Дионис, будучи сыном Аммона, имел тот же вид что и его отец, и поэтому традиция передала последующим поколениям, что этот бог был рогат. В военном походе Дионис разбил узурпатора Крона и вернул себе отцовский трон в Египте. Своих родственников Рею и Крона он простил, их малолетнего сына Зевса провозгласил царем Египта, а опекуном поставил жреца Олимпа. Сам Аммон остался царем на острове Крит, где он ранее скрывался от титанов. Также Дионис научил людей выращивать виноград и делать из него вино, за что люди его величали как бога. Сам же Дионис от царской власти отказался, так как последовал пророчеству оракула своего отца о том, что если он покажет себя благодетелем человечества, он получит в награду бессмертие. Поэтому он начал распространять праведность по всему миру и совершил свой знаменитый поход в Индию. По возвращению из похода Дионис узнал о заговоре помилованных им ранее титанов. В крупной битве на Крите сторонники Диониса и Зевса победили и убили всех титанов (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека» III, 71-74). Затем у Зевса и Персефоны родился сын Дионис-Загрей, он был растерзан титанами, но Зевс, проглотив содрогающееся его сердце, снова родил Диониса.

Поэтому следует различать более древнее изображение старого Диониса, с величественною осанкою, густыми волосами и окладистою бородою, светлыми, цветущими чертами лица, в азиатской, почти женской одежде (важнейшая статуя, так называемый «Сарданапал»), от позднейших изображений, представляющих Диониса в отроческом возрасте.

Сабазий / Телепинус как предводитель сатиров

Пан, Силен, сатиры, наяды, нимфы были также спутниками и спутницами фракийского Сабазия. Менады Сабазиевых оргий, вакханки, носили здесь имя мималлоны, а служители его — бессы. Обобщенно служители Сабазия назывались σαβοι, saboi, равно как и места почитания его.

Сам Сабазий (др.-греч. Σαβάζιος, Σαβάδιος, Σαβάσιος, Σαβάνδος, Σεβάζιος, Σεβάδιος, возможно также Савватий, Сабаций (общего корня с санскр. sabhâdj «чтимый», греч. σέβειν «чтить», σέβας «почёт; уважение; страх, трепет, благоговение, боязнь, изумление» < *swo– «one‘s own, собственный»; но также в Иране словом سبزی sabzi называют овощи и зелень (от سبز‏ sabz, «зеленый» + ـی‏ (-i)) и родственно оно хинди सब्ज़ sabz «зелёный сырой, незрелый, свежий») – верховный рогатый бог фракийцев и фригийцев, «некоторым образом он дитя» Матери богов (Ма, Кибелы).

Чаще всего Сабазия изображали в виде бородатого мужчины во фригийской одежде и шапке (пилосе), одной ногой опирающегося на баранью голову и с руками, поднятыми для благословения (с тремя поднятыми первыми пальцами и загнутыми остальными). Символом Сабазия во Фригии служил змей, во Фракии же Сабазий изображался в виде быка или человека с бычьими небольшими рогами. Как пишет Диодор Сицилийский, Сабазий первый оскопил быка, тем самым превратив его в вола, на котором можно пахать землю (Белая Богиня. Глава восемнадцатая. Бог с ногой быка). Во фракийских мистериях Сабазий представлялся в образе толстощекой змеи (греч. όφις παρείας). По Феофрасту, его призывали, когда видели неядовитую змею парей (Феофраст, «Характеры», 16, 4). На барельефах в Белинташе (скалистое плато в Родопских горах) присутствует изображение сидящего на троне Сабазия, обвитого змеей. Сам культ Сабазия носил оргиастический характер, участники празднеств в честь него плясали со змеями в руках.

Еврипид указывает, что в Грецию фригийский вариант мистерий Сабазия проникли из малоазиатской Лидии (Еврипид, «Вакханки», 50-55, 72-75, 75-80, 460). В основе их был положен миф о том, что страстно влюбленный в родную сестру, Зевс-Сабазий удовлетворил свою страсть, приняв вид быка; потом под видом кающегося и будто бы оскопившего себя он в лоно сестры вложил бараньи ядра: Деметра родила дочь, Персефону-змею, к которой воспылал страстью Зевс и в образе змеи соединился с родной дочерью. Плодом этой связи был мальчик Загрей («Великий охотник») с бычьей головой или с маленькими рожками (Климент Александрийский, «Cohortatio ad Gentes», I, 14; Арнобий, «Adversus nationes», V, 21; Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», IV, 4). Отсюда в молениях к Сабазию было выражение: «бык породил змею и змея породила быка».

Некоторые исследователи отождествляют с Загреем Иакха Элевсинских мистерий, также сына Зевса и Деметры (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», III, 62, 2-8). В олимпийской мифологии Дионис — сын фиванской царевны Семелы и Зевса Кронида, бог плодородия, покровитель виноградарства и виноделия (Гомер, «Илиада» XIV, 325; Гесиод, «Tеогония» 940-942; Аполлодор., III. 4, 3; Овидий, «Метаморфозы», III, 253).

По преданию, изложенному Орфеем, Загрея разорвали титаны (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», V, 75, 4). В орфических гимнах этот рассказ восполнен другим, о том, как титаны, подстрекаемые Герой, напали на ребёнка, разрубили его на куски и пожрали. Афина спасла только сердце, ещё трепетавшее, и принесла его Зевсу, который или сам проглотил сердце, или передал его Семеле, и Загрей переродился как Дионис (Orphei Hymni, 48 et 49).

Титаны были поражены молниями Зевса, и из их пепла произошли люди, соединяющие в себе, таким образом, начала божеское и человеческое, доброе и порочное.

Филистимлянский бог Дагон (филистимляне принадлежат к т.н. «народам моря» и в них видят архаичных греков, обосновавшихся на Ближнем Востоке; по Библии, филистимляне пришли с Крита-«Кафтора») — это Дигон (греч. δίγονος, «дваждырожденный»), эпитет Диониса, которому критяне поклонялись как быку (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», V, 75, 4) под именем Загрея («Великого Ловчего»; минойское линейное письмо «В» передает его как sa–ka–re–u, da–i–ja–ke–re–u). Согласно мифу, Диониса убили титаны, когда тот принял образ быка, поэтому критяне, разыгрывая страсти и смерть Диониса, зубами разрывали на части живого быка. Единственной супругой Диониса называется дочь царя Крита Миноса — Ариадна. По одной наиболее известной версии предания, Дионис соединился с Ариадной на о. Наксос, где ее оставил Тесей, убийца Минотавра.

Однако свими истоками Дигон является греческой реинтерпретацией забытого уже ими индо-европейского корня на бозначения «божества злаков», от которого происходят хеттское «текан» и греческое «хтон» — «земля» (Деметра и Персифона имели эпитет Хтония и хетскую богиню звали Даганципа), и также попал в иврит как dganim «зерновые культуры», dagan, דָגן «зерно» и к этрускам как рожденный в борозде бог Таг.

Видимо, существование индоевропейского омонима *dg’hū- «рыба» (> др.-греч. ikhthǖ̂-s, арм. ʒu-kn) родило миф о победе Диониса (обращаясь во льва и медведицу) над тирренскими пиратами, превратив их в рыб, что в западных семитов воспринялось как базовый миф и персонаж истолковался как Бог-Рыба (угарит. dg «рыба»), при том что в Угарите существовал и бог Tirsu, «напившийся допьяна» (ср. с «тирсом» — «посохом, обвитым виноградной лозой» как жезлом Диониса и хет. tuwarsa «виноградная лоза»).

Акцент на связи божества Диониса-Дагона именно со злаками, наоборот, дало основание Геродоту утверждать, что культ Диониса был принесён в Грецию из Египта, проведя аналогии между Дионисом и Осирисом (Геродот, «История», II, 44). Это же мнение поддержал Плутарх («Об Исиде и Осирисе», 35-38).

Еврипид упоминает земли, которые посетил Дионис, перед тем как попасть в Фивы: Лидия, Фригия, Персия, Бактрия, Мидия, земли арабов (Еврипид, «Вакханки», 14-20).

«… Страбон обращает внимание на общность обрядов, установленных в культе Диониса у греков, с фригийскими обрядами в культе Кибелы — Матери Богов (Strabo. X, 3, 12-13). Он подмечает, что флейта вместе с тимпанами, трещотками и прочей оглушительной музыкой составляли постоянную принадлежность экстатических празднеств как малоазийской Матери Богов, так и самого Диониса. При этом Страбон уточняет, что фригийцы являются переселенцами из Фракии (Strabo. X, 3, 16), и, следовательно, экстатический культ этого бога с неистовыми танцами, захватывающей музыкой и неумеренным потреблением вина зародился, видимо, у грубых фракийских племен, известных своим пристрастием к вину [17, с. 363]. Символично в этом отношении и то, что мистериальный культ Диониса установил фракиец Орфей (Apollod. I, 3, 2; Paus. IX, 33, 6; Diod. V, 77, 3). Сакральная связь Диониса с малоазийскими богами отражена в ряде орфических гимнов. Среди таких богов гимны называют Мису, отождествляемую с Персефоной (Orph. h. XLII), Гиту, которая выступает воспитательницей Вакха в Лидии и Фригии (Orph. h. XLIX), Адониса (Orph. h. LVI, 3), Сабазия (Orph. h. XLVIII)»[iv].

Фракийско-фригийского Сабазия (Вакха) и предлагается рассматривать как то божество, мистерии которого греки значительно использовали для создания мистерий собственного «дваждырожденного» божества (Диониса-Загрея-Иакха). На практике произошло «узнавание» архаического бога в пантеонах соседей.

С IV в. до н.э. имеется свидетельство оратора Демосфена о способе публичного чествования фракийского Сабазия, в котором Эсхин вместе с матерью не раз принимал участие. Это были уличные оргии, дневные и ночные, сопровождавшиеся громким, беспорядочным пением, шумной музыкой на кимвалах и литаврах и своеобразными, слишком вольными плясками. Участники процессии (thiasos) украшали себе голову укропом и листьями тополя, покрывались кровавыми шкурами молодых оленей, сжимали в руках толстых змей и потрясали ими в воздухе и, совершив обряд очищения водою, глиною и отрубями, произносили: «Я бежал от зла и обрёл благо»; в дневных процессиях слышались восклицания: «ευοϊ σαβοϊ, ϋης άττης, άττης ϋης»; вождя процессии старухи награждали разными печеньями из муки и мёда с изюмом (Демосфен, «О венке», 259, 260). Важнейшим актом при посвящении новичков в таинство было пропускание змеи через одежду посвящаемого, причём змея сползала по груди к ногам, как бы символизируя и напоминая любовные отношения Зевса и Персефоны. По описанию Страбона, те же самые обряды соблюдались во фригийском культе Сабазия. Самые разнузданные половые отношения и бражничество мужчин и женщин составляли одну из принадлежностей этих оргий. Главный обряд дионисийских мистерий, символизирующий гибель Диониса-Загрея, — омофагия, когда олицетворявшее бога животное разрывалось на части и пожиралось сырым, По уверению жрецов Сабазия, души человеческие получали в таинствах божества очищение и отпущение грехов. Есть, к тому же, основание предполагать, что в мистериях Сабазия, как и в Элевсинских таинствах, посвященные воспринимали указания на бессмертие души: в культе и молитвах оно знаменовалось умиранием и вторичным рождением Сабазия. Около времени Пелопоннесской войны (V в. до н.э.) почитание Сабазия как особого божества проникло в Афины и совершалось открыто, хотя афиняне не забывали об его иноземном происхождении и культ его встречал противодействие и осуждение со стороны консерваторов. Гонение на иноземное божество было приостановлено вмешательством дельфийского оракула. В 370 г. до н.э. персидский сатрап Лидии с целью предотвратить осквернение священного огня запрещает жрецам участвовать в торжествах в честь Сабасиуса, во время которых танцуют вокруг огня, а священники «несут что-то в своих руках». Ревностной участницей оргий в честь Сабазия была мать Александра Великого Олимпиада; отсюда возникла легенда о том, что сам Зевс в образе змея вступал в связь с Олимпиадой и что плодом этих отношений был Александр; ходил даже рассказ, будто царь Филипп потерял глаз за то, что подсмотрел в замочную скважину, как божество в виде змея возлежало с его супругой. Известно, например, слияние Сабазия с другими восточными божествами, сирийскими, персидскими, даже с иудейским Саваофом: в 139 г. до н.э. халдеи (иудеи) были изгнаны из Рима за прозелитизм среди римских граждан в силу закона, обрекавшего на изгнание распространителей почитания Юпитера-Сабазия. В 135 г. до н.э. пергамский царь Атал официально вводит в своем государстве культ Сабазия, принесенный его матерью Стратоникой из Каппадокии, принимает титулы «сын быка» и «носящий бычьи рога». Затем, с присоединением в 133 г. до н.э. малоазийского Пергама к Риму в Риме строят храмы и возводят алтари в честь Сабазия, обслуживаемые малоазийскими жрецами[v].

Иконография фрако-фригийского Сабазия, стоящего в полный рост, в фригийском колпаке, плаще и с жезлом или копьем в руке, иногда вырывающего дерево[vi], обнаруживает много похожего с иконографией божества анатолийских хеттов Телепинуса (< хатт. Талипину «сын Тали»), сына Бога Грозы (у хеттов – Цасхапуна, у палайцев – Цапарва, у хаттов – Тару) и Богини-Матери (у хеттов – Цалияну, у хаттов – Ханнаханна).

Телепинус часто сам называется «богом бури»[vii]. Он — покровитель плодородия. Миф рассказывает, что как-то он «разгневался на (царицу) Асмуникаль» и в неистовстве своем «он надел свой правый башмак на левую ногу и ушел прочь». Как следствие, на земле увяло плодородие, зачах огонь, даже боги на пиру у бога солнца даже не могли напиться… Поиски богами Телепинуса не увенчались успехом. Тогда его мать Ханнаханна посылает на поиски Пчелу и та обнаруживает Телепинуса спящим в «роще города Лихцины». Пчела жалит бога, и он пробуждается еще более разгневанным; он навлекает разрушение и уничтожение на людей и скот и на всю страну. Боги в ужасе прибегают к магическим действиям., Телепинус усмиряется и счатье возвращается в страну, родной город Нерик. Считается, что здесь зафиксирован ритуал странствия статуи бога по стране с целью её благословения.

Также Телепинус по приказу бога грозы отправляется к Аруне (океану), похитившему бога солнца (у хаттов — Эстана). Испуганный Аруна отдаёт Телепинусу не только бога солнца, но и свою дочь в жёны. В ответ Аруна потребовал приданое и получил от Бога Грозы тысячу быков и тысячу овец. Так был уложен первый договор.

Также Телепинус — хранитель вечнозеленого дерева Эя (eia, eya, из ряда пра-кельт. *ivos «тис»: ирл. ео, вал. Ywеn; пра-герм. *īwō, *īwaz «тис» (< *eiwos): др-агл. īw, ēow, агл. yew, исл. yr, гол. ijf, нем. Eibe; *īhaz (< *eikos): др-агл. īh, ēoh, др-скс. īch, др-в-нем. Īgo; стар.-греч. óa, óē, oíē «рябина; бузина», óon, oûon «ягода бузины, рябины»; арм. aygi «лоза, виноградник»; пра-итал. *oiwā «виноград»: лат. ūva; *jun- лат. iūniperus «можжевельник», iuncus «камыш, тростник»; ирл. ain «камыш, тростник»; лит. ievà, лтш. iẽvа «черемуха»; пра-слав. *jьva «ива» < и.-е. *h’ej-w- «древо истины» < *h1ej- «переход между мирами» / *h3ej- «связь между миром живых и мертвых»; ср. прагерм. *xejk’-/*ajg- «древо жизни»). На дереве Эя висит овечья шкура (руно), в овечьей шкуре помещается бараний жир, в нем же, в свой черед, помещаются Богиня-Зерно, Богиня Полей и вино, в них же, в свой черед, – бык и баран, в них же – долголетье, в них же – потомство, сыновья и дочери, в них же – зрелость смертных людей, быков и овец, в них же – мужество и могущество, в них же – вечный огонь, в нем же – весть о мягкошерстных ягнятах, в них же – полное послушание, в нем же – правый кострец, в нем же – рост, цветение и насыщение соками. И Телепинус вкладывает в руки царя эту овечью шкуру (руно) и она ему дает все блага!

Свиту Телепинуса составляли особые посвященные, именующиеся «панку» (это же название носит и гвардия хеттского царя; откуда, вероятно, происходит и название греческого нижшего божества-сатира Пана). Интересно, что до сих пор во время празднования Рождения Нового Солнца (Коляды) у балканских болгар и карпатских гуцулов определенная группа колядников (болг. «ямурлуци») совершает процессию в плащах, высоких шапках и с палками или с топориками на длинной ручке в руках и призывают бога сойти с небес и принять участие в ритуальной трапезе: «Слез, Боже, да вечеряме!». Это также можно сопоставить с фактом, когда в 370 г. до н.э. персидский сатрап Лидии запрещает жрецам участвовать в торжествах в честь Сабасиуса, во время которых танцуют на огне (ср. с болгарским «нестинарством» — «хождением по раскаленным углям»), а священники «несут что-то в своих руках».

Хаттское имя бога — Tali-p-inu, «сын Тали, Дали» перекликается с именем греческой музы Талии, имя которой происходит от thallo «цвету», «разрастаюсь». Она изображалась с маской в руках и венком плюща на голове. Из страха перед ревностью Геры, Талия скрывается под землей, рожая там демонических существ — паликов. Имя Талии и ее атрибут — плющ выдают в ней богиню растительности, бессмертную в чередовании периодов исчезновения и возвращения.

Но одновременно Дали в картвельской мифологии — солнечноволосая богиня-покровительница охоты, «рождающая на скале» героя Амирани, как и многие сатиры, бросающий вызов богам.

Некоторые исследователи отождествляют хеттского Телепинуса с греческим Дельфинием — чудовищным змеем-драконом, охранявший в Дельфах священный источник у прорицалища. Ему был отдан на воспитание Тифон, последнее порождение Геи, зачатое от Тартара («Гомеровские гимны», II 122-128). Дельфиний был убит Аполлоном, после чего получил имя Пифон (буквально, «гниющий»), так как лучи солнца превратили его тело в прах. Соответственно, Фэб-Аполлон получил прозвище «Дельфиний» и заключил с Дионисом-Загреем договор о совместном использовании Дельфийского храма.

Но, что особенно важно, фракийско-фригийский Сабазий обнаруживает много общего с иранским Митрой. Также их обоих часто сопровождают змея, лев, скорпион, всадники. Даже в христианской иконографии встречаем символы сабазианства и митраизма: на фреске из Равенны (V в. н.э.) Христос попирает ногами змея и льва. Иногда на некоторых барельефах на тело быка, приносимого Митрой в жертву, нанесена надпись «Nama Sebesio (Sebezi)». Однако, не ясно, явлется ли здесь сам убиваемый бык Сабазием (старое солнце?), или происходит убийство быка «во славу Сабазия».

Таким образом, в культе Сабазия-Телепина-Дельфиния мы видим те же митраистические мотивы:

жертвоприношение быка / чудовища,

связь с божеством солнца,

заключение договора,

смерть и перерождение,

ритуальный банкет.

Эламо-индоарийский Сатир

По гипотезе А.А. Молчанова, *Satur- — древний минойский теоним. Происходит от корня *tur «владыка» и приставки *sa-. Встречается в минойской (линейного письма А) надписи первой половины XVII века до н. э. ro-we-sa-ze-rо[viii].

Но, по нашему мнению, следует учитывать явно восточное происхождение образа сатира, поскольку, как указывает В. Хинц, именно эламитам была свойственна необыкновенно живая фантазия, которая вызывала к жизни в резьбе по камню самые причудливые мифические существа, а затем уже от них соседние культуры переняли эту традицию[ix]. Поэтому весьма продуктивным будет для этимологии слова «сатир» обратиться к эламскому языку, где существует слово ša (hi)ti/šatambe/šatinbe «жрец», ša (hi)tin «жрецы» (мн.ч.), которое имеет такую форму (3-е лицо ед.ч.) как ša (hi)ti–r «(он) жрец».

Вероятно, что эламский Ша (хи)тир / греческий Сатир в индоарийской среде осмыслился как Сатраджит (др.-инд. satrãjit, «всюду побеждающий»; ср. с вышеупомянутым «Аджита», ajita — «непобедимый» и его отцом Джиташатра, jitashatra — «победивший врагов»[x]; ср. с греч. pan– «все» / pantou– «всюду» + niketos «побеждающий»), персонаж «Махабхараты», «Хариванши» и пуран. Он — герой, живущий в Двараке, столице легендарного царства Кришны. Он был «другом солнца» и прославлявший его в гимнах. За это он получил от бога солнца Сурьи в дар волшебный камень сьямантака (сйамантака; санскр. mani «перл, драгоценный камень»; он носился на шее и сияние его было подобно солнцу). Для добродетельного владельца сьямантака был неисчерпаемым источником золота и защитником от всех бед (отгонял беды, диких зврей, голод, пожар, воров и т. д.), но на дурного владельца он навлекал гибель. Сатраджит, боясь, что Кришна может отнять у него волшебный камень (тот попросил Сатраджита отдать этот камень царю ядавов Уграсене), отдал его своему брату Прасену (полное его имя Прасенаджита; пожэтому сокращенное имя Сатраджита — Сатру). Затем сьямантакой владели лев, убивший Прасену, и царь медведей Джамбават, убивший этого льва. Кришна после долгой (28 дней) борьбы с царем медведей Джамбаватой отнял волшебный камень и вернул его Сатраджиту. В благодарность Сатраджит отдал Кришне в жёны свою дочь Сатьябхаму. Один из претендентов на руку Сатьябхамы, Шатадханван, убил Сатраджита во время сна и унёс сьямантаку. Впоследствии Кришна убил Шатадханвана, а хранителем волшебного камня стал Акрура, дядя Кришны.

Как видим, в мифе о Сатраджите (Сатру) присутсвует и мотивы из мифа о Мидасе о превращающении в золото с помощью дара бога, и митраистские мотивы о «друге солнца», победе в пещере над сильным врагом, праздничном банкете в честь обретения дружбы с богом.

В индарийской мифологии представлен еще один интересный для нашего анализа персонаж — карлик Бахука, родившийся (в следствии манипуляции жрецов) из бедра убитого царя-отступника Вену (сын царя Анги, сына Дхрувы (Полярной звезды), сына Уттанапады, сына Сваямбхувы, первого Ману). Кожа Бахуки была черна, как вороново крыло, все члены его тела были очень маленькими, руки и ноги — короткими, а челюсти — огромными, у него был приплюснутый нос, красноватые глаза и медно-рыжие волосы. Он также получил прозвище «Нишада» («послушно сидящий»; он был очень послушным и кротким; едва появившись на свет, он поклонился мудрецам и спросил: «чем могу служить, досточтимые?» «Пожалуйста, сядь (нишида)», — ответили великие мудрецы). Появившись на свет, Нишада тотчас принял на себя все грехи царя Вены, — вот почему его потомки, найшады, испокон веков промышляют воровством, разбоем и охотой и по этой причине им разрешается жить только в горах и лесах. С рождением Бахуки из бедра Притху интересно сопоставить миф о рождении Вакха из бедра Зевса (Диодор Сицилийский. «Историческая библиотека», II, 38,4; Страбон, «География» XV, 1, 8; Арриан, «Анабасис», V, 1, 6), и, соответственно, сопоставить как части имен обоих богов — «Нис-» и «Ниш-».

Как видим, если в европейской традиции Сатир и Вакх представляли культурно-мифологическое единство, то в индоарийской прослеживается его «разнесение по разным кочкам»: Сатриджит предстает как значительно позитивный персонаж с чертами, присущими Вакху, то Бахука — как вобравший весьма негативные коннотации и черты, присущие именно сатирам.

Индийские походы Диониса и Геракла

Важным моментом мифов о Дионисе-Бахусе является повествование о его походе во главе войска сатиров (силенов, панов) в Индию (Лукиан, «Дионис» 3, 4, 6, 7). Согласно не имеющему точных параллелей сообщению Климента (вероятно, из Александра Полигистора), брахманы почитают богами Геракла и Пана (Климент, «Строматы» III 60, 3). А Геракл, как известно, также совершил военный поход в Индию, но несколько позже (через 15 поколений), чем Дионис. Александр Македонский во время своего индийского похода Александр «имитировал» Диониса, «играл» в него, а также соорудил в Индии алтарь «своему брату Гераклу» с целью вдохновить таким образом своих солдат на новые ратные подвиги[xi].

Считается, что подробное описание похода Диониса в Индию в поэме Нонна «Деяния Диониса» практически лишено специфически индийских реалий. Однако, вряд ли стоит утверждать столь безапелляционно как эту оценку творчества Нонна, так и то, что мифы об индийском походе Диониса и Геракла связаны исключительно с походами Александра Македонского с целью как вдохновить его воинов (по принципу «Это было возможным сделать божественным предкам, так и удастся это сделать нам под руководством божественного Александра!»), так и самим приблеженным понравиться царю.

Мифограф Диодор так раскрывает обстоятельства похода Диониса в Индию. Некогда, когда люди еще жили в деревнях, Дионис с войском пришел с запада. Его воины стали гибнуть от моровой болезни во время жары, и он отвел их в горы Мерос (единственное место в стране, где растёт плющ), где горный воздух и прозрачная вода прекратили эпидемию. После этого он научил индийцев виноделию, хранению плодов, основал города, научил их богопочитанию и ввёл законы и суды. За эти деяния «культурного героя» его стали почитать как бога, он умер после 52-летнего царствования, его сыновья долго передавали власть своим потомкам, пока города не перешли к демократии (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека» II 38, 3 — 39, 1). По Полиэну, Дионис во время похода захватил три горы: Корасибия, Кондасба и Мерон (Полиэн, «Стратегемы» I 1, 2). Арриан передает этот рассказ несколько иначе: до прихода Диониса инды были кочевниками, одевались в шкуры зверей, питались сырым мясом и лубом деревьев, Дионис же основал города, установил законы, научил засевать землю и впряг быков в плуг, научил почитать богов, особенно себя под удары в кимвалы и тимпаны, наказал носить длинные волосы и научил умащениям (Арриан, «Об Индии» 7, 3-9). Дионис научил индов водить хороводы (Арриан, «Поход Александра» VI 3, 5; Афиней, «Пир мудрецов» XIV 631а). О том, как инды впервые выпили вина, упоминает Лукиан (Лукиан, «Нигрин», 5). Согласно Харету из Митилены, у индов почитается божество Сороадей, что переводится «винодел» (Афиней, «Пир мудрецов» I 27d). Имя связывают с санскритским сура «хмельной напиток». А. Каннингхем отождествил его с богом солнца Сурьядевой и считает его тождественным Дионису[xii].

Согласно Мегасфену, индийские «философы», живущие в горах, «воспевают Диониса» (Страбон, «География», XV 1, 58). Царь легендарного острова Тапробана носит «одеяния Диониса» (Плиний Старший, «Естественная история» VI 90). Историки Александра писали, что народ сидраков назвали потомками Диониса, ибо цари у них совершают выезды «по-вакхически» (название сидраков возводят к санскритской форме «кшудраки», их считают аборигенным народом, так как в «Махабхарате» и грамматике Панини упоминается слово «кшудракамалава», то есть кшудраки и малавы, и народ малавы играл заметную роль в истории Индии[xiii]). Послы от маллов тоже упоминали, что свободны со времен Диониса (Арриан, «Поход Александра» VI 14, 2).

Диодор подчеркивает, что древнейший Дионис был индом (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека» III 63, 2-5). Согласно Филострату, индийский Дионис был сыном реки Инда, а фиванский Дионис был гостем индийского и получил от него священнодействия (Филострат, «Жизнь Аполлония Тианского» II 9).

Также Диодор отождествляет Осириса с Дионисом и говорит, что тот основал многие города у индов, один из них назвал Нисой, почему индийцы стали утверждать, что он родом из их земли (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека» I 19, 7-8). Геродот упоминает, что Ниса, где был воспитан Дионис, находилась в Эфиопии, и эфиопы справляют в честь него празднества (Геродот, «История» II 146; III 97). Геродот сравнивает чернокожих индов и эфиопов. Позднее отождествление Индии и Эфиопии (иногда также Южной Аравии) приводило к значительной путанице у античных авторов.

По греческому ритору Филарху (ІІІ в. до н.э.), Дионис впервые привел в Египет из Индии двух священных быков — Аписа и Осириса (Плутарх. Об Исиде и Осирисе 29). Согласно изложению Диодора, Дионис после своего похода в Индию вернулся на третий год в Фивы и справил триумф на индийском слоне, этот праздник называют Триетериды (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека» IV 3, 1-3; Плиний Старший, «Естественная история» VIII 4; Афиней, «Пир мудрецов» V 200 с; Аммиан Марцеллин, «История» XXII 8, 23).

Уходя из земли индов, он сделал царем своего спутника и вакханта Спатембу, который правил 52 года (видимо, намек на индо-саков и известное грекам иранское имя Спитама), затем сын Спатембы Будиа (т.е. Будха) правил 20 лет, тому наследовал его сын Крадева (обобщенный образ божественных Кауравов), и власть стала переходить от отца к сыну (Арриан, «Об Индии» 8, 1-3). От Диониса до Александра Великого насчитывали 153 царя, которые правили 6451 год и 3 месяца (Плиний Старший, «Естественная история» VI 59; конъектура — в рукописях «6402 года»; Арриан, «Об Индии» 9, 9 — 153 царя за 6042 года). Дионис был старше Геракла на 15 поколений (Арриан, «Об Индии» 9, 10). Античные хронографы датировали поход Диониса на Индию 1330 либо 1298 годами до н. э. («Хроника Эвсевия»).

Еще в 1700 г. Г. Воссиус предположил, что в мифе о походе Диониса в Индию сообщается о пророке Ное, потомство которого распространилось по всей земле после всемирного Потопа, а в 1931 г. О. Штайн предположил, что Дионис — это Ману-Вивасват, индоарийский аналог спасшегося в ковчеге Ноя.

Г.М. Бонгард-Левин видит в Дионисе Рудру-Шиву и предлагает 13 пунктов их соответствия: в частности, почитание в горах, длинноволосость, связь с благовониями, музыкой, танцами, опьяняющими напитками, деревьями, земледелием, быком, исцелением, оружием[xiv]. Другие исследователи предполагают, что в образе Диониса слились Сома, Рудра-Шива, Индра, Баларама и Притху как основатель царской династии. По мнению М.Д. Бухарина, из текста Арриана следует, что тот считал Сандракотта и Диониса принадлежавшими к одному царскому роду. А так как известно, что Чандрагупта был царем Лунной династии, то российский ученый отождествляет Диониса с её первым царем — Притху. Второй преемник Диониса Будия — это Будха, третий царь этой династии по «Брахма-пуране», а Крадеву сравнивает с именем Курудева и видит в его упоминании указание на легендарную царскую династию Кауравов[xv].

Что касается похода Геракла в Индию, то по преданию неких горных индийцев (Диодор, «Историческая библиотека» II 39, 1-4), Геракл родился у них, он владел палицей и львиной шкурой и очистил от диких зверей землю и море. Исследователи отождествляют его с героем Васудевой, образ которого позже слился с Кришной. Под «палицей Геракла» нужно понимать «данду» (санскр. «палка») — символ царской власти[xvi].

Повествуют, что Геракл осаждал некий утёс Аорн (санскр. āvarana, иран. āvarəna «укрепление»), трижды пытался взять её приступом и трижды был отбит, и снял осаду из–за землетрясений и знамений (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», XVII 85, 2; Страбон, «География» XV 1, 8; Курций Руф, «История Александра Великого Македонского», VIII 11, 2; Юстин, «Эпитома Помпея Трога», XII 7, 12-13; Арриан, «Поход Александра» IV 28, 1-2). С этим сравнивают ведический миф о битве Индры с демоном Аурнавабхи (то, что Индра выходит победителем, а Геракл — нет, не есть существенным, главное здесь — факт битвы). По рассказу Филострата, некий холм мудрецов пытались захватить Дионис и Геракл и повели панов (!!!) на приступ, но те были поражены перунами (Филострат, «Жизнь Аполлония Тианского», III 13-14). Потомки этих воинов были поселены Гераклом у слияния Акесина и Гидаспа и назывались сибы (т.е. «шибы», известные индийским источникам), одевались в шкуры и носили палицы (Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», XVII 96, 2; Курций Руф, «История Александра Великого Македонского», IX 4, 1-3; Юстин, «История Филиппа», XII 9, 2; Арриан, «Поход Александра» V 3, 4). Во время своего похода Александр Великий захватил скалу, а позднее сибы назвали его своим родственником и поднесли дары.

По Мегасфену, Геракла особенно почитает народ сурасены, а в их земле есть города Метора и Клейсобора (Арриан, «Об Индии», 8, 5), т.е. реальные Матхура и Кришнапура. В них видят исторических «шурасены» со столицей в Матхуре на берегу реки Ямуна, а их родоначальник Шурасена из династии Ядавов был отцом Васудевы и дедом Кришны. Одно время здесь правил Уграсена, отец Камсы, который, как мы помним из приведенного выше, пытался овладеть священным солнечным камнем, принадлежащим Сатраджиту (!). В битве на Курукшетре шурасены выступали против Пандавов и были разгромлены Юдхиштхирой, пропитавшим всю землю кровью этого племени.

По тому же автору, живущие на равнинах философы почитают Геракла (Страбон, «География», XV 1, 58). В войске индийского царя Пора, главного соперника Александра, перед строем несли изображение Геракла (Курций Руф, «История Александра Великого Македонского» VIII 14, 11-12).

От многих индийских женщин Геракл имел многих сыновей и одну дочь, которую сделал царицей над её землей, а других сыновей — царями, разделив поровну всю Индию. Он основал многие города, самый большой из них назвал Палиботры (то есть Паталипутра), укрепил его рвами и построил дворец. Его потомки правили много поколений, не совершая походов за пределы своей земли, через много лет большинство городов перешли к демократии, а некоторые сохранили царскую власть.

Единственная дочь Геракла стала царицей народа пандов, где царская власть с тех пор принадлежит женщинам. Этот народ Плиний размещает где-то к востоку от Инда (Плиний Старший, «Естественная история» VI 76; Солин, «О досойном памяти», 52, 15), а первым его упоминает Геродот, указывая, что жил он на Юге Индии и отличался склонностью к каннибализму (Геродот, «История», III, 99). Ктесий говорит, что из них народ, называемый панды, живет в равнинах по 200 лет, имеет в юности белые волосы, которые в старости чернеют (Плиний Старший, «Естественная история» VII 28). Её земля была названа Пандеей по её имени, она получила от отца 500 слонов, 4000 конницы, 130000 пеших (Арриан, «Об Индии» 8, 6-7). Геракл впервые отыскал жемчуг, чтобы сделать его украшением для дочери (Арриан, «Об Индии» 8, 8-13; ср. с поиском Кришной жемчужины («Брахма-пурана», XVI 12-17)). Согласно преданию индов, когда его дочери было 7 лет, а сам он чувствовал скорую смерть, Геракл вступил с ней в брак, и их потомки стали царями (т.е. у потомков власть должна передаваться от матери к дочери; ср. с вышеупомянутым «царством женщин»). С тех пор в земле Пандея женщины достигают брачного возраста в 7 лет, а мужчины живут не более 40 лет (Арриан, «Об Индии» 9, 1-8). Геракл разделил её подданных по 365 деревням, чтобы каждый день уплачивала подать одна деревня, а её земля простиралась к югу до моря (Полиэн, «Стратегемы» I 3, 4). По мнению А.Г. Курилова, её имя греки сближали с греческой богиней Пандией, дочерью Зевса и Селены («Гомеровские гимны», XXXII 15; комментарий в кн. Полиэн. Стратегемы. СПб, 2002. С. 301). Название страны, где правила дочь Геракла, сравнивается с государством Пандья на юге Индии, известному индийскому эпосу. По одному из сказаний, Шива даровал бездетному царю Пандье и его жене, происходящей из племени Cūracēna (вспомним о почитании Геракла в племени сурасенов), которые были бездетными, дочь, на которой сам женился, и она вступила на престол под именем Сундарапандья. В тамильском сочинении «Тирувилайатапурана» Шива носит имя Сундарешвара и дарует царю Мадуры (столицы Пандьи) из огня жертвоприношения трехлетнюю и трехгрудую дочь, которая завоевала всю страну, но была бездетна, и Сундарешвара сам взял её в жены. В тамильской поэме «Шилаппадикарам» повествуется о правительнице царства Пандья, обладавшей роскошной жемчужиной. Имя царя «владеющий жемчужиной» — распространенный эпитет у тамильских поэтов. По мнению Ф. де Романиса, Геракл — это Панду, основатель тамильской царской династии (нужно учитывать и совпадение названий Мадура и Матхура). Тот факт, что античные авторы упоминают, что на Тапробане также поклонялись Гераклу (Плиний Старший, «Естественная исория», VI 89; Солин, «О досойном памяти», 53, 13), указывает именно на связь Пандеи именно с Южной Индией, а не с Северной, где правила индоарийская династия Пандавов (как на этом настаивает Ж. Дюмезиль) и царство которых как «oppidum Panda» расположено «за Согдианой» (Плиний Старший, «Естественная история», VI, 49). Да и физическим отцом пандавов был не абориген Панду, а именно пришедшие с севера индоарийские боги (Индра, Ваю, Дхарма, Ашвины). Таким образом, поход Диониса имеет отношение к горной Северо-Западной Индии, а поход Геракла — к Южной Индии равнин.

Интересно, что как паны (сатиры, силены) из войск Диониса и Геракла безобразны на вид и живут преимущественно в лесной чаще, так и отец царя Панду — безобразный лесной отшельник Вьяса (Вьясадева). Когда жена Вьясы Амбалика увидела его, то она побледнела от страха, поэтому их сын родился белокожим и получил имя Панду («бледный»). Как и Геракл гибнет из–за жены Деяниры, поверившей кетавру, подстреленному Гераклом, так и Панду умирает на ложе жены Мадури из–за проклятия отшельника-риши, некогда случайно убитого стрелой Геракла (!).

Собственно наиболее интересным нам здесь представляется именно вышеупомянутый мудрец Вьяса, прозванный Шашвата («бессмертный»). По преданиям, Вьяса был незаконным сыном мудреца Парашары и Сатьявати; ребёнок был отнесён на остров на реке Джамне (ср. с мотивом посвящения посреди воды !!!) рядом с городом Калпи. В силу своего происхождения он получил имя Канина («бастард»), по цвету кожи — Кришна («чёрный»), а по месту рождения и воспитания — Двайпаяна («рождённый на острове»). После рождения Вьясы Сатьявати вышла замуж за царя Шантану и родила от него двух сыновей. Старший из них, Читрангада, был убит в сражении, а младший, Вичитравирья, умер бездетным. Вьяса, ведший аскетическую жизнь в лесу, по законам страны и по настоянию своей матери взял к себе двух бездетных вдов своего младшего единоутробного брата — Амбику и Амбалику. От них он имел двух сыновей: Дхритараштру и Панду, родоначальников двух враждующих в «Махабхарате» родов Кауравов и Пандавов.

Согласно «Махабхарате», отец Вьясы мудрец-астролог и истребитель ракшасов Парашара был сыном мудреца Шакти от его супруги Адришьянти и внуком одного из семи великих мудрецов-риши –Васиштхи, с которым, как указывалось выше, соперничал, а затем заключил договор другой царь-мудрец — Вишвамитра.

Исходя из всего вышесказанного, можно согласиться с мнением М.Д. Бухарина, что предание о походах Диониса и Геракла в Индию имеют в виду завоевание индоарийскими царями Индийского субконтинента и память о котором закреплена в традиционном обряде «раджасуя» — посвящения на царство, во время которого совершающий его царь символически завоевывает («виджайя») всю землю, повторяя действия первого индийского царя Притху (согласно «Брахма-пуране»), который, в свою очередь, повторяет действия избранного царем Сомы, завоевавшего все четыре четверти неба[xvii]. Интересно, что дардский бог войны Гиш / Гивиш сражается с демоном Самой, пытающимся завоевать землю, т.е. иранцы явно успешно протистояли экспансии индоариев в свою сторону.

Во время ритуала царь и сто его приближенных осуществляют ритуал «дасапейя» — пьют божественный напиток сому в 12-ти домах высших сановников («ратнинов»), в числе которых были и женщины, находящихся с юга на север и с запада на восток. Совершив жертвоприношение в доме каждого ратнина, царь таким образом завоевывает и крепко удерживает свое владение. Это явно совпадает с вакхическим войском Диониса из сатиров и менад и проведений ими время от времени пиршеств — «вакханалий»[xviii].

Т.е., обобщенно можно прийти к следующему выводу: греки, столкнувшись с бытовавшим в Индийском мире обрядом посвящения на царство «раджасуйя», включавшем символическое завоевание земли и пиршество в её ключевых точках, соотнесли его с мотивами завоевания земли из собственной мифологической традиции, а именно с деяниями странствующих богов — Диониса и Геракла, поскольку считали, что все люди поклоняются одинаковым богам, но под разными именами (Геродот, «История», I, 131; I, 181; I, 183; II, 42; II, 83; Страбон, «География», XV, 1, 69; XV, 3, 13; Арриан,. «Анабасис», II, 16, 1-7; II, 24, 5-6; Курций Руф, «История Александра Великого Македонского», IV, 2, 3-1; IV, 3, 22 и др.), Также, возможно, у этих мифах и обрядах общий функциональный исток со времен пра-индо-ирано-греко-армянского единства, но при встречи через века уже «не узнанный».

Но вызывает недоумение утверждение, что «… формальную основу рассказа о предыстории Индии и воцарении там Диониса и Геракла бессмысленно искать в материалах местной традиции. Это — “общее место” древнегреческой литературы, которому следовал и составитель истории о Дионисе и Геракле… Именно поэтому часто бессмысленно искать прямые соответствия в информации о том или ином регионе между греческой и местной традицией»[xix]. Ведь данное деяние, совершаемое как впервые, так и в последующие времена, должно иметь еще и вид легитимности и с точки зрения местной, аборигенной мифоисторической традиции — и поэтому можно предположить, что индоарии просто повторили более архаичный ритуал, бытовавший в Индии и в ближайших регионах.

Наиболее вероятно, что он принадлежал к такой выделяемой Л.А. Абрамяном категории ритуальных событий, как т.н. «архаичные всенародные праздники»: «… обычай равноправных людей, цель которого толкуется аборигенами как средство для скорейшего выздоровления мальчиков и — что важнее для нас — для упрочения связей между людьми и, следовательно, для усилениячувства единства в коллективе … он как бы обобщает магические цели всех предыдущих ритуалов и наглядно показывает, что фактически цель одна и касается всего общества»[xx], т.е. цель была всеобщей и касалась всех и каждого, а не только инициируемых. «… Подлинно всенародным первобытный праздник делает участие в нем женщин. Имеется в виду непосредственное и равноправное участие женщин в обрядах, а не присутствие их в качестве «объектов» ритуала…»[xxi]. Но это не исключает и т.н. «отрицательного участия» — действия различного характера (вплоть до «неучастия») исключительно женщин, отличных от действий мужчин (реликт этого — отсутсвие женщин в митраистских мистериях). «… Женщины, …, тем самым создают весь эмоциональный фон церемоний и в значительной степени помогают созданию психологического эффекта ритуала»[xxii]. Одновременно действия носят «оргаистический» характер (ярко представленных в «вакханалиях»): «… мужчины … могут звать их по именам, разговаривать с самыми запретными для себя женщинами. А оппозиция «говорить — молчать» очень часто заменяет другую — «вступать в половую связь — воздерживаться от нее». К тому же во время праздника запретное говорение сочетается со с м е х о м , также имеющим эротический смысл. Во время веселого праздника зовут по имени самых запретных женщин, т. е. совершается символический инцест. Фактически к инцесту сводится и называние друг друга неверным классификационным именем, так как именно этим именем определяются границы половых связей в группе» [xxiii]. Но затем от ритуального «слова» переходили к ритуальному «делу»: «… не только обращаются к запретным женщинам с неподобающими речами, но и открыто вступают с ними в половые отношения, причем публично совершаются самые инцестуозные акты… соитие имело место между мукул и гурунгом, которые в обыденной жизни не имели права даже разговаривать друг с другом, так как находились в отношении тещи и зятя… в тех случаях, когда силы неравны — мужчин больше, чем женщин, часть первых примыкает к последним… Именно этот вариант праздника представляется нам самым архаичным… он подлинно оргиастичен, а по своему духу напоминает бурные всенародные праздники … — массовое соитие не может не быть веселым, смех сам играет большую роль в эротической символике. Смех, зарождающийся в глубине тела («утробный смех») сам собой и с судорожными усилиями вырывающийся наружу, как бы повторяет великие тайны зачатия и родов. Таким образом, весь богатый и сложный мир символов, в последующем переосмысленный и преобразовавшийся в разных обрядах и традициях, по-видимому, фактически уже заложен в автоматически справляемом оргиастическом первопразднике»[xxiv]. Очевидно, что то, как вступающие на царство в Хастинапуре Кауравы пытаются «посягнуть на честь Драупади», общей жены Пандавов, обусловлено бытованием этой оргаистической составляющей ритуального действия интронизации.

Но также табу, в том числе сексуальное, нарушается именно для приобретения особого, сокровенного знания: «… Поступив не так, как обычно, и не так, как все, нарушив самое страшное табу, человек тем самым приобщается к богам — «кровосмешение запретно и страшно; новедь тайны богов тоже запретны и страшны» [xxv]. Так, Кауравы и Пандавы, обе группы враждующих родов Лунной династии, нарушающие табу (инцест с женами братьев, груповой брак) получают от наставников-риши посвящения в божественную мудрость (Бхишма — Кауравов, Кришна — у Пандавов). Или Геракл, обустроив Индию по новым принципам, post factum закрепляет всё это инцестом с собственной дочерью. «… Интересно, что многие культурные герои, снабдившие людей необходимейшими предметами и знаниями, сами были инцестуозными, более того, мир стал таким, каков он теперь, именно благодаря их первородному греху… Наконец, нередко сам мир — результат инцеста… Ритуал постоянно повторяет мифический «первородный грех», чтобы привести к оплодотворению людей и всего мира»[xxvi].

Поэтому, одновременно искомый нами ритуал должен был бы быть связан с культуртрегерством. И в первую очередь — с установлением брачных норм и табу через деление (bhaga «часть») общества (санскр. sarva «целый, единый») на фратрии и введение между ними асимметричных церемониальных обменов (например, напитков за материальные вещи, или обмен растительной и мясной пищей, или взаимоуслугами, или взаимообязанностями) с элементами духа соревновательности и соперничества при наличии обязательного «посредника-свидетеля». В ходе всей этой церемонии восстанавливается ранее утраченное единство: «… Единым (да будет) ваш замысел. / Едиными — ваши сердца! / Единой да будет ваша мысль, / Чтобы было у вас доброе согласие!» («Ригведа», X, 291).

Собственно, Дионис и Геракл во главе воинства сатиров (силенов, панов) совершают, в первую очередь, именно добродетельную, «вероучительную», цивилизационно-религиозную миссию, которая уже имеет отношение не к царям, а сидхам, пророкам, культурным героям и защитникам культуры, за что и удостаиваются «почестей бессмертных» (Диодор Сицилийский. «Историческая библиотека», II, 38,5), т.е. становятся в глазах подданных «богами». И эту миссию также необходимо время от времени повторять, «обновлять», и результатом становятся повторные обожествления последующих «деятелей», но также и приводит к отделению (даже к символическому «отщеплению») жреческо-культурной деятельности (её представители могут быть «отрекшимися от прав», «незаконнорожденными» и физически ущербными) от царской («законнорожденность» в правящей династии).

[i] Людство і віра / Авт.-уклад. Г. Щокін. — К.: МАУП, 2002. — Т.1. — С. 405.

[ii] Стейн Р.А. Тибетская цивилизация / перев. с англ. // Гумилев Л.Н. Древний Тибет / сост. И.В. Мамаладзе. — М. : ДИ-ДИК, 1993. — С. 513, 515.

[iii] Феопомп. Приложение В. Свидетельства и фрагменты // Симпосий. — 2015. — 11.01. — http://simposium.ru/ru/node/12753; ср.: Элиан, «Пёстрые рассказы» III 18. — http://www.ancientrome.ru/antlitr/aelianus/stories/kn03-f.htm

[iv] Кузина И.В. К вопросу о происхождении культа Диониса // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. лобачевского. — 2013. — № 4 (1). — С. 254. — https://cyberleninka.ru/article/n/k–voprosu–o–proishozhdenii–kulta–dionisa

[v] Георгиев, Петър. Мистерията Митра или Мистерията Сабазий. — София: Бгкнига, 2016. — 112 с.

[vi] Кузина И.В. К вопросу о происхождении культа Диониса // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. лобачевского. — 2013. — № 4 (1). — С. 256. — https://cyberleninka.ru/article/n/k–voprosu–o–proishozhdenii–kulta–dionisa

[vii] Гютербок Г.Г. Хеттская мифология / пер. с англ. // Мифологии древнего мира. — М. , 1977. — С. 164-169. — http://annales.info/hetts/small/myth.htm

[viii] Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С.Я. Памятники древнейшей греческой письменности. — М. : Наука, 1988. — С. 173; Молчанов А.А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тыс. до н. э. — М. : РАН, 2000. — С. 70.

[ix] Хинц В. Государство Элам / пер. с нем. ; отв.ред. Ю.Б. Юсифов. — М. : Наука, Гл. ред. вост. лит-ры, 1977. — С. 24.

[x] Шомахмадов С.Х. Эпитет аджита («Непобедимый») в индийской религиозной традиции // Розенберговский сборник : востоковедные исследования и материалы / Ред.-сост. Т.В. Ермакова ; Институт восточных рукописей РАН. — СПб. : Издательство А. Голода, 2014. — С. 240-247.

[xi] Бухарин М.Д. Индийские походы Диониса и Геракла в античной литературной традиции // Индия и античный мир. — М., 2002. –http://annales.info/india/small/ger_dion.htm

[xii] Древний Восток в античной и раннехристианской традиции (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия) / подбор текстов, пер. с древнегреч. и лат., примеч. и аннот. указ. Г.А. Тароняна; введение А.А. Вигасина. — М.: Ладомир, 2007. — с. 587.

[xiii] Древний Восток в античной и раннехристианской традиции (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия) / подбор текстов, пер. с древнегреч. и лат., примеч. и аннот. указ. Г.А. Тароняна; введение А.А. Вигасина. — М.: Ладомир, 2007. — с. 467, 573.

[xiv] Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г.Ф. Индия в древности. — СПб : Алетейя, 2001. — С. 374-375.

[xv] Бухарин М.Д. Индийские походы Диониса и Геракла в античной литературной традиции // Индия и античный мир. — М., 2002. –http://annales.info/india/small/ger_dion.htm

[xvi] Бухарин М.Д. Неизвестного автора «Перипл Эритрейского моря» : текст, перевод, комментарий, исследования. — СПб. : Алетейя,2007. — СПб, 2007. — С. 187-188.

[xvii] Бухарин М.Д. Индийские походы Диониса и Геракла в античной литературной традиции // Индия и античный мир. — М., 2002. –http://annales.info/india/small/ger_dion.htm

[xviii] Бухарин М.Д. Индийские походы Диониса и Геракла в античной литературной традиции // Индия и античный мир. — М., 2002. –http://annales.info/india/small/ger_dion.htm

[xix] Бухарин М.Д. Индийские походы Диониса и Геракла в античной литературной традиции // Индия и античный мир. — М., 2002. –http://annales.info/india/small/ger_dion.htm

[xx] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 29 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxi] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 34 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxii] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 35 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxiii] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 47 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxiv] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 48, 50, 51 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxv] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 54 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).

[xxvi] Абрамян Л.А. Первобытный праздник и мифология. — Ереван : Изд. АН Арм. ССР 1983. — С. 54, 55 (приводится в формате, помещенном на сайте www.levonabrahamian.com).