Направленная селекция. О кейсах харассмента в университетах
Специально для Insolarance философ Марк Вигилант рассказывает о том, что делать с харассментом в университетах, чтобы по ходу борьбы за справедливость не забороть высшее образование.
Примечание: мнение редакции может не совпадать с позицией автора.
Всех, кто учился или всё ещё
Будь я тем самым моральным монстром, то был бы в замешательстве и не знал, что выбрать. Ведь с одной стороны, пускай страдают похотливые скучные мужики и тетки, привыкшие пользоваться административной властью. С другой стороны — тем, кто решил стать образованным взрослым, полезно узнать на своей шкуре кое-что про несправедливость и сексуальность. Узнать, что такое жизнь, которая плевать хотела на ваши планы и предрассудки. Просто я привык мыслить последовательно и реалистично — и в этом проблема. Со мной, у других. Моё мышление прекрасно знает как можно долго витать в облаках всяких «вот если бы» и «кто-то должен», но как только дело касается обыденной реальности (например, вуза, на который вы и я потратили отнюдь не воображаемое время), то я предпочитаю всем прочим одну простую максиму: «Делай что хочешь, но не пытайся переть против реальности (это всегда и всем выходит боком)». Плевать против ветра — занятное развлечение, но странно было бы ждать, что оплеванным останется ветер, а не вы.
Поэтому прежде чем обсуждать эту тему, то стоит прояснить две идеи.
Первая. Само слово «харассмент» — ерунда
Ясно-понятно, что не во всякую эпоху можно было запросто пожаловаться на патрона или сеньора, да и не любую жалобу рассматривали, но последним поколениям грех жаловаться. Тем более, что с «харассментом» не получается светлой борьбы за всё хорошее. Вместо этого на практике мы чаще видим попытки утащить в серую зону моральной ответственности как реальное насилие (и прямое, и психологическое), так и обидное «ничего не было». Обиды бывают неадекватными, но об этом нельзя говорить, особенно про тех, кто успел натянуть на себя вериги жертвы. Если вы что-то понимаете про людей, то вы уже и так знаете зачем это делается. Если нет — поймете к концу текста.
Вторая идея. Домогательства в университете важно и нужно обсуждать, выслушивая разные точки зрения, чтобы хоть как-то отрегулировать это явление. Решения в духе «всё всем запретить» отбрасываем сразу — если речь идет о совершеннолетних дееспособных субъектах (и других в университете быть не должно) это и неправильно, и не работает. Вариант некоторых пожилых ловеласов в духе: «А что такого?» тоже не обсуждается, потому что это только плодит проблемы. Нужно искать адекватную форму и только через дискуссию.
Напротив, по поводу школ никаких дискуссий быть не может — там ничего подобного быть не должно, причем под угрозой химической кастрации и пожизненной маргинализации всякому (конечно, только по суду и с вещественными уликами). Обсуждать здесь тоже нечего. Конечно, существуют такие девиации (педофилия и эфебофилия) — они не исчезнут если их запретить, но они не должны смешиваться с педагогикой, ради блага детей. Сами подростки порой и заявляют, что не видят ничего плохого в получении сексуального опыта с
Поэтому мои тезисы совершенно просты. Но неприятны, как неприятна реальность, что не соответствует уже придуманным умным словам или чьим-то частным пожеланиям, облеченным в форму обязательств. Альтернатив нет: только приняв устройство жизни, можно найти либо удачные формализмы для регуляции, либо осторожные и работающие способы изменить чью-то действительность к лучшему. Улучшения всем и сразу — это жанр, над которым мироздание регулярно и
Я увлекся. Итак, три простых тезиса.
Первый тезис. Смешение отношений (деловых, учительско-ученических, любовных, властных) в университете неизбежно, просто потому что так устроены люди. Пока кто-то может влюбиться в другого, потому что он обладает определенными знаниями или умеет что-то делать, это будет происходить. Пока сексуальность способна конвертироваться во власть и влияние, любой социальный институт с иерархиями и статусами будет провоцировать как употребления, так и злоупотребления этим. Или мы теперь все дружно дискриминируем сапиосексуалов? Нет никаких чудесных решений (от всё запретить до всё разрешить), есть лишь один ответ: взрослые сами решают и сами отвечают за последствия — на свой страх и риск. Не университет, а они сами решают с кем спать и, что важнее, как относиться к намекам, заигрываниям, шантажу, угрозам и прочим формам принуждения.
Как ни удивительно именно последнее очень сильно не нравится многим борцам за справедливость: они уверены, что только их точка зрения на то, что обижает, а что нет — верна. Как будто секс уже осудили на ассамблеях ООН и ВОЗ, а поэтому теперь всякий имеет право рассуждать в том ключе, что любой намек на сексуальность унижает и травмирует. Интересно что вы будете делать с кейсом, когда студентка обвинит преподавателя в том, что он её глубоко психологически травмировал тем, что не оценил как женщину? Не окажется ли вдруг, что такой случай заранее будет восприниматься, как менее серьёзный?
Более того, самая невыносимая вещь для многих — не сам домогатель, а тот или та, кто извлекает из этого выгоду лично для себя. Поэтому университету не нужны особые правила по харассменту, нужно просто бороться с коррупцией и непотизмом в любой форме. Ведь именно эти явления и задевают большинство. Кстати, не шучу: отсутствие выгод от мутных отношений с
Заметьте, я предлагаю в чистом виде левую идею: справедливость в оценке достижений при равенстве доступа. Но современные активисты предпочли забыть ее и заткнуться на сей счет. Как, например, в западных колледжах, где девушкам крайне безопасно обвинять в харассменте только белых мужиков, но как только дело касается представителя в-прошлом-угнетаемой-расы — то она сама попадает под удар толерантных борцов с дискриминацией. При этом отличие моего подхода в том, что нам стоит сдерживать явные нарушения (высокие оценки через постель), но нельзя превращаться в идеалистичных идиотов — красота, харизма, сексуальность все равно будут участвовать и влиять, наберите вы в преподаватели хоть евнухов, хоть престарелых и закаленных в боях феминисток.
Второй тезис. Для университетской системы (особенно для тех, кто находится на самом верху) нет никакой принципиальной разницы, что она декларирует и осуществляет — «нулевую толерантность к харассерам» или «невынос сора из избы». Имеет значение лишь то, как эти практики увеличивают или перераспределяют власть управляющих. Я крайне скептичен в отношении людей: если в России до сих пор нигде толком не работали этические советы и комитеты, с чего бы вдруг заработать предлагаемым сегодня партсобраниям по разбору жалоб на харассмент? Когда же они заработают, то вы увидите, как удивительно удачно этот инструмент используется против неугодных преподавателей и студентов. Да он больше ни для чего не годится, разве что еще для усиления непотизма — не сомневайтесь, состав таких советов будет состоять из специфически ангажированных людей. Из сторонников модных теорий в области гендера или поборников непопулярных политических взглядов.
В отличие от стеснительных мелких коррупционеров, идейные никогда не стесняются открыто следовать двойным стандартам прямо по завету генерала Франко: «Друзьям — всё, врагам — закон». А-то мы не видели как отмазывают «своих»? Все эти «это был не харассмент — он хороший человек с правильными взглядами, у него просто была депрессия, и он был в поиске своего гендера, вот и примерил такую роль, но это ж несерьезно, она сама виновата в том, что не была достаточно чувствительна и проницательна чтобы понять игровой характер действия» и прочее бла-бла-бла… Поэтому чему тут радоваться — неясно. Запуск любых инструментов с неформализованной и неквантифицированной моральной оценкой в университете — это дорога в один конец, в котором университетов нет, да и не надо.
Причем, все эти рассуждения о дополнительных правилах и специальных комиссиях с трудом вписываются даже в концепцию образования как услуги. Допустим университет должен дать вам (за ваши или государственные деньги) диплом, а с ним некоторые знания и компетенции. Плюс подобающие условия для их получения. Означает ли это полный психологический комфорт? Нет, потому что в таком «детском саду для взрослых» первым делом рухнут мотивация и качество. Ставить оценки, выбирать лучших и худших, отсеивать неуспевающих и т.д. и т.п. — все это важные ограничители. Как собственно и наличие конкуренции и конфликта, которых как раз и хотят избежать ранимые и их благодетели. Домогательства портят условия, кто бы спорил, но борьба с ними, предполагающая серьезное вмешательство в процесс — дело не исправит, а попутно загубит и все остальное. Это просто вторичные заскоки, которые оплачивать вам. Потребление чая или кофе тоже имеет отношение к зубам, но представьте, что в чек за любые стоматологические услуги войдет организация и содержание дискуссионных кружков врачей по спорам о том, стоит ли их клиентам предпочитать кофе или чай. Помимо явно непродуктивных трат, лично у меня еще возникает весомое подозрение, что это не ваше собачье дело.
Третий тезис. Наука и активизм совершенно не сочетаются, возможно потому что активизм — современный аналог религиозного фундаментализма. Как проницательно заметила одна барышня: у активизма нет религии, он и есть религия активистов. В самом мягком варианте активист в науке требует привилегий и исключений для себя, не понимая, что эти правила так сказать «несущие», и их нельзя убрать. Почитайте замечательный пример, а могло быть хуже, но не волнуйтесь — будет. Университеты либо научатся отфильтровывать подобный контингент, либо погибнут. Любая слишком активная попытка зарегулировать преподов под знаком презумпции вины в домогательствах грозит разрушить всё то, что включено в понятие университетского обучения, за исключением выдачи дипломов. Более того, среди студентов самые шумные активисты очень быстро формируют привилегированную группу (подобно квнщикам, спортсменам, подлизам) — их стараются не трогать. Эй, погодите, а разве не подобный тип людей больше всего бесит и борцов за справедливость, и тех, кто пришел за образованием?
Просто поразмыслите над этим без эмоций как над определённого рода селекцией. Предположим введены новые правила, сильно карающие университетских домогателей, в течении следующих 5-10 лет происходит желанное «очищение рядов». Возможно на первый взгляд в краткосрочной перспективе мы получим новое поколение выпускников без травм от харассмента. Хотя я думаю на место этих придут другие психологические проблемы, да и отсутствие травм порождает не счастливых, а непуганых людей (а им еще взрослую жизнь жить). Более серьезная селекция будет происходить в составе обучающих. У меня для вас не оптимистичные предсказания: таким маневром из универа выдавят как худших, так и лучших. Останется посредственность, которая вновь поделится на тех, кого интересует наука и обучение, и тех, кого интересуют зарплаты и должности. Угадайте кто в итоге победит, вытеснив остальных с помощью обвинений в домогательствах?
Конечно, в универе есть те, кто в нем видит просто синекуру: они живут по принципу «чего бы урвать с работы» и домогательства входят в список их опций. Такие «худшие», впрочем, умеют не попадаться, чего не скажешь про талантливых «лучших», которые довольно часто представляют из себя людей со странностями или просто с повышенным влечением (потому что познание и секс тесно связаны, по сути оно черпает свой импульс из витальных позывов). Но и те, и другие должны наказываться за противоправные деяния, а не потому что кто-то решил вернуться к викторианским нравам. Если вдуматься, вытеснение лучших и средних из университета — это очень серьезный провал в долгосрочной перспективе.
Хотя если подумать, то возможно изменения, что обрушат качество обучения, произойдут довольно быстро. Ведь ничего хорошего выдать из себя не сможет запуганный преподаватель, больше толку даже от
Подведем итог: нечеткие понятия и мутные схемы оценки — все это про власть. И это все, что нужно знать про то, почему не нужны в университетах программы борьбы с харассментом. За власть крепко держатся и не упустят ее те, кто наверху иерархии вузов. Возможно на время кусочек власти оторвут самые шумные и самые обиженные активисты, борющиеся за свои привилегии от имени меньшинств. Но это иллюзия, они просто поработают инструментом, и будут отодвинуты в сторону (разве что пару лидеров подвинут наверх, чтобы успокоить брожения). Качество же работы вуза явно не улучшится, как и самочувствие большинства учащихся. Кому нужен такой эрзац-университет?
Университет, ставший заботливой опекой, очень скоро начнет не только «делать атата» злым харассерам, но и заглядывать вам в трусы, карман и душу. На «заниматься вашим образованием» времени станет сильно меньше и у вас, и у всей структуры. Взрослые люди просто принимают решения и следуют им. Домогаются? Можно игнорировать, высмеять, дать в морду, жаловаться вышестоящим. Все решения рискованны. А вы как хотели?
Тут, как заметил Бродский, «приписывать себе статус жертвы» — самый худший выбор. Выбор только ваш, за который вам и расплачиваться. Или, как сказала Камилла Палья: «Феминизм со своим журавлем в небе в виде несбыточных фантазий об идеальном мире не позволяет молодым женщинам воспринимать мир таким, каков он есть». Любая философия жизни, в том числе та, что «поддерживает высокоэнергичную конфронтацию» — лучше, чем идеализм, особенно относительно секса.
Если вы боитесь думающих о сексе людей и жизни вообще, в университет лучше не соваться, там повсюду занятые познанием. Познающий — тот еще фрукт. Это человек устремленный к получению нового опыта и отъёму знаний у реальности. Кто знает, что ему придет в голову, а вдруг он захочет познать и вас?
Автор текста: Марк Вигилант.