Реставрация памяти

Введите описание картинки

За весь период творческой биографии архитектор Константин Мельников осуществил в натуре 27 архитектурных проектов.

22 из них — в Москве. Отреставрировано было всего 4. 1 — отреставрирован, но перестроен. 1– отреставрирован с утратой планировки и интерьеров. 2 — сохранились лишь частично. 8 — нуждаются в реставрации. И 6 — не сохранились вообще.

Такова безрадостная статистика нашего обращения с культурным наследием города вообще и памятниками одного из лидеров эпохи не только советского, но и мирового архитектурного авангарда в частности.

Вернуть Мельникова в центр внимания, отреставрировать память о нем и его достоянии взялись режиссер Анастасия Патлай и драматург Нана Гринштейн​. В это сложно поверить, но они оказались первыми (!), кто столь подробно, обширно и глубоко обратились к архиву великого архитектора.

В результате получилась масштабная пьеса, составленная полностью из личных писем, дневниковых заметок, газетных статей, на основе которой возник спектакль “МЕЛЬНИКОВ. Документальная опера”.

Первое, на что хочется обратить внимание — выбор места проведения спектакля. Это — флигель “Руина”, расположенный в Музее архитектуры имени Щусева. Открывшись в мае прошлого года, флигель стал самым значительным явлением грамотного сохранения архитектурных памятников, демонстрирующим, что их можно не только сносить или переделывать под “евроремонт”.

В здании с 200-летней историей сохранена подлинная фактура со всеми наслоениями эпох. Кирпичные стены, остатки колонн, старинные деревянные (!) перила и балясины. Новые материалы внедрялись только по необходимости, при тщательном разграничении старого и нового. Так памятник архитектуры стал памятником памяти, а точнее ее “руиной”.

И вот на верхнем этаже этой руины по периметру рассаживают зрителей. Нижнее перекрытие в центре отсутствует (сохранены лишь деревянные балки), и зрители могут рассматривать открытые кирпичные своды нижнего яруса как один из постоянных экспонатов выставочного пространства.

В этом пространстве появляется Мельников. Точнее их сразу двое. Молодой Мельников-архитектор (Егор Морозов) и Мельников-старик (легендарный народный артист Игорь Ясулович​). Они находятся этажом ниже, словно навсегда запертые на дне памяти, отделенные от зрителя дистанцией.

Эта же дистанция разделяет и их самих.

Молодой, дерзкий архитектор громоздит далеко идущие, амбициозные планы, его карьера и личная жизнь складываются невероятно удачно: он женится и отправляется строить павильон СССР на Международную выставку в Париже. Вот только реплики этих планов раздроблены между мечущимся по пространству молодым Мельниковым-архитектором и Мельниковым-стариком, задумчиво смотрящим в окно.

Их разделяют годы тяжелой судьбы — успех в Париже (павильон оказывается лучшим на выставке), сложности с переездом в Париж супруги и возникающие на этой почве конфликты, постройка легендарно дома-шедевра из двух цилиндров в Москве, где позднее они поселятся, и последующие за всем этим — отлучение от профессии, попытки найти себя в живописи, одиночество в своем доме-шедевре, поток критики, отторжение и непонимание обществом и 30 (!) лет забвения при жизни.

Вся жизнь Мельникова последовательно и размеренно разворачивается на нижнем ярусе. Молодой Мельников-архитектор бегает по кругу, суетиться, выкрикивает, пока Мельников-старик ретроспективно прокручивает кинопленку своей жизни, чтобы найти утешение в идее личной свободы — в осознании величия собственного наследия и вере, что оно неизбежно вернется к людям.

Пространство нижнего яруса зрителям едва видно. То балки перекрывают обзор, то колонны. Если молодого Мельникова еще можно разглядеть, поскольку он импульсивно перемещается по всему пространству памяти, то Мельников-старик почти не двигается с места, прячась от непонимания общества.

Однако в режиме реального времени камеры транслируют изображения с нижнего яруса на экраны под потолком верхнего этажа. На руины памяти нельзя смотреть напрямую, их можно увидеть только ретроспективно, с художественной дистанцией, которая здесь достигается вмонтированными в трансляцию изображениями шедевров Мельникова. Больше никому на этот нижний ярус доступа нет. На руинах памяти может находиться только архитектор, и лишь временно допущенные и иногда выхватывающие обрывки его жизни видеокамеры.

Жена архитектора Анна (Елизавета Витковская​) в спектакле присутствует все время, но находится на верхнем ярусе вместе со зрителями. Она не в одном с ним пространстве. Между ними также непреодолимая дистанция. Все их общение происходит лишь перекрикиваниями, которые разрезая почтительную тишину, все равно дистанцию преодолеть не могут. В определенный момент она заткнет уши наушниками, безразлично отстранившись от происходящих в Мельникове сомнений. Она его больше не слышит, видеть они друг друга не могут.

Также на верхнем ярусе среди зрителей располагаются музыканты — солисты театра голоса Ла Гол​ под руководством Натальи Пшеничниковой. Если все общение трех главных героев происходит декламационно, с зачитыванием документальных материалов, то этот ансамбль отвечает за оперу. Пять виртуозных солистов лишь прорезают действие спектакля, выражая разные взгляды как самого художника, так и на него (с позиции зрителей).

Композитор Кирилл Широков тонко почувствовал предложенный режиссером формат. Какой должна быть музыка для документального спектакля? Правильно, никакой. Иначе “художественность” уничтожит документ. Музыка здесь отрекается от самой себя и лишь обостряет тишину, то останавливая время действия, то сворачивая его в новое русло.

Как и сомнения Мельникова (что мечтательные в молодости, что гнетущие в старости) эти пять голосов сливаются в полифонию. Полифонию памяти. Причем партитура, следуя конструктивистскому стилю Мельникова, сама содержит тонкие, ненавязчивые отсылки к музыкальному конструктивизму: здесь и поиск неординарных звучаний (скрежет по стальным перилам) и механистично повторяющийся ритм, и легкое остинато в полифонии голосов.

Наступающая же после музыкальных элементов тишина формирует основу звукового ландшафта, причем импровизационно — она обличает урбанистические, индустриальные звуки стремительно проносящегося вокруг “руины памяти” города, безучастного к ней так же, как и к архитектурному наследию художника. Тишина достигается настолько властная, что зритель боится пошевелить даже пальцем, буквально слыша “как идет на глубине вагон метро”.

Тех, кто ожидает оперу в “широком” представлении, ждет некоторая неожиданность. Композитор здесь буквально следует определению оперного жанра — музыкально-драматическое произведение, основанное на синтезе слова, сценического действия и музыки. Музыка, действие и слово в этом спектакле — равнозначно распределенные функциональные части, складывающиеся в единое звуко-визуально-смысловую герметично конструкцию, которая требует от зрителя высокой концентрации. Слишком долго великий художник провел в забвении, чтобы не уделить ему пару часов.

Но несмотря на свою документальность, за счет выстраивания многоплановых, многоуровневых дистанций, спектакль исключительно репрезентацией биографии художника не ограничивается. Здесь отчетливо проступают почти все общечеловеческие оппозиции молодость-старость, человек-общество, любовь-равнодушие, успех-забвение, свобода-гнет, гениальность-посредственность.

Поэтому даже, если день выдастся не самым располагающим к концентрации, спектакль позволяет воспринимать себя в свободной форме и увидеть историю про то, что больше всего волнует в конкретную минуту.

Следующий показ пройдет 30-го марта 2018-го. Билеты совсем скоро обещают появиться вот по этой ссылке: https://dom-melnikova.timepad.ru/event/652299/ На этот показ будут приглашены отборщики “Золотой Маски”, поэтому мест в продаже будет совсем немного.

Поэтому лучше — постараться запомнить. Запомнить, чтобы отреставрировать память (пусть не коллективную, но хотя бы собственную).

___________

Источник материала, фото, видео и комментарии: https://www.facebook.com/inner.emigrant/posts/395491420899767

Самые свежие обзоры и обсуждения театральных и музыкальных событий всегда первыми в Facebook:
https://www.facebook.com/inner.emigrant