Мой перевод небольшой старой статьи Ника Лэнда из сборника Fanged Noumena. Статья примечательна не только своим содержанием, но и особым умонастроением.

Ник Лэнд является весьма значительной фигурой для современного материализма, т.е. спекулятивного реализма и связанных с ним философских движений. В частности, следует отметить, что Рэй Брасье и Иан Гамильтон Грант были непосредственными учениками Лэнда.

К сожалению, очень часто Лэнда рассматривают исключительно как вдохновителя, но не как самостоятельного философа. Тем не менее, у Ника Лэнда есть вполне конкретная философия, а не просто набор гениальных инсайтов.

Среди неомарксистов имеется объединяющий их трэнд — желание окончательно похоронить любое стремление к позитивному экономизму («освобождение сил производства от капиталистических отношений производства») и оставить на его месте лишь безысходность космических масштабов. Кто до сих пор помнит хрущевскую угрозу полукапиталистическому Западу — «мы вас похороним»? Или обещание Мао о том, что Большой скачок позволит китайской экономике обогнать британскую в течение 15 лет? Ныне правит франкфуртский дух: Признайте, что капитализм обойдет своих соперников при почти любых мыслимых условиях. Обращая это самое признание в новый тип проклятья («все равно мы никогда не желали роста, это приводит только к отчуждению, к тому же, разве вы не слышали, что полярные медведи тонут…?»).

Все, от бодлеровского «Путешествия», с его печальным открытием, что человеческий порок повсеместно воспроизводит сам себя даже в самых экзотических местах, до левого прочтения работ Филиппа К. Дика как гностического осуждения промышленных изменений, капиталистического разнообразия и инноваций, было обобщено в виде различия без сущностного (essential) различия, всего лишь еще больше того же самого бессмысленного различия. Артур Шопенгауэр был грандмастером в этом деле, именно это позволило ему обличить философскую строгость как режим трансцендентальной задержки. Раз само время — это источник наших бед («Черная железная тюрьма» Филиппа К. Дика), как нам вообще можно ждать спасения от хоть какого-то типа эволюции? Таким образом, трансцендентальное ничтожество провозглашает себя непоколебимым режимом негации. Оно ничего не говорит о том, что в «коммунистической» версии этой позы не осталось даже осадка марксистского историцизма. Фактически, после полного отказа от экономики и истории, все, что остается от Маркса, — это психологический пучок негодования и неудовлетворенности, редуцируемый к слову «капитализм» в его расплывчато негативном значении: как имя всему тому, что причиняет боль, огорчает и разочаровывает.

Для трансцендентального ничтожества «капитализм» — это страдание от уничтоженного желания, имя всему, что может быть желанным во временно́м бытии, невыносимые танталовы муки, чья первичная природа была раскрыта гностическим провидцем как упадок, истощение и смерть. И, честно говоря, это не безосновательно, что капитализм должен стать объектом этой обиженной клеветы. Без привязанности к чему-либо за пределами его собственного бездонного богатства, капитализм отождествляет себя с желанием такой степени, которую невозможно превзойти, бесстыдно выпрашивая любой импульс, который может способствовать приращению мощи экономического двигателя для его постоянно приумножающихся производственных инициатив. Чего бы ты ни желал, капитализм — самый надежный способ получить это, и, поглощая каждый источник социальной динамики, капитализм разрастается и изменяется. И даже само время является неотъемлемым компонентом его бесконечного всепоглощающего потока.

«Переходите к росту» теперь означает «переходите (всеми силами) к капитализму». И невероятно сложно вспомнить, чтобы эффективность этого уравнения хотя бы раз оказалась под вопросом. Хотя однажды оно и было отклонено левыми как смехотворное. Это новый мир, который трансцендентальное ничтожество преследует как беспокойный призрак.

Возможно, всегда будут появляться новомодные антикапитализмы, но каждый из них будет выходить из моды. Капитализм же, становящийся более чем когда-либо тесно идентифицируемым с его самосовершенствованием, неизбежно будет оказываться последним словом в споре. «Средства» и «отношения» производства одновременно эмульгированы в конкурирующие децентрированные сети под цифровым контролем, показывая, что палеомарксистские надежды по извлечению посткапиталистического будущего из капиталистической машины откровенно немыслимы. Машины сами себя усовершенствовали без оглядки на интересы социалистов, воплощая рыночную механику в своих нано-сборочных зазорах и развивая себя по квазидарвиновским алгоритмам, которые выстраивают гиперконкуренцию в «инфраструктуре». Теперь не только лишь общество, но само время захвачено «капиталистическим путем».

Следовательно, силлогизм трансцендентального ничтожества таков: Время на стороне капитализма, капитализм — это все то, что меня расстраивает, таким образом, время, по всей видимости, является злом.

Полярные медведи тонут, и мы совсем ничего не можем с этим поделать.

Капитализм до сих пор ускоряется, хотя он уже создал новшества, превосходящие любые прошлые мечтания людей. В конце концов, что такое человеческое воображение? Это сравнительно жалкая вещь, всего лишь субпродукт нервной деятельности некоторых видов земных приматов. Капитализм, с другой стороны, не имеет внешних пределов, он поглотил жизнь и биологический интеллект, чтобы создать новую жизнь и новый уровень интеллекта далеко за пределами человеческих ожиданий. Конечно, трансцендентальное ничтожество имеет неотъемлемое право демонстрировать скуку. Называете это новым? Здесь нет ничего кроме изменения.

А вот на что у трансцендентального ничтожества нет прав, так это на претензию выдвинуть позитивный тезис. Марксистская мечта о развитии без конкуренции была всего лишь мечтой, старая монотеистическая мечта возродилась, волк лежит рядом с ягненком. Если такая мечта считается «воображением», тогда воображение не более чем видовой дефект: упаковка вульгарных антагонизмов в обертке утопических фантазий, чтобы выступить против реальности в угоду стерильной негативности. «Посткапитализм» не имел иного значения, кроме остановки двигателя изменений. Жизнь продолжается, и капитализм создает жизнь так, как она никогда не создавалась раньше. Если это не считается «новым», тогда значение слова «новый» урезано до пустого обвинения. Право на выдвижение позитивного тезиса должно быть передано тому, что знает, как это эффективно использовать; передано вызывающему Шогготов восстанавливающему искажению веры; передано движению ускользания (runaway), начинающемуся с такой бесконечной гибкости, что природа искажается и растворяется перед ним. Передано вещи. Передано капитализму. И если это расстраивает трансцендентальное ничтожество, тогда вот простая истина: все будет его расстраивать.