В мае 2013 года Алекс Уильямс и Ник Срничек опубликовали на Critical Legal Thinking текст «#ACCELERATE MANIFESTO for an Accelerationist Politics». Позднее в 2014 году манифест был опубликован в сборнике «#Accelerate: The Accelerationist Reader» издательством Urbanomic. Еще позднее Ник Лэнд опубликовал на Urban Future (2.1) этот же текст со своими критическими замечаниями. Ситуация интересная, ведь манифест отражает многие базовые положения левого акселерационизма, а примечания Лэнда демонстрируют, в чем левый акселерационизм отличается от правого, а чем схож.

На русском языке уже выходило два перевода манифеста (на Лiва и на Гефер), поэтому изначально я планировал перевести примечания Лэнда, а потом просто наложить их на перевод манифеста. Однако, сравнивая переводы с оригиналом, я понял, что ни один перевод мне не подходит. Поэтому я заново перевел весь текст, хотя и сопоставлял его с этими двумя переводами.

Проблема не столько в ошибках, сколько в непонимании контекста. Из–за этого оба перевода выглядят «гуманистическими». В этом ключе ссылки на Лэнда совершенно бессмысленны и не понятно, в чем новизна идеи. Точно такой же текст мог бы написать обычный последователь Негри и Хардта. Это особенно заметно, когда читаешь реакцию Лэнда в оригинале.

Также потеряны многие важные смыслы и понятия. Ирония в том, что часто в том месте, где первый перевод делает ошибку, второй передает смысл верно, и наоборот.

Я решил пожертвовать эстетикой ради передачи смысла. Например, слово «acceleration» всегда переводится как «акселерация» (аналогично со всеми производными), так как это базовое понятие акселерационизма. Например, в названии «accelerate» — это и призыв к действию, и указание на ту самую акселерацию.

(#1)

Мои сомнительные неразборчивые каракули выделены жирным. Поэтому ради ясности я убрал жирное выделение, использованное в тексте Уильямса и Срничка. Большинство примечаний сделано в качестве заметок для будущей разработки. Во всех остальных отношениях исходный текст воспроизведен с полной точностью. Текст разбит на три поста [1], в соответствии со структурой оригинала.

#Акселерируй: Манифест для акселерационистской политики

Алекс Уильямс и Ник Срничек • 14 Мая 2013

Акселерационизм продвигает более современное будущее, альтернативную современность, которую неолиберализм по своей сути не в состоянии создать.

Поскольку это текст для превью, то совершенно невероятное количество проблем, которые он умудряется впихнуть в шестнадцать слов, приходится оставить в стороне в результате сжатия.

01. ВВЕДЕНИЕ: О Конъюнктуре

1. В начале второго десятилетия XXI века мировая цивилизация сталкивается с катаклизмом нового поколения. Надвигающийся апокалипсис делает смехотворными политические нормы и структуры, которые были выкованы зарождением национального государства, подъемом капитализма и беспрецедентными войнами XX века.

Действительно.

2. Наиболее значимым оказалось разрушение климатической системы планеты. В перспективе оно угрожает продолжению существования нынешней мировой человеческой популяции. [То есть анализ отталкивается от институциональной климатологии? Как этому гипотетическому прогнозу удалось добиться такого исключительного авторитета?] Хотя это самая серьезная угроза, с которой столкнулось человечество, есть также ряд меньших, но потенциально настолько же дестабилизирующих проблем, которые сосуществуют и пересекаются с ней. Окончательное истощение ресурсов, особенно водных и энергетических резервов, угрожает перспективой массового голода, разрушающего экономические парадигмы, а также перспективой новых горячих и холодных войн. [Да, открытие политического сдерживания цен имеет такой эффект.] Продолжающийся финансовый кризис заставил правительства принять парализующую мертвую спираль политик жесткой экономии, приватизации служб социального обеспечения, массовой безработицы и стагнации заработных плат. [Все еще не видно никаких признаков усыхания государства.] Возрастающая автоматизация производственных процессов, включая «интеллектуальный труд», свидетельствует о вековом кризисе капитализма, который вскоре продемонстрирует неспособность поддерживать нынешние стандарты жизни даже для бывшего среднего класса глобального Севера. [Если автоматизация — это симптом кризиса, то «кризис» идеально совпал с производством капитала, с момента его появления.]

С точки зрения правых, единственная и всеобъемлющая происходящая социальная катастрофа — это некомпенсированное расширение государства, как в абсолютном, так и в пропорциональном отношении. (Это скорее системно-теоретический прогноз, нежели какое-либо моральное возражение.) Примечательно, что Левый Акселерационизм, похоже, не видит в таком развитии никакой патологии, несмотря на то, что его основная тенденция явно неустойчивая и, таким образом, настойчиво предсказывает катастрофу. С другой стороны, самые минимальные попытки смягчить эту тенденцию к тотальному политическому администрированию описываются как «парализующая мертвая спираль политик жесткой экономии, приватизации служб социального обеспечения, массовой безработицы и стагнации заработных плат». В этом отношении манифест самоотверженно поддакивает к более широкому социокультурному процессу, который закономерно вызвал катастрофу. Это голос целенаправленной (сверх-инвестированной политически) катастрофы.

3. В отличие от этих все сильнее акселерирующихся катастроф, сегодняшняя политика страдает от неспособности генерировать новые идеи и способы организации, необходимые для трансформации наших обществ для противостояния и преодоления приближающихся разрушений. Политика увядает и отступает, в то время как кризис набирает силу и скорость. В этом параличе политического воображения отменяется будущее.

«Кризис, [который] набирает силу и скорость» — это политика. Любое будущее, отличное от предписанного политикой, отменяется самой прокламацией. Однако эта прокламация может быть решающей только в той мере, в какой реальность разрешима (soluble) политически. Еще многое предстоит сделать в этом отношении.

4. С 1979 года неолиберализм был господствующей политической идеологией, которую с некоторыми вариациями можно обнаружить во всех ведущих экономических державах. Несмотря на глубокие структурные вызовы преподнесенные им новыми глобальными проблемами (в первую очередь кредитный, финансовый и фискальный кризисы после 2007-2008), неолиберальные программы лишь эволюционировали в смысле углубления. Продолжение неолиберального проекта, или неолиберализма 2.0, дало начало следующему циклу структурных изменений, что наиболее существенно, в форме поощрения новых и агрессивных вторжений частного сектора в то, что осталось от социальных демократических институтов и служб. И это несмотря на немедленные негативные экономические и социальные последствия такой политики, а также долгосрочные фундаментальные препятствия, созданные новыми глобальными кризисами.

1979 год обозначил в англоязычных демократиях ограниченный переход от кейнсианского консенсуса, который никогда решительно не критиковался, и быстрый возврат назад (примерно через десятилетие). Принцип экономической политизации (макроэкономики) никогда не свергали с престола. «Неолиберализм» не является серьезным концептом. В Китае (а позже, менее уверенно, в других «развивающихся рынках») произошла более существенная трансформация, но ни в одном из этих случаев характеристика «неолиберальный» ничего не проясняет, если только его смысл не сводится к отказу от сырых методов командной экономики социального подчинения государству.

5. То, что силы государственной, негосударственной и корпоративной власти правого крыла смогли продвинуть неолиберализацию хотя бы отчасти стало результатом продолжающегося паралича и сущностной бесплодности большей части того, что осталось от левых. Тридцать лет неолиберализма оставили большинство левых политических партий лишенными радикальной мысли, опустошенными и без народного мандата доверия. В лучшем случае они реагируют на современные кризисы призывами вернуться к кейнсианской экономике, хотя очевидно, что сами условия, позволившие появиться послевоенной социальной демократии, больше не существуют. Мы не можем вернуться к массовому промышленно-фордистскому труду просто путем соглашения, а может и в принципе. Даже неосоциалистические режимы боливарианской революции в Южной Америке, которые подбадриваются своей способностью противостоять догмам современного капитализма, разочаровывают, оставаясь неспособными предложить альтернативу отличную от социализма середины двадцатого века. Организованная рабочая сила, систематически ослабляемая изменениями, порождаемыми в неолиберальном проекте, склеротична на институциональном уровне и, в лучшем случае, способна слегка смягчать новые структурные изменения. Но без системного подхода к построению новой экономики или структурной солидарности для продвижения таких изменений нынешняя рабочая сила остается сравнительно беспомощной. Новые социальный движения, которые появились с конца холодной войны, пережившие возрождение в годы после 2008-ого, были настолько же неспособны выработать новое виденье политической идеологии. Вместо этого они тратят немало энергии на внутренние процессы прямой демократии и аффективную само-валоризацию [2] вместо стратегической эффективности, а зачастую предлагают разновидность нео-примитивистского локализма, как бы противопоставляя абстрактному насилию глобализированного капитала неубедительную и эфемерную «аутентичность» общинной непосредственности.

Правые были почти были полностью уничтожены в 1930-ых. С тех пор они существовали только как чисто символический голос беспомощного несогласия и недовольного бурчания, в то время как сокрушительная сила (juggernaut) Левиафана катилась вперед. Ни программа нового курса [3], ни программа великого общества [4] не были отменены. Вместо этого вектор всеобщей политизации был направлен на последние редуты разбитого гражданского общества. Левые вообще не сталкиваются с серьезными политическими ограничениями, разве что теми «онтологическими» ограничениями, накладываемыми неподатливой политически-индифферентной реальностью, что иллюстрируется «калькуляционным аргументом» Мизеса [5]. Именно те, что сейчас разрушают боливарианский социализм. «Глобализированный капитал» в первую очередь выражен (denominated) в политизированной валюте, выпускаемой Федеральной резервной системой США. Его подчиненность радикальна и очевидна.

6. В отсутствие радикально нового социального, политического, организационного и экономического виденья, доминирующие силы правых смогут дальше продвигать свои узколобые фантазии, вопреки любым доказательствам. В лучшем случае, левые могут на время частично отразить некоторые самые худшие атаки. Но это подобно Кнуду против абсолютно непреодолимой силы прилива. Создание новой глобальной левой гегемонии предполагает восстановление потерянных вариантов будущего, а также, разумеется, восстановление будущего как такового.

Итак, пока что ясно, что правые и левые согласны хотя бы в одном — у других парней есть почти полная гегемония, и они ведут мир к катастрофе. Может ли более левый левый акселерировать процесс?

Для изучения этой идеи требуется взглянуть на идею акселерации…

(#2)

02. МЕЖДУЦАРСТВИЕ: Об Акселерационизмах

1. Если какая-то система и связана с идеями акселерации, то это капитализм. Сам метаболизм капитализма нуждается в экономическом росте с конкуренцией между частными капиталистическими сущностями, приводя в движение возрастающие технологические разработки, в попытке достигнуть конкурентного преимущества. Все это сопровождается возрастающей социальной дислокацией. В своей неолиберальной форме, капитализм идеологически саморепрезентирует себя как одну из освободительных сил креативного разрушения, высвобождающую все больше акселерирующиеся технологические и социальные инновации.

Если не считать разъедающего мозг упоминания «неолиберализма», эти замечания звучат просто прекрасно.

2. Философ Ник Лэнд зафиксировал это наиболее проницательно, с близорукой, но гипнотической верой в то, что одна лишь капиталистическая скорость может создать глобальный переход к не имеющей себе равных технологической сингулярности. При таком восприятии капитала, человек в конечном счете может быть от-брошен как всего лишь тормоз абстрактного планетарного интеллекта, быстро конструирующего себя из бриколажа [6] осколков прежних цивилизаций. Однако лэндианский неолиберализм [каждое использование этого термина лишь усугубляет его бессмылсенность] путает скорость и акселерацию. Возможно, мы двигаемся быстро, но только в строго определенных рамках капиталистических параметров, которые сами по себе никогда не меняются. Мы воспринимаем только возрастающую скорость локального горизонта, простой безмозглый натиск, а никак не акселерацию, которая также является навигационным, экспериментальным процессом открытия в универсальном пространстве возможности. Последний способ акселерации мы считаем существенным.

Разница между «скоростью» и «акселерацией» аналогична разнице между нулевой и первой производной. Она строгая и в общем понятная. Различие, предложенное здесь, — это нечто иное. Я понятия не имею, что именно. Видимо, это приблизительно соответствует разделению между правыми и левыми (т.е. не более чем утверждение, что «капитализм» понимается как «внутреннее») без иного опознаваемого содержания.

3. Хуже того (как выяснили Делез и Гваттари) с самого начала то, что капиталистическая скорость детерриторизирует одной рукой, другой рукой — ретерриторизирует. Прогресс ограничивается рамками прибавочной стоимости, резервной армии труда и свободно перемещающегося капитала. Современность сводится к статическим измерениям экономического роста, а социальные инновации украшаются китчевыми остатками нашего общинного прошлого. Тэтчеровско-рейгановское дерегулирование идеально согласуется с викторианской семьей типа «назад-к-истокам» и религиозными ценностями.

А разве не левые являются главными представителями «капиталистической» ретерриторизации?

4. Глубокое внутреннее напряжение неолиберализма выражено в терминах его саморепрезентации как двигателя современности, как буквально синонима модернизации, в то же время обещающего будущее, которое он конститутивно не способен обеспечить. Действительно, по мере того как неолиберализм развивался, он не столько давал возможность для индивидуального творчества, сколько двигался к уничтожению когнитивной изобретательности в пользу аффективной производственной линии заранее заданных взаимодействий, вкупе с глобальной цепью поставок и неофордистской восточной производственной зоной. Ничтожно малый когнитират элиты интеллектуальных рабочих с каждым годом все больше и больше сокращается так, что алгоритмическая автоматизация прокладывает себе путь через сферы аффективного [7] и интеллектуального труда. Неолиберализм, позиционируя себя как необходимость исторического развития, по сути был всего лишь одним из возможных способов предотвратить кризис стоимости, возникший в 1970-ых. Неудивительно, что это было сублимацией кризиса, а не его окончательным преодолением.

— Это политика делает (makes) обещания (капитализм заключает (makes) сделки). Если вам кажется, что «капитализм» что-то когда-то вам пообещал, то вы, должно быть, слушали политика.

— Что это за механизм, с помощью которого последовательно уничтожается «когнитивная изобретательность», при условии, что инновация является источником конкурентного преимущества, которые отбирает рынок?

— Разве «когнитариат» сокращается? Ответ на это, похоже, является вопросом фактов, которые может предоставить социальная наука.

— Почему (ну почему) мы все еще говорим о «неолиберализме»? Разве не капитализм как таковой является «проблемой», которая определяет что-либо как левый культурно-политический проект? Это нелепое слово — всего лишь символ веры, служащий скорее знаком племенной солидарности, нежели аналитическим инструментом. По иронии назойливое (как капающая из крана вода) повторение слова «неолиберализм» в значительной степени подрывает проект. Акселерационистское обновление левых, как и все виды обновлений позднего модернизма, нацелено на ре-активацию линий развития, начинающихся с высокого модернизма начала 20-ого века, когда (что авторы полностью, но, вероятно, только интуитивно, понимают) основополагающая динамика современности достигла пика и сломалась. Или мы всерьез верим, что «назад к середине 1970-ых» — неявный объединяющий лозунг?

Я, конечно, в высшей мере склонен согласиться, что изувеченная пародия на существующий сегодня капитализм не-впечатляет, когда сравнивается с его потенциалом, растормошенным в условиях laissez-faire [8], т.е. с некомпенсированным с точки зрения левых. Но именно Кейнс и 1930-ые, а не «неолиберализм» и 1970-ые, установили условия подчиненности капитала макроэкономическому планированию.

5. Именно Маркс, наряду с Лэндом, остается образцовым акселерационистским мыслителем. Вопреки хорошо известной критике, а также поведению некоторых современных марксистов (Marxians), мы должны помнить, что сам Маркс использовал самые продвинутые теоретические инструменты и доступные эмпирические данные в попытке всецело понять и изменить мир, в котором жил. Он не был мыслителем, противостоящим современности, а скорее тем, кто стремился анализировать и вмешиваться в нее, понимая, что несмотря на свою эксплуатацию и коррупцию, капитализм оставался самой передовой экономической системой на тот момент. Нужно не обращать вспять его достижения, а акселерировать их за пределы ограничений капиталистической формы стоимости.

Яркий микро-портрет. То, что капиталистическую «форму стоимости» (количественная оценка формы торговли) можно реалистично описать как «ограничение», является самым основным высказанным здесь утверждением.

6. Действительно, еще Ленин писал в 1918 году в работе «Детская болезнь “левизны”…»: «Социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов. Об этом мы, марксисты, всегда говорили, и с людьми, которые даже этого не поняли (анархисты и добрая половина левых эсеров), не стоит тратить даже и двух секунд на разговор».

Такая преданность принципу централизованного планирования многое объясняет.

7. Еще Маркс знал, что капитализм нельзя считать проводником подлинной акселерации. [Аргумент?] Таким же образом, оценка левой политики как антитезы технологической акселерации также является, по крайней мере, отчасти, серьезным заблуждением. [ОК, но только пока мы говорим о «неизвестном идеале» левой политики.] Действительно, если политически левые имеют будущее, то это должно быть такое будущее, которое максимально охватывает подавленную акселерационистскую тенденцию.

Последнее предложение этого раздела является одновременно ключевым и неоднозначным. Что такое, по сути, «охватить» тенденцию? Как и почему эта тенденция «подавлена»? Интересно будет как «иметь», так и потерять будущее, собственно о будущем дальше и идет речь…

(#3)

03. МАНИФЕСТ: О Будущем

1. Мы считаем, что наиболее важное разделение среди современных левых проходит между теми, кто придерживается народной политики локализма, прямого действия и неумолимого горизонтализма, а также теми, кто очерчивает то, что должно будет получить имя акселерационистской политики, которая принимает современность абстракции, сложности, глобальности и технологий. Первым остается довольствоваться созданием небольших временных зон некапиталистических общественных отношений, избегая реальных проблем, связанных со встречей с врагами, которые сущностно нелокальны, абстрактны и глубоко укоренены в нашей повседневной инфраструктуре. Поражение с самого начала встроено в такую политику. Акселерационистская политика, напротив, стремится сохранить достижения позднего капитализма, но пойти дальше, чем позволяет его система стоимости, структура управления и массовые патологии.

(Не желая включать себя в семейную ссору извне, скажу лишь, что проведенное здесь разделение между оттенками антикапитализма имеет смысл.)

2. Все мы хотим меньше работать. [Исключая все виды предпринимателей.] Интригующий вопрос в том, почему ведущий мировой экономист послевоенной эпохи верил, что просвещенный капитализм неизбежно продвигается к радикальному сокращению рабочих часов. В работе «Экономические возможности для наших внуков» (написанной в 1930 году) Кейнс предсказывал будущее капитализма, где рабочее время людей будет сокращено до трех часов в день. Вместо этого произошло постепенное устранение разделения между работой и жизнью, с работой, пронизывающей каждый аспект появляющейся социальной фабрики.

Взяться за Кейнса — это хорошо (до тех пор, пока учитывается смысл теории и истории), а критика выглядит основательной.

3. Капитализм начал сдерживать производительные силы технологий [Ключевой, но всего лишь утвержденный, тезис] или, как минимум, направлять их к излишне узким целям. [Преднамеренное затемнение разницы между политической и технической «узостью» является здесь главным достижением.] Патентные воины и идея монополизации — современные феномены [Да, идея интеллектуальной собственности сложная], которые указывают как на необходимость капитала двигаться за пределы конкуренции [невозможно по определению], так и на все более ретроградное отношение капитала к технологии [Ничем не подкрепленное утверждение]. Даже верные акселерационистские достижения неолиберализма [= остаточный капитализм] не привели к уменьшению работы и стресса [конечно, потому что работа и стресс — это социобиологические счетчики акселерации]. Вместо мира космических путешествий, футуршока и революционного технологического потенциала, мы живем во времена, когда развитие — это небольшое улучшение потребительских гаджетов [С 1979-ого? Информационная революция что, не произошла?]. Постоянное воспроизведение одного и того же базового продукта поддерживает мелочный потребительский запрос в ущерб человеческой акселерации. [Контейнерные перевозки, спутниковая связь, персональные компьютеры, мобильные телефоны, интернет, кабельное телевиденье, всемирная паутина, социальные сети, геномика, дроны, 3D фильмы, NewSpace, биткойны… что из этого является «тем же базовым продуктом»?]

4. Мы не хотим возвращаться к фордизму. [ОК] Нельзя вернуться к фордизму. [Верно] «Золотой век» капитализма был основан на производственной парадигме упорядоченной фабричной среды, где рабочие (мужчины) получали безопасность и базовый уровень жизни в обмен на пожизненную отупляющую скуку и социальное угнетение. Эта система опиралась на международную иерархию колоний, империй и недоразвитой периферии; внутринациональную иерархию расизма и сексизма; а также жесткую семейную иерархию подчинения женщины. Несмотря на всю ностальгию, которую многие могут испытывать, этот режим не только нежелателен, но и его практически невозможно вернуть. [Фордизм что, отождествляется здесь с «золотой эрой» капитализма? А «неолиберализм» с чем-то другим? То есть система компьютеризированного, предпринимательского и высокоинтенсивного накопления капитала, основанного на конкуренции и экономических стимулах, каким-то образом не будет считаться в достаточной степени «капиталистической»? Такое экстравагантное теоретическое утверждение, несомненно, заслуживает аргументации.]

5. Акселерационисты хотят высвободить производительные силы. [Действительно, превосходное и впечатляющее идео-нейтральное определение нормативного акселерационизма.] В рамках этого проекта не нужно уничтожать материальную базу неолиберализма. Ее просто нужно перенаправить на общие цели. Существующая инфраструктура является той стадией капитализма, которую нужно не уничтожить, а использовать как трамплин для прыжка в посткапитализм. [Нет никакой концептуальной связи между этим политическим боевым кличем и первым предложением.]

6. Учитывая порабощение технонауки капиталистическими целями (особенно с конца 1970-ых), мы, конечно же, еще не знаем, на что способно современное техносоциальное тело. Кто из нас полностью осознает, какой неиспользованный потенциал скрыт в уже созданных технологиях? Наша ставка в том, что истинные трансформирующие потенциалы многих наших технологических и научных исследований остаются неиспользованными и заполненными в данный момент излишними свойствами (или пре-адаптациями), которые после выхода за пределы близорукого капиталистического социуса могут стать решающими.

Не было названо ни одной причины для того, чтобы считать «технонауку» хоть в каком-то смысле независимой от «капиталистических целей», так что риторика «порабощения» абсолютно пустая. Было бы очень интересно увидеть (другой) эксперимент по проведению «посткапиталистической» техносоциальной акселерации бок о бок с капитализмом, а также конкурируя с ним. (Не думаю, что левые посчитают это предложение приемлемым. По мнению правых эксперимент уже проводился бесчисленное количество раз, с закономерными результатами.)

7. Мы хотим ускорить процесс технологической эволюции. [Отлично.] Но мы выступаем не за техно-утопизм. Не верьте, что технология сможет нас спасти. [Откуда здесь взялась проблема сотериологии?] Да, она необходима, но никогда не достаточна без социополитического действия. Технология и социальное тесно связаны друг с другом — изменения в любом из двух провоцируют и усиливают изменения в другом. Если техно-утописты [кто?] выступают за акселерацию на том основании, что она, по их мнению, автоматически преодолеет социальный конфликт, то наша позиция в том, что технология должна быть акселерирована именно потому, что она нужна для победы в социальных конфликтах [9].

Как эти цели взаимодействуют и какую выстраивают иерархию?

(a) Акселерация технологической эволюции

(b) Преодоление социального конфликта

© Господство в социальном конфликте

Если, что похоже на правду, преобладает вариант ©, то акселерация — всего лишь инструментальная подцель. Так можем ли мы назвать Левый Акселерационизм «обусловленным акселерационизмом» (в противоположность необусловленному Правому Акселерационизму)?

8. Мы считаем, что любой посткапитализм потребует посткапиталистического планирования. Вера в то, что после революции люди спонтанно образуют новую социоэкономическую систему, которая не является всего лишь возвращением к капитализму, в лучшем случае наивна, а в худшем — невежественна. Чтобы способствовать этому, мы должны развивать как когнитивную карту существующей системы, так и теоретический образ будущей экономической системы.

Скучающий вздох.

9. Чтобы достичь этого левые должны извлечь пользу из всех технологических и научных достижений, которые стали возможными благодаря капиталистическому обществу. Мы утверждаем, что квантификация — это не зло, которое надо уничтожить, а инструмент, который надо использовать самым эффективным из возможных способов. Экономическое моделирование — это, проще говоря, необходимое условие для понимания сложного мира. Финансовый кризис 2008-ого раскрыл риск слепого принятия математических моделей на веру, хотя это проблема нелегитимных авторитетов, а не самой математики. В анализе социальных сетей, агентном моделировании, аналитике больших данных и неравновесных экономических моделях нужно найти инструменты, которые станут необходимыми когнитивными медиаторами в сложных системах вроде современной экономики. Левые акселерационисты должны стать образованными в этих технических областях.

Снова обусловленный акселерцаионизм. (Это начинает выглядеть так, будто акселерированная технонаука — это огромная идеологическая банка с печеньем.)

10. Любая трансформация общества должна включать экономические и социальные эксперименты. [ОК, но я подозреваю, что «трансформация» уже заражена тоталитарными устремлениями.] Чилийский проект «Киберсин» показателен в этом экспериментальном отношении, сплавляя продвинутые кибернетические технологии со сложным экономическим моделированием и демократической платформой, продемонстрированными в самой технологической инфраструктуре. Схожие эксперименты также проводились советской экономикой в 1950-1960-ых годах, применяя кибернетику и линейное программирование в попытке преодолеть новые проблемы, с которыми столкнулась первая коммунистическая экономика. То, что оба эксперимента в конце концов оказались неудачными, объясняется политическими и технологическими ограничениями, при которых работали эти ранние кибернетики. [Я понимаю, что это не задумывалось как шутка…]

11. Левые должны добиться социотехнической гегемонии: как в сфере идей, так и в сфере материальных платформ. Платформы — это инфраструктуры глобального общества. Они устанавливают базовые параметры того, что возможно: как поведенчески, так и идеологически. В этом смысле они воплощают материальное трансцендентное общества: именно они задают конкретные возможные наборы действий, отношений и сил. Хотя в основном нынешняя мировая платформа склоняется к капиталистическим общественным отношениям, они не являются абсолютно необходимыми. Эти материальные платформы производства, финансов, логистики и потребления могут и будут перепрограммированы и переформатированы для посткапиталитических целей. [Этих размахиваний руками [10] хватит, чтобы донести речь Обамы даже до глухого.]

12. Мы не считаем, что прямого действия достаточно, чтобы достичь хоть одной из целей. Привычная тактика шествий с плакатами в руках и создания временных автономных зон рискует стать утешительным суррогатом эффективного достижения цели. «По крайней мере, мы что-то сделали» — боевой клич тех, кто ставит свою самооценку выше эффективности действий. Единственный критерий хорошей тактики в том, дает ли она значимые результаты или нет. Мы должны покончить с фетишизацией действий определенного типа. Политику нужно рассматривать как набор динамических систем, раздираемых конфликтами, адаптациями и контрадаптациями, а также стратегическими гонками вооружений. Это значит, что каждый отдельный тип политического действия со временем притупляется и теряет эффективность, в то время как другие стороны адаптируются. Ни один тип политического действия не имеет исторической неприкосновенности. Действительно, со временем возрастает необходимость отбрасывать привычные тактики, так как силы и сущности, против которых они направлены, учатся эффективно защищаться и контратаковать их. Отчасти неспособность современных левых поступать таким образом лежит близко к основанию их нынешней немощи.

(Семейная ссора. Я подожду ее окончания молча.)

13. Нужно отбросить господствующую демократию-как-процесс. Фетишизация открытости, горизонтальности и иклюзии большинством современных «радикальных» левых является причиной неэффективности. Секретность, вертикальность и экслюзия — все они также имеют место в эффективном политическом действии (хотя, конечно, не только они).

14. Демократию нельзя определить просто через ее методы — голосования, обсуждения или генеральные ассамблеи. Реальную демократию нужно определять через ее цель — коллективное самоуправление. Это проект, который должен выстроить политику на наследии Просвещения, в том смысле, что только лучше овладев нашей способностью понимать самих себя и наш мир (наш социальный, технический, экономический, психологический мир), мы научимся управлять собой. Нам нужно установить законную, коллективно управляемую вертикаль власти, в дополнение к распределенным горизонтальным формам социальности, чтобы не стать рабами как тиранического тоталитарного централизма, так и непостоянного возникающего порядка вне нашего контроля. Команды Плана должны быть обручены с импровизированным порядком Сети.

15. Мы не пытаемся представить какую-то конкретную организацию как идеальное средство воплощения этих векторов. То, что необходимо (и всегда было необходимо) — это экология организаций, плюрализм сил, резонирующих и взаимодействующих за счет сравнительных преимуществ. Сектантство, как и централизация, — это смертный приговор для левых, так что в этом отношении мы по-прежнему приветствуем экспериментирование с разными тактиками (даже с теми, с которыми мы не согласны).

16. У нас есть три конкретные среднесрочные цели. В первую очередь нам нужно построить интеллектуальную инфраструктуру. Подражая обществу «Мон Пелерин» [11] неолиберальной революции, она будет направлена на создание новой идеологии, экономических и социальных моделей, а также представления о благе, которое заменит и превзойдет истощенные идеалы, правящие нашим современным миром. Это является интеллектуальной инфраструктурой в том смысле, что требует создания не одних лишь идей, но также институтов и материальных путей их внедрения, воплощения и распространения.

17. Нам нужно провести широкомасштабную реформу медиа. Несмотря на кажущуюся демократизацию, предлагаемую интернетом и социальными сетями, традиционные СМИ сохраняют решающее значение в отборе и оформлении нарративов, а также обладают средствами для создания препятствий журналистским расследованиям. Установление как можно большего общественного контроля над СМИ имеет решающее значение для прекращения нынешней репрезентации положения вещей.

18. Наконец, нам нужно воссоздать различные формы классовых сил. Такое восстановление должно выйти за пределы идеи о том, что уже существует органически сформированный мировой пролетариат. Вместо этого нужно стремиться связать вместе разрозненное множество частичных пролетарских идентичностей, зачастую воплощенных в постфордистских формах прекарного труда.

19. Над каждой из этих задач уже работают группами или индивидуально, но этого недостаточно, ведь каждый работает сам по себе. Необходимо, чтобы все три имели обратную связь друг с другом, где каждый модифицирует нынешнюю связь таким образом, что другие становятся все более и более эффективными. Цепь положительных обратных связей инфраструктурных, идеологических, социальных и экономических трансформаций, создает новую сложную гегемонию, новую посткапиталистическую техносоциальную платформу. История показывает, что всегда существовал большой набор тактик и организаций, который вызывал систематические изменения. Этот урок нужно усвоить.

«Цепь положительных обратных связей» — наконец-то, теоретическая связь с темой акселерации. Изначально пренебрегая любой серьезной аналитикой актуальной капиталистической цепи положительных обратных связей, на которой зиждется вся историческая тема акселерации, а теперь представляя ее в чисто спекулятивной манере, в связи с еще-не-существующей программой левых акселерационистов. Паразитическая конструкция этого аргумента (захапать реальные достижения, чтобы разбазарить их на мечты) говорит намного больше, чем ей хотелось бы.

20. На самом практическом уровне мы считаем, что для достижения каждой из этих целей левые акселерационисты должны более серьезно задуматься о притоке ресурсов и денег, необходимых, чтобы построить новую эффективную политическую инфраструктуру. Кроме «власти народа» в виде толп на улице, нам нужно любое финансирование: от правительств, институций, аналитических центров, союзов или частных благотворителей. Мы считаем, что размещение и перемещение таких финансовых потоков необходимо, чтобы начать реконструкцию эффективных левых акселерационистских организаций.

«Мы хотим денег, но без капиталистических стимулов, пожалуйста.»

21. Мы заявляем, что только прометеанская политика максимального господства над обществом и его окружающей средой способна как решать глобальные проблемы, так и достичь победы над капиталом. Это господство нужно отличать от того, которое столь любили мыслители первоначального Просвещения. Лапласовская вселенная в виде часового механизма, которой легко управлять, имея достаточное количество информации, давно не соответствует актуальным серьезным научным представлениям. Но это не повод для нас уподобляться усталым остаткам постмодернизма, который осуждает господство (mastery) как протофашизм, а власть (authority) как сущностно нелегитимную. Вместо этого мы предполагаем, что проблемы, постоянно преследующие нашу планету и наш вид, обязывают нас вернуть господство в новом и более сложном виде. Хотя мы не можем предсказать точные последствия наших действий, мы можем определить диапазон вероятных исходов. Такой комплексный системный анализ должен быть связан с новой формой действия: импровизационного и способного реализовывать проект на практике, работая со случайностями (contingencies), которые он обнаруживает только в ходе своей деятельности, в политике геосоциального творчества и изощренной рациональности. Форма абдуктивного экспериментирования, которая ищет лучшие способы действия в сложном мире.

«Мы хотим денег, а потом господства.»

22. Нам нужно возродить классический аргумент в пользу посткапитализма: капитализм — это не только несправедливая и извращенная система, но также система сдерживающая прогресс. [Все еще абсолютно необоснованно.] Наше технологическое развитие подавляется капитализмом в той же мере, в какой оно им освобождалось. [То же самое] Акселерационизм — это общая убежденность, что эти потенции могут и должны быть освобождены за счет движения за пределы ограничений, накладываемых капиталистическим обществом. [То же самое] Движение за преодоление наших нынешних ограничений должно включать в себя нечто большее, чем простую борьбу за более рациональное глобальное общество. Мы считаем, что оно должно также включать возрождение мечты (которая захватила многих, начиная с середины XIX века до рассвета неолиберальной эры) о движении Homo Sapiens к выходу за пределы Земли и наших нынешних телесных форм. Сегодня эти образы считаются реликтами более наивных времен. Однако они не только выявляют поразительную нехватку воображения нашей собственной эпохи, но и предлагают перспективу аффективно бодрящего и интеллектуально стимулирующего будущего. В конце концов, только посткапиталистическое будущее, ставшее возможным благодаря акселерационистской политике, которая однажды сможет обеспечить выполнение долговых обязательств космических программ середины ХХ века, выйти за пределы мира минимальных технических усовершенствований по направлению к всеохватывающим изменениям. К эпохе коллективного самоуправления и в должной мере иного будущего, влекущего за собой и дающего возможности. К завершению проекта Просвещения скорее через самокритику и самоуправление, а не путем упразднения.

Подчинить техносоциальную акселерацию «коллективному самоуправлению»? Больше похоже на мечту. Мы все еще в ловушке ярлыков «условного акселерационизма»?

23. Мы стоим перед тяжелым выбором: либо глобализованный посткапитализм, либо медленная фрагментация по направлению к примитивизму, вечному кризису и планетарному экологическому коллапсу. [Ни один исход не звучит правдоподобно в дальней перспективе, но на этом этапе мы уже углубились в догматы веры, так что, возможно, это не имеет значения.]

24. Будущее нужно создавать. Оно было разрушено неолиберальным капитализмом и сведено до уцененной перспективы большего неравенства, конфликтов и хаоса. [А почему «будущее» исключает «неравенство, конфликты и хаос»? Как обратный вариант…] Этот крах идеи будущего является скорее симптом регрессивного исторического статуса нашей эпохи, а не признаком скептической зрелости, в чем нас пытаются убедить циники со всего политического спектра. Акселерационисты продвигают более современное будущее — альтернатива современности, которую неолиберализм по своей природе не способен создать. [Последний приступ пустословия (hand-waving).] Будущее должно быть снова взломано, открывая наши горизонты к универсальным возможностям Внешнего [12]. [«Должно» ничего не значит, а «универсальные» ничего не добавляет, но в остальном это отличное предложение — кульминация торопливой идео-нейтральной экзалькации.]

Естественно, самый важный вопрос: Что будет дальше…?

________________________________________________________________________________

[1] Начало каждого поста обозначено как (#1), (#2), (#3) соответственно.

[2] Self-valorization — можно буквально перевести как переоценку самого себя. Понятие введено Негри и Хардтом. В русском переводе «Империи» слово не выделяется как специальный термин и переводится как «самостоятельность», что является грубой ошибкой переводчика, так как это один из ключевых концептов Негри. Само-валоризация — это создание революционного самосознания через противостояние капитализму и осознание своих интересов.

[3] Новый курс Рузвельта — по сути кейнсианский комплекс мер и программ, направленных на выведение США из великой депрессии 1930-ых, а также на ее предотвращения в будущем. Сторонники нового курса утверждают, что новый курс вывел страну из кризиса, критики же говорят, что новый курс лишь усугубил и продлил кризис.

[4] Великое общество — аналог нового курса Рузвельта, проводимый Джоном Кеннеди, а позже Линдоном Джонсоном. Был направлен на снижение бедности и предотвращение будущих кризисов. Также имеет спорный статус.

[5] Калькуляционный аргумент Мизеса — аргумент против плановой экономики. Базовая идея в следующем: при свободном рынке отношения спроса/предложения, покупки/продажи и т.п. показывают, где существует избыток, а где дефицит. Становится понятно, как рационально распределить ресурсы. При плановой экономике цены формируются не реальными рыночными отношениями, а предзаданной экономической моделью. Следовательно, ресурсы распределяются нерационально.

[6] Возможно, ссылка на бриколаж в смысле шизофренического производства у Делеза и Гваттари.

[7] Аффективный труд — термин Негри, обозначает сферу обслуживания, где преобладает общение с людьми.

[8] Laissez-faire — концепция, главной идеей которой является требование минимального вмешательства государства в экономику.

[9] В оригинале «to win social conflicts». В английском языке есть неоднозначность, это можно перевести и как «для победы в социальных конфликтах», так и «для победы над социальными конфликтами». Лэнд в своем комментарии явно склоняется к первому.

[10] В оригинале «hand-waving». Дословно означает «размахивание руками», но это также идиома, которая описывает ситуацию, когда человек делает утверждение без объяснений или аргументов в ситуации, где они требуются.

[11] Мон Пелерин — организация, созданная по инициативе Фридриха фон Хайека в 1947-ом. Среди ее членов было много известных экономистов, политологов и философов: Милтон Фридман, Людвиг фон Мизес, Карл Поппер и др. Цель организации в продвижении идеалов свободного общества, свободного рынка, минимального государства и т.п.

[12] В оригинале «Outside» — в терминологии Лэнда это ужасающее беспредельное не-человеческое бытие, выходящее за пределы восприятия и описания. Акселерационисты используют этот термин в более общем смысле, с явно менее мрачной перспективой.