Жан Бодрийяр. Поимей свою мать!
Специально для Insolarance Алексей Кардаш перевёл провокационную статью Жанна Бодрийяра, в которой французский философ рассуждает об иммиграции, кризисе европейской идентичности и политике интеграции.
Читайте эту и другие статьи на сайте Insolarance:
За одну ночь должны сгореть полторы тысячи автомобилей, а затем по нисходящей — 900, 500, 200 и так, пока мы не приблизимся к ежедневной «норме» и не заметим, что каждую ночь в нашей дорогой Франции поджигается порядка девяноста машин. Получается своего рода вечный огонь, как у Триумфальной арки, только этот пылает в честь Неизвестного Иммигранта. Конечно, после драматичного пересмотра записей, уже известного, но всё ещё предельного фиктивного (trompe l’oeil).
Одно можно сказать точно, французское исключение, которое началось с Чернобыля, прошло. Радиоактивное облако нарушило границу, и крах «французской модели» начался задолго до того, как мы это заметили. Но французы успокаивают себя тем, что распадается не только их, но и вся Западная модель. Не только
Первый вывод, который стоит сделать из осенних беспорядков [2], аннулирует все благочестивые официальные проповеди. Общество, которое и само распадается, не имеет и шанса интегрировать иммигрантов, которые одновременно и продукт, и жестокие аналитики этого распада. Суровая реальность такова, что если мигранты окажутся вне нашей политической игры, то мы окажемся в глубоком кризисе идентичности. Проблемы иммиграции — это лишь симптомы разобщённого общества, которое не согласно само с собой. Как заметила Хели Беджи, социальный вопрос об иммиграции — это лишь более явная и грубая иллюстрация изгнания европейца из его же общества. Неприглядная истина состоит в том, что граждане Европы более не интегрированы в «европейские» или «французские» ценности и, не сумев принять их, могут лишь пытаться подсунуть эти ценности другим. Добровольно или насильственно.
Мы больше не можем говорить в терминах интеграции. К слову, интеграции во что? Французы и есть прискорбное зрелище «успешной» интеграции в банальный, технический и комфортный образ жизни, о котором мы заботимся, чтобы не задавать себе лишних вопросов. Мы говорим об интеграции во Францию, чтобы найти самоопределение, которое в самой Франции найти не смогли. Такова отчаянная французская мечта.
Мы не сможем двигаться дальше до тех пор, пока не поймём, что французское или, если шире, европейское общество своим процессом социализации изо дня в день скрывает и вместе с тем производит дискриминацию, жертвой которой оказываются иммигранты. Но далеко не только они одни. Таков баланс неравного обмена, называющегося «демократией». Общество должно столкнуться с угрозой более серьёзной, нежели любые противостоящие силы — с собственным отсутствием, потерей реальности. Ведь вскоре оно будет определяться исключительно инородными телами, мучающимися на периферии. Теми, кого выслали, но кто теперь изгоняет общество из себя. Их жестокая интерпретация вскрывает проблемные точки и, таким образом, даёт возможность осознания ситуации. Если бы французское общество преуспело в интеграции собственной социальной периферии, то оно бы прекратило существовать.
Но, опять же, дискриминация по-французски — это только микромодель всемирного разрыва, который под ироничным знаком глобализации ставит две непримиримые вселенные лицом к лицу. Подобный анализ можно повторить и на глобальном уровне. Международный терроризм — это лишь симптом раскола самопротиворечивой личности мирового правительства, которое борется само с собой. Касаемо поиска решения одинаковое заблуждение возникает на всех уровнях от наших пригородов (banlieues) до исламских стран — фантазия о том, что возвышение всего остального мира до уровня жизни Запада, решит все вопросы. В действительности разрыв находится гораздо глубже, и даже если собравшиеся западные государства на самом деле захотят разрешить его (в чём есть основания сомневаться), то они бы не смогли. Им мешают механизмы их собственного выживания и превосходства. Механизмы, которые, несмотря на все благочестивые разговоры об общечеловеческих ценностях, служат только укреплению власти Запада и, тем самым, формируют угрозу коалиции сил, которые сокрушат его или хотя бы мечтают об этом.
К сожалению или к счастью, у Европы более нет инициативы. Она больше не контролирует события, как делала это веками, но находится во власти нависающей угрозы ответных ударов. В ретроспективе мы можем сожалеть о подобном банкротстве Запада, но «Бог улыбается тем, кого видит, осуждая зло, причина которого — они» [3].
Таким образом, этот ответный огонь пригородов напрямую связан с мировой ситуацией. Удивительном образом об этом нигде не упоминается, и это событие недавней истории тщательно скрывается, но с тем же невежеством, что и бунтовщики громили пригороды, Франция проголосовала «Нет» на конституционном референдуме Евросоюза [4]. Потому что нет тех, кто голосовал «Нет», не зная почему (просто из нежелания играть в игру, в которую они регулярно попадают, как в ловушку) или без понимания зачем. Их голос — это тоже отказ от интеграции, проявление нежелания интегрироваться в блаженное «Да» для «готовой к заселению» Европы. Их «Нет» — это также голос тех, кто исключен из системы представительства. Тех, кто как и мигранты изгнан из процесса социализации. Они проявили то же безрассудство и безответственность в акте разрушения Евросоюза, что и молодые иммигранты, которые поджигают собственные кварталы и школы, как чернокожие в Уоттсе и Детройте в 1960-х.
Сейчас многие в культурном и политическом смысле живут в собственной стране как иммигранты. Живут в стране, которая более не может предложить им национальной принадлежности. Как выразился Робер Кастель — все разобщены [5]. Остался лишь короткий шаг от разобщенности к desafio — неповиновению и соперничеству. Все исключённые, аффилированные, будь то иммигранты из пригородов, африканцы или «коренные» французы, в тот или иной момент превращают свою разобщенность в неповиновение и переходят в наступление. Наступление — это их единственный способ не быть ни униженными, ни оставленными, ни даже принятыми на попечение. Этот аспект проблемы маскируется мейнстримной социологией, которая говорит об ассимиляции, рабочей занятости и безопасности, но я не уверен, что бунтовщики попадаются на удочку и что их интересует реинтеграция в этих плоскостях. Несомненно, они смотрят на французский образ жизни с той же снисходительностью или безразличием, с которым мы смотрим на их несчастья. Возможно, им милее созерцание горящих машин нежели мечта о том, что однажды они будут водить их. Не уверен, что их реакция на
Западная культура сохраняется только благодаря стремлению всего остального мира получить доступ и присоединиться к ней. Когда возникает минимальный признак отказа, малейшее ослабление этого желания, то Запад теряет соблазн в собственных глазах. Он пытается стать заботливой матерью, но «лучшее», что он предлагает — машины, школы, торговые центры — сожжено и разграблено. Инструменты, посредством которых поджигатели машин должны были воспитываться, интегрироваться и получать материнскую заботу, всё, с помощью чего мы хотели объединиться, отвергнуто, чёрт подери. «Поимей свою мать!» [6] — похоже, таков ответ и лозунг социальных окраин. И чем больше будет попыток стать для них матерью, тем чаще они будут её иметь. Видимо, хорошо бы пересмотреть принципы нашей гуманистической психологии.
Конечно, ничто не помешает нашим просвещённым интеллектуалам и политикам рассматривать осенние беспорядки как небольшие инциденты на пути к демократическому примирению всех культур. Хоть всё и указывает на обратное. На то, что произошедшее — это последовательная фаза восстания, которому не видно конца.
И я бы очень хотел сделать чуть более радостный вывод, но какой?
Автор перевода: Алексей Кардаш.
Отдельная благодарность за помощь в переводе Ивану Белоногову.
[1] Мелилья — испанский город-эксклав на границе с Марроко, где он огорожен колючей проволокой характерного внешнего вида. Через этот город и Сеуту лежит известный путь нелегальной иммиграции в Испанию. Наиболее заметные случаи произошли через 9 лет после того, как Бодрийяр написал свою статью, в 2014 году, когда, как писали массовые СМИ, африканские мигранты взяли Мелилью штурмом. В 2019 году власти Испании пообещали избавиться от колючей проволоки, обосновав своё решение тем, что от неё страдают мигранты.
[2] Здесь говорится о французских массовых беспорядках 2005-го года, которые начались в пригородах после смерти двух подростков североафриканского происхождения.
[3] Цитата Жака-Бенинь Боссюэ.
[4] Речь о ситуации, когда в 2005 году Франция в результате референдума отказалась от принятия единой конституции ЕС.
[5] Разобщенность (la désaffiliation) у Кастеля обозначает разрыв как горизонтальных связей (дефицит принадлежности, déficit d’affiliation), так и генеалогических (дефицит преемственности, déficit de filiation). Термин введён в качестве дополнения к классическому понятию отчуждения.
[6] В оригинале используется выражение: «Nique ta mère». Это абстрактное оскорбление, но Бодрийяр играет с буквальным значением, чтобы критично отметить факт того, что патерналистское государство-мама удивительным образом предпочитает не замечать радикального отказа от своей заботы.
