Интервью из Wired UK, 1997

Как говорит профессор Ник Лэнд, преподаватель континентальной философии в Йорикском университете (название, которое он ненавидит), почти вся западная традиция пришла к мышлению только о самой себе, в то время как мир вокруг воспринимается не только как неправильный, но и как плохой. Используя в качестве отправного пункта работы французских философов Жиля Делеза и Феликса Гваттари, Лэнд предлагает виденье мира как потока вечно конструирующего и реконструирующего самого себя через операции бесчисленных «машинных процессов» вместо моделей, предоставляемых линейной рационалистической мыслью классической, модернисткой и постмодернисткой традиций. Он проводит параллели между процессами в капитализме конца двадцатого века, фашизмом и шизофренией, а также всячески противостоит любым попыткам классифицировать его работу, высмеивая точку зрения, согласно которой существует такая вещь как «философия». У него нет времени на поддержание общепринятого в академической среде представления, согласно которому необходимо каждые два года производить огромную высокопарную книгу, чтобы тебя воспринимали «всерьез». В настоящее время его любимый способ выражения — это мультимедийный перфоманс, поэтому он работает в тесном сотрудничестве с творческим коллективом Orphan Drift.

Джеймс Флинт: Почему в интернете, в этом якобы невероятно демократичном и анархистском пространстве, все больше контента становится унылым, корпоративным и упорядоченным?

Ник Лэнд: В своем вопросе вы исходите из предположения, что всегда заранее существует некий социальный бассейн освободительного, революционного, эмансипирующего творческого потенциала, от которого можно было бы ожидать, что он спонтанно проявит себя, как только ему представится такая возможность. Но в человеческом организме не скрыто никакой внутренней инновационной силы, которая только и ждет того, чтобы выскочить наружу и отправиться прямо в сеть. Так что на самом деле вопрос в том, какие именно сборки сейчас появляются? И в какой степени распределительные системы начинают работать таким образом?

ДФ: Итак, как системы, которые первоначально имеют свободную форму и растянуты в пространстве, прокладывают путь централизованным властным структурам?

НЛ: Вы должны понять, что организация подсоединяет подчиненные низкоуровневые элементы (units) к функциональной программе более высокого уровня. В самых крайних случаях, как в живых организмах, каждая клетка выключена, лишена всех своих функций, кроме той единственной специальной функции, которая необходима органической целостности. И, следовательно, большая часть ее потенциала отключена в интересах какого-то единства более высокого порядка. Вот почему чем более сложно организованными становятся вещи, тем менее интересным становится их поведение — «интересный» здесь означает то, насколько свободно они исследуют пространство возможных вариантов поведения, или насколько они «номадичны».

ДФ: Я решил так потому, что вы не особо заинтересованы в идее «самоорганизации», как некоторые другие мыслители.

НЛ: Организация — это подавление. Или вернее было бы сказать, что системы, которые избегают самоорганизации, в то же время, сохраняя траектории для реализации продуктивных инноваций, в итоге оказываются паразитически заселенными организмами всех типов, являются ли эти организмы живыми существами, корпорациями или государственными системами. История жизни на этой планете вплоть до самого Microsoft является последовательным подавлением распределительных инновационных систем.

ДФ: Можете привести пример?

НЛ: Что ж, в первую очередь, существуют автокаталитические химические системы, которые находятся под контролем кодов РНК. Когда РНК начинает достаточно усложняться, чтобы начать проявлять различные виды латеральных помех и эксперименатльных отклонений, она перекодируется с помощью ДНК. Безусловно важнейшим событием в истории планеты является точка, где бактериальная земная система — которая относительно слабо подвержена контролю кода — подвергается истребительному отравлению газом кислородо-выделяющих, огромных высокоструктурированных равнодушных маньяков — многоклеточных организмов. Многие бактерии исчезают кроме тех случаев, когда они захвачены как продуктивные субкомпоненты высокоорганизованных, ядрообразующих, концентрационных систем, которые в данный момент доминируют над всей жизнью на планете и добились этого за пятьсот миллионов лет.

ДФ: Итак, как бы вы проинтерпретировали классическую древовидную схему эволюции?

НЛ: Сеть бактерий успешно подавляется уровнями организации, ярусами контроля, которые имеют древовидную структуру. Но эта древовидная структура не является чем-то неотъемлемым, на самом деле она производится процессом организации. Это невероятно похоже на отношение между корпорациями и рынками, в том смысле, что рынки потенциально не имеют границ, это распределительные системы транзакций, которые подвергаются регуляризации, иерархическому структурированию, специализации и концентрации с помощью корпоративных структур, которые накладывают себя на них.

ДФ: Может ли широкое использование компьютеров и интернета бросить вызов этим структурам?

НЛ: Дело в том, что потенциальные возможности широко распределенных вычислительных мощностей заключаются в рассеивании производственного потенциала. И есть определенный смысл в том, что персональный компьютер создает фундаментальный разрыв в традиционной структуре инвестиций, будучи одновременно и частью бытовой электроники, и частью производственного аппарата. Но хотя это так, старые структуры все еще искусственно поддерживаются.

ДФ: Как?

НЛ: Покупка персонального компьютера рассматривается как хорошая инвестиция, если она осуществляется юридическим лицом, и как часть личного потребления, если она осуществляется дез-интегрированными потребителями. И предположительно эта обманка (trompe d’oeil) дает результаты, так как точка пересечения программного обеспечения, вещательных СМИ и телекоммуникации является в данный момент абсолютно разнузданной концентрацией капитала. И совершенно очевидно, что ключевые действующие в этом секторе лица считают, что их стратегии основаны на каком-то преисполненном жизненной силы пути, непрерывно гарантирующем преимущество — продолжение модернисткой ситуации экономий на масштабе, если хотите. Они предлагают образ мира, который явно не из тех, что распадается на мелкомасштабных горизонтальных агентов.

ДФ: Но может ли сама сеть помочь нам преодолеть эти иллюзии через все увеличивающийся всеобщий доступ к знаниям и коммуникации?

НЛ: Конечно, большой потенциал технической инфраструктуры сети скорее основан на принципах телекоммуникации, нежели на принципах радиовещания. Это не особо оригинальная мысль, но, тем не менее, она, похоже, имеет решающее значение. Капиталистические и государственные организации делают абсолютно необъятные инвестиции, направленные на отключение динамики предстоящих телекоммуникационных систем цифровых медиа. Но это не значит, что многое из того, что уже сделано, является самым интересным в этих телекоммуникационных инфраструктурах. Чем больше, тем лучше. Чем больше у вас оснащенных мультисвитчем коммуникационных линий с высокой пропускной способностью, ориентирующих цифровую систему скорее не на одну, а сразу на многие системы ориентированные на вещание, ориентированные на медиа-производство–медиа-потребление, тем больше шансов на реальное выявление инновационного поведения в инновационных системах. Но я довольно циничен в отношении той степени, в которой мы на данный момет видели что-либо из этого.