Город говорит. Утерянное поле гражданского высказывания.
Истоки
Город, с самого начала, был не просто местом жизни и труда людей. С момента образования, первые города стали средоточением новых идей, технологических открытий, культурных ценностей, а также проводником и точкой обмена багажа человеческих мыслей и знаний. «Большие города — естественные генераторы разнообразия и щедрые инкубаторы новых начинаний и всевозможных идей.» (Джейн Джекобс). Проходя разные стадии своей жизни и развития, город и горожане обогащали и изменяли друг друга, становились одним целым — коллективным телом города. Как происходит это взаимодействие «человек — город»? Где и как можно увидеть его след?
Если рассматривать город, понимая его как поверхности и пространства для социальной жизни, то одним из таких следов станут надписи. Здесь стоит сразу ухватиться за первые ассоциации, приходящие на ум. Городские надписи -что это? Граффити на стене гаража, пресловутые признания и нецензурные выражения? К сожалению, это действительно распространенное представление об изображениях на городских поверхностях. Но всегда ли было так? Могут ли они быть (или являются в действительности) чем-то большим? Могут ли они задать важные вопросы, разомкнуть существующие связи, стать подспорьем для решения социальных проблем, дать вектор для развития городской жизни? Чтобы начать поиск ответов на эти вопросы, стоит обратиться к истории городских надписей как запечатленного гражданского высказывания.
Социальная практика надписей, созданных по инициативе людских сообществ, или отдельной личности, работает на теле города давно, но истоки ее были задолго до появления первых городов. В эпоху Палеолита появляется искусство наскальной живописи, одна из функций которой — оставить «зарубку» — свой след. Это архаичное желание человека оставить память о себе, потребность в самовыражении, напрямую связанное с самоидентификацией, останется навсегда в человеческой душе и вырастит во многие виды деятельности. Но при рассмотрении взаимодействия человека и города, как соприкосновения двух тел, можно проследить все те же архаичные «зарубки», выражающие «я на теле города и город на моем теле». Но, безусловно, это лишь одна сторона вопроса.
Практика городских надписей, как гражданского высказывания, появится в Древней Греции, где будет создан городской общественный центр для человеческого общения, касающегося всевозможных политических, экономических и других вопросов — Агора. Помимо непосредственного устного общения, на Агоре будет сооружен Эпонимус — монумент со статуями героев, у подножия которого расположена доска объявлений. На ней вывешивали тексты законопроектов, списки судебных исков, имена призывников и информацию о других общественно значимых событиях.
В средневековом городе также существовали специальные места для письменного гражданского высказывания. Надо сказать, что средневековый город — город бурной социальной жизни, чему, опять же, способствовала сама архитектура -тесная хаотичная застройка, узкие извилистые улицы, по которым невозможно быстрое движение, тесное соседство, ремесленничество, при котором место работы, сбыта плодов своего труда и место жительства — это один и тот же дом. Жизнь, проходящая, по сути, на городских улицах, способствует постоянному общению и коллективному обсуждению вопросов самого разного порядка. Поскольку, не всегда можно всем передать информацию устно, должно быть место, где эту информацию можно написать, или изобразить (особенно актуально для безграмотного населения). Примером такого поля для гражданского высказывания являются говорящие статуи в Брешии (Италия), на которые следовало прикреплять листки бумаги с гражданскими высказывания относительно политической ситуации и действий правительства. Женская статуя расположена при входе в
От кого и для кого?
Чем же являются надписи в современном мире? Какова их роль и возможности их использования?
Каждый раз, сталкиваясь с изображениями на городских поверхностях, я задаюсь вопросом: — «Что побудило человека оставить надпись, или изображение на стене?Почему он не использовал для этого более простые, предсказуемые способы общения — разговор с близкими, или единомышленниками, блог или страницу в социальных сетях, почему человек идет на риск? Что им движет?» Для пишущего, само написание является событием с непрогнозируемой концовкой — он может быть задержан стражами порядка, может встретиться с общественным порицанием. Неизвестно, сколько будет «жить» его послание — ведь оно может быть закрашено уже завтра. Оставляя свое послание не теле города, пишущий не может предсказать его дальнейшую судьбу, как и не может знать как оно будет воспринято.
С точки зрения эмоционального отклика, городские надписи оказывают более сильное впечатление, чем та же фраза, или высказывание, написанное в интернете, или произнесенное вслух (в определенных обстоятельствах). Интернет, так или иначе, воспринимается как симуляция реальности. Изображение на городских поверхностях — нашем общем доме, или даже теле — рождает глубокое чувство сопричастности, чувство реального переживания, «эффект присутствия».
Город — реален, и мы не можем закрыться от него. От виртуального мира, или книг, газет, даже разговоров — укрыться легче. Их легче не замечать. Но полностью выпасть из тела города невозможно, как и убежать от самого себя. «Я есть то, что меня окружает» — говорит Уоллес Стивенс. В зависимости от информационного посыла, спектр эмоций может сильно меняться. Высказывания, содержащие призывы к насилию, революционные лозунги, отражающие острые политические и социальные проблемы, могут вызвать настоящий, отчасти детский страх, будто незнакомцы колотят в твою дверь. Ведь эти высказывания принадлежат реальным людям, с которыми ты ходишь по одним улицам, одними маршрутами, значит эти люди близки в буквальном и переносном смысле.
Призывы к осмыслению жизни, или ее изменению, осознанности, также вызывают очень личный и глубокий эмоциональный отклик.
Так, или иначе, встроенное в городскую среду, гражданское высказывание оживает, как книжный герой, или кино-образ, воплотившийся в реальной жизни. Мысль, желание, чувство автора материализуется через городскую поверхность.
Обособляя гражданское высказывание в городском пространстве от него же в пространстве виртуальном, нельзя не провести между ними параллель, обозначить их сходство. С появлением интернета, поле для гражданской активности переместилось в виртуальную среду. И с каждым годом роль общественных настроений в интернете усиливается, их не просто берут во внимание — их изучают, с ними сверяются, их считают одним из источников, наиболее правдиво отражающих картину общества. Городская сеть и ее виртуальный собрат не живут разными жизнями — они давно сплелись и взаимно наполняют друг друга. Но переход мыслей из реального мира в виртуальный — это, своего рода, прохождение через средство записи, фиксация и вещание на более обширную аудиторию. Обратный переход — это изменение картины мира, изменение качественное, в своей сути. Возможно, автор использует город как блог или «стену» для своих постов и статусов, а весь город воспринимает как своих подписчиков. Образ «стена» для названия общедоступного (к написанию, или чтению) пространства личной страницы в соц. сетях выбран не зря. Он восходит как своему первообразу — материальной стене, на которой можно написать что угодно и всем эта информация будет доступна. Архитектура предстает здесь метафорой, образом самой себя. Архитектура задала способ видения места для высказывания как «стену». То есть с точки зрения современного горожанина, программиста и
Своей рукой
Особое значение запечатленному гражданскому высказыванию придает его средство записи — рука автора. «Реальность и не является независимой и не предшествует аппарату ее производства. Точно также она не является ни определенной, ни единственной, пока аппараты производства не займут свое место. Реалии создаются. Они — эффект аппаратов записи». (Джон Ло. «После метода. Беспорядок и социальная наука».) Джон Ло говорит о том, что реальности не существуют сами по себе. Они становятся тем, чем они есть для нас благодаря устройствам записи — тому, через что мы познаем реальность. Одно из самых понятных и естественных для нас средств записи и отображения информации — человеческая рука — тоже может стать ключом в понимании роли запечатленного гражданского высказывания.
Человек прежде всего является существом биологическим. И наша телесность является также устройством записи для восприятия мира. Выражая мысли своей рукой, мы включаем осязание — то чувство, которое уходит на задний план, ввиду использования плодов технического прогресса, но которое являлось движущей силой на пути человеческого развития. Написание своей рукой также позволяет усилить экзистенциальное ощущение себя в мире, физически пережить эту мысль.
Возможность оставить свое высказывание в визуальной форме позволяет растянуть его во времени, продлить его , усилить его смысл, или даже изменить его, за счет длительности процесса или локации. Выбор места является обширным и многогранным вопросом. Я постаралась раскрыть его с помощью фреймовой сети.
Глядя на эту схему, можно проследить путь выбора места для высказывания. Если выбор стал не результатом спонтанного порыва, и не заложником мнимой, или существующей опасности, стоит попытаться раскрыть другие причины:
1.Видовая точка. При выборе места, автор мог руководствоваться тем, кто и откуда его увидит, возможно, рядом есть хорошие видовые точки, стоя на которых, взглял сразу поймает произведение.
2. Городские сообщества, субкультуры и разные группы людей часто имеют место сбора, обсуждения в городской среде. Надписи и изображения могут подчеркнуть принадлежность этой территории тому, или иному сообществу.
3. Важность места для автора. По разным причинам, именно эта точка городского пространства стала для автора местом силы, памяти, или несет свое, очень личное, значение.
4. Конфронтация. Может относиться как к политическим, так и к культурным предпочтениям. Изображение идет в разрез с предназначением данного места. протестует против него. Может нести и оскорбительных характер.
5. Автор старается предугадать своего зрителя и размещает изображение, сообразно с маршрутами той, или иной группы людей.
В какой среде есть место для гражданского высказывания?
Среди горожан и специалистов разных областей, соприкасающихся с городом, и изменяющих его, бытует мнение, что город нуждается в упорядочивании. Идеальный город — продуманный архитекторами и просчитанный социологами до мелочей. И без того неработающую городскую среду, а значит лишенную естественных городских процессов, стараются еще больше загнать в рамки. Связи городской жизни, которыми пронизан город, нещадно рвут «во благо» горожан.
«Нам постоянно втолковывают глупую ложь о порядке в больших городах — фактически с нами говорят свысока, как с дурачками, заверяя нас, что порядок — в повторении. Однако в нашем мире простая регламентированная регулярность очень редко бывает свойственна значимым системам, обладающим функциональным порядком. Чтобы увидеть в сложной системе функциональный порядок, который ей присущ, необходимо понимание.Бесполезно, однако, искать некий решающий, ключевой элемент — нечто такое, что, будучи проясненным, прояснит все. В большом городе одного такого элемента просто не существует. Смесь как таковая — вот что играет в городе ключевую роль, а присущая ей взаимоподдержка и есть городской порядок. Функциональный порядок большого города требует наличия интенсивности и разнообразия; их свидетельства невозможно удалить с улицы без разрушения необходимого функционального порядка. Большой город не может быть произведением искусства. Искусство имеет свои особые формы порядка, и они отличаются строгостью. Суть процесса—дисциплинированный, чрезвычайно взыскательный выбор из жизненного изобилия. Рассматривать город — и даже городскую округу — как масштабную архитектурную задачу, как то, что можно полностью упорядочить, превратив в дисциплинированное произведение искусства, значит впасть в ошибку, пытаясь подменить жизнь искусством. Главной разновидностью зримого городского пейзажа являются улицы. На переднем плане они демонстрируют нам всевозможные подробности и виды деятельности. Они зримо возвещают нечто очень полезное для нашего понимания городского порядка: что перед нами сложная, интенсивная жизнь, в составе которой множество различных компонентов. Смысл социальной жизни городских тротуаров в том, что они носят публичный характер. Они сводят вместе людей, не знающих друг друга частным, интимным образом и в большинстве случаев не желающих знать. Никто в большом городе не может и не хочет держать дом открытым для всех и каждого. Однако если бы интересные, полезные и важные контакты между горожанами свелись к близким знакомствам, пригодным для частной жизни, город очень много потерял бы.» (Джейн Джекобс «Жизнь и смерть больших американских городов»).
Из исследования Джейн Джекобс видно, что городская среда не может трактоваться как дисциплинированная упорядоченная двумерная система, как имеющий строгий ритм музыкальное произведение, или как четкий орнамент. Это система сложная, спонтанная, с множеством действующих компонентов, которые удивительным образом взаимодействуют между собой, и успешных в своем разнообразии. Джейн Джекобс в своей книге не раз употребляет слово «успешный», применяя его к улицам, кварталам, районам города. Именно в успешной, участливой среде, где есть разнообразная уличная жизнь, и есть место запечатленному гражданскому высказыванию.
Одним из компонентов создания такой среды является так называемая "слабая архитектура", о которой говорит Юхани Палласмаа — архитектура привязанная к среде, от нее отталкивающаяся, в нее органично встраивающаяся, дополняющая среду, а не довлеющая над ней. Архитектура не множащая себя, не типовая, не пытающаяся найти единственный верный ответ на множество вопросов, а исходящая из процессов, проистекающих в среде. Юхани Палласмаа вторит и Джейн Джекобс, описывая необходимые «мыслительные привычки» для описания больших городов (которые очень подходят и для создания слабой, средоориентированной архитектуры):
1.Думать в категориях процессов.
2. Рассуждать индуктивно, идя от частного к общему, а не наоборот.
3. Искать «неусредненные» ключи к решению, связанные с весьма малыми величинами, но проливающие свет на то, как функционируют более крупные и более «усредненные» величины.
Кто и как может влиять на среду для гражданского высказывания.
После Французской революции в жизнь государства, а следовательно, и города, вошло новое понятие как «воля народа». Чтобы понять чего же хочет народ, необходимо разбить его на социальные группы, категории, и изучить их настроения, их возможности. Майкл Хардт и Антонию Негри разделают людей на категории «массы», «народ» и «множества».
«Множество — это политический субъект, группа людей, которых нельзя отнести к
"У масс нет никакой истории, чтобы ее написать, нет ни прошлого, ни будущего, они не имеют потенциальной энергии, чтобы ее реализовать, и не имеют желаний, чтобы их исполнить. Их мощь состоит в их молчании, в их способности все абсорбировать и нейтрализовать, в аннуляции актуального. И как раз здесь происходит гибель социального от того, что было им же порождено — от неразличимости масс. Они не являются ни хорошими проводниками социального, ни хорошими проводниками смысла вообще. Все их пронизывает, все их намагничивает, но все здесь и рассеивается, не оставляя никаких следов. Призыв к массам, в сущности, всегда остается без ответа. Они не излучают, а, напротив, поглощают все излучение периферических созвездий — Государства, Истории, Культуры, Смысла" (Светлана Веселова. «Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью.»)
Как множества могут повлиять на структуру города? Так называемый, партизанский урбанизм — встройки в пространство города, центр которого застыл в прошлом, а новые районы проектируются по принципу обезличенной типовой архитектуры. Мне кажется, что партизанский урбанизм относится не только к строительству и строительным объектам, но и к отвоевыванию, присвоению среды путем использования и изменения ее в своих целях. В том числе это можно отнести и к полю гражданского высказывания, как трансформации обезличенной фрактальной среды, не имеющей идеи, и пробуждения архитектуры прошлых эпох в новой ипостаси для нового времени. Пространство человеческой размерности может стать пространством гражданской активности.
Гражданское высказывание оказывает влияние на политические процессы, происходящие в городе. В связи с переустройством общества, сильными игроками которого становятся «империи» — транснациональные компании — государство теряет свои позиции. Труд и его продукт больше не привязан ни к территории, ни к рабочему месту, ни к фордистской социальной лестнице, требующей четкого деления труда на физический и интеллектуальный, эти границы стираются. Новая специфика труда приветствует максимальное развитие способностей человека, которое позволяет включиться в борьбу за интеллектуальные продукты. Интеллектуальные и технологические достижения больше не принадлежат государству, а являются общечеловеческими, доступными из любой точки мира.
В случае потери политической силы империй, сила встает на сторону множеств. Государства стараются всячески взаимодействовать с империями, чтобы удержать политическое влияние. Империи прогнозируемы, их желание — прибыль и ничего более. Множества, с этой точки зрения, представляют опасность. Государству сложно предложить множеству выгодное сотрудничество, поскольку множества столь разнообразны, что невозможно полностью удовлетворить их цели. Сдерживание множеств происходит в том числе и способом изъятия пространства для гражданской активности. Но нельзя изъять пространство и оставить его пустым. Чтобы отвоевать, его нужно наполнить.
Чем же заполнено пространство, которое могло бы служить для гражданской активности? Прежде всего — рекламой. Когда я вижу огромный нарост рекламы на городских поверхностях, я невольно перебираю в голове термины для более точно описания. Сразу оговорюсь, я не противник рекламы, как экономического инструмента, я противник рекламы, как умышленно пересаженной опухоли на теле города. В некоторых случаях напрашивается термин «вандализм», к которому так лицемерно относят запечатленное гражданское высказывание. Огромные территории полны безвкусными, никак не соотносящимися со средой изображениями и надписями, которые буквально душат город. Второй способ действует психосоматически, заставляя человека отказаться от желания выразить свою позицию, согласиться на безгласность. Это огромная бюрократическая машина. Личностные качества, городские связи более не важны. Если ты не являешься кем-то на бумаге, то ты и в действительности им не являешься. Город лишь монументальная машина, которая использует тебя, как ресурс, для своего жернова. Город предстает как тюрьма, лишенный поверхности контакта.
Но город продолжает жить своей жизнью, настолько сложной и многогранной, что ее невозможно полностью предугадать, проконтролировать, подчинить. Заполняя среду полем для человеческой мысли, создается городской нарратив, который может привести к пониманию процессов, происходящих в городе, может рассказать его историю, показать как живут городские поверхности. Высказывания создают особый ритм города, делают его более человечным и участливым. Самим своим существованием они призывают к отказу от монументального построения города, при котором нет разнообразной уличной жизни, к пониманию города ни как геометрической системы, но как сети взаимодействий и процессов в нем происходящих. Они призывают относиться к городу как к части себя, доверять ему, делиться с ним, открывать его для других горожан, призывают к вдумчивому, наблюдательному проживанию города.
Список источников:
1. Джекобс Джейн. Смерть и жизнь больших американских городов = The Death and Life of Great American Cities / пер. Леонид Мотылев. — М.: Новое издательство, 2011. — 460 с. — ISBN 978-5-98379-149-7.
2. Ло, Джон. После метода: беспорядок и социальная наука/пер. с англ. С. Гавриленко, А. Писарева и П. Хановой. Науч. ред. перевода С. Гавриленко. — М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. — 352 с. — ISBN 978‑5‑93255‑406‑7
3. Светлана Веселова. Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью. Екатеринбург., 2015. — 308 с. — ISBN 978-5-4474-1744-4
4. Юхани Палласмаа. Мыслящая рука: архитектура и экзистенциальная мудрость бытия = The Thinking Hand: Existential and Embodied Wisdom in Architecture : пер. с англ. — М. : Классика-XXI :
