Для современного секулярного (если не антирелигиозного) сознания фразы вроде “слава богу”, “господи, помилуй”, “дай бог” и даже “обожаю”, отнюдь не сводятся к словам-паразитам без значения, вводным конструкциям, служащим связности речи и т.д.

Переманентно прогрессирующая с конца Средневековья секуляризация европейских языков и культуры означает отнюдь не только и не столько потерю веры в трансцендентные силы, сколько преобразование их самих в силы имманентные — знаки принадлежности говорящего единому жизненному (пусть и не “божьему” уже) миру, действующие теперь в повседневной речи как своего рода мини-молитвы, маркеры бытийной сопричастности и психического комфорта новоевропейского субъекта-агностика. Но произошедшая подмена отнюдь не безобидна.

Прежде всего словечки эти не так просто заменить на аналогичные. Например, можно в нужном месте шутливо сказать “слава Аллаху” или “Аллаху Акбар”, но на “слава Сатане” или “хвала Дионису”, решится уже не всякий. При этом обычно ссылаются на языковую традицию, не предполагающую якобы сознательного следования религиозным ритуалам и древним магическим культам. В этой логике по умочанию принимается предпосылка в виде целой языковой теории à la Соссюр — произвольности языковых знанчений, которая однако еще в большей степени теологична, нежели отвергаемая ею ономатопоэтическая гипотеза.

Возможно, сознательно к богу здесь и не обращаются, но ведь речь — это преимущественное проявление бессознательного. Поэтому обращение к божественным именам в повседневной речи представляет собой де факто магическую практику, означащую обращение или призыв к сакральному трансцендентному для помощи, поддержки или одобрения своих действий, пусть и в чисто профанном измерении, без каких-либо метафизических этажей и религиозных коннотаций искупления-спасения.

Не случайно институционально верующие граждане запрещают профанное употребление священных слов “всуе”. Поэтому демонстративное сокращение употребления божественных сем в прозе Виктора Пелевина, — а он в отличие от какого-нибудь С.Т. Аксакова всуе задействовавшего оборот “слава Богу” в “Детских годах Багрова-внука” 19 (!) раз, прославил боженьку в “Empire V” всего дважды, да и то в подчеркнуто ироничных местах:

«Но мы ведь, слава богу, не фашисты. Мы вампиры.»
«Слава богу, что я заметил шрамы от фэйслифта уже после укуса. Пусть думает, что хоть это ей сделали хорошо.»

— может указывать на тайное благочестие скандального писателя земли русской.

Мы обращаемся к богу в самых безобидных контекстах, когда можно было бы ограничиться “ как хорошо” или “клево”, проявляя радость и выказывая одобрение происходящему, так и в экстремальных, когда крестимся перед взлетом и посадкой самолета, не будучи ни сном, ни духом христианами, или во время секса, когда подступает эякуляция, также тайно освященная традицией насильственного рождения и смерти.

Но сказать “боже” во время секса — это все равно что повторять “короче” во время разговора с друзьями, предваряя очередную скучную и предлинную тираду. В заклятии этом нет ничего милого. Это всего лишь приписывание себе качеств, которыми ты не разу не обладаешь или попытка манипуляции партнером, имеющим сходные предрассудки и страхи.

Обращаясь к богу в обычных коммуникативных ситуациях, мы просто не хотим быть обязанными другому и обществу за все те блага, которые они нам предоставляют, т.е. не хотим отдавать символические долги за свои отнюдь не индивидуальные удачи и достижения, поэтому и взываем к великому Губке-Бобу вселенской любви и ненависти, этому гаранту нашего агрессивного одиночества и адвокату оправданного насилия.

Прославление бога выглядит здесь как постыдное и трусливое жертвоприношение свободного сознания массовому обскурантизму и банальному страху смерти. Включение его фиктивной фигуры в структуру коллективной чувственности, блокирует бессознательный эмоциональный обмен и переводит желание в одностороннее садистическое наслаждение. Обращения эти лишь демонстрируют на наш взгляд фиктивный характер желания Другого, якобы запускающего нашу собственную желающую машину, а на деле служащему оправданием фактического уничтожения других, не отвечающих стандартам нашей невоздержанной эгоистической любви к себе самим.

Это лишь компромисс крипторелигиозного сознания, в котором пресловутый бог — твой дядя. Он всегда придет на помощь, развешивая тумаков зарвавшейся дворне. Бог, к которому здесь взывают — это сила исключения, направленная на непринимающих требований твоей христологической любви к собственной персоне.

Facebook.