23 июня 1960 года. Коктейль в издательстве Faber&Faber. Луису Макнису (слева) 53 года. Т.С. Элиоту — 72. Уистену Одену — 53. Стивену Спендеру — 51. А Тэду Хьюзу только в августе исполнится 30. И он еще не написал «Ворона», самую известную свою книгу. Он счастливый муж гениальной Сильвии Плат и отец их дочери Фриды, которая родилась в апреле. Плат покончит с собой через три года из–за его измены. Отравится газом. Это до конца жизни сделает Хьюза подозреваемым в доведении до самоубийства. Тем более, что его вторая, гражданская жена Ася Вевилл покончила с собой тем же способом, что и Плат, только убила еще и их с Хьюзом дочь, Шуру. Асе и Шуре посвящен «Ворон», вышедший в 1970-м, через год после самоубийства Аси. Но это кошмарное десятилетие впереди. Сейчас Хьюз, автор всего двух книг — «Ястреб под дождем» (1957) и «Луперкалии» (1960), — стоит рядом с богами и всем своим видом дает понять, что и сам он уже бог. Так оно и есть.

«Ворон» — это большой эпический цикл из шестидесяти семи стихотворений, своего рода фрагментов мифа, развернутого от первотворения до современности. В центре мифа, созданного Хьюзом, — герой-трикстер, пернатое существо, именуемое Вороном. Ворон путешествует в пространстве и времени, участвует в сотворении мира и человека, соревнуется с Богом, становится свидетелем сражений и катастроф, переворотов души и сознания, взлетов и угасания религий, великих открытий и великих ошибок.

Книга выйдет ближе к лету 2020 года в петербургском издательстве Jaromir Hladik press. Перевод с английского Дмитрия Манина.

Сделать предзаказ и поддержать выпуск книги можно по ссылке — здесь.

Две легенды

I

Черно́ было безглазье
Черно наязычье
Черно было сердце
Черно в печени, в легких
Свет не всосать
Черна и кровь в гулком туннеле
Черны и кишки набитые в печь
Черны и мышцы
Силясь выкарабкаться на свет
Черны нервы, черны мозги
Гробницы образов
Черна и душа, чудовищное заикание
Вопля, что вспухая, не смог
Возгласить свое солнце.

II

Черна голова мокрой выдры, задрана вверх.
Черен булыжник, рухнувший в пену.
Черна желчь на кровяном ложе.
Черен шар земной, на дюйм в глубину,
Яйцо черноты
Где солнце с луной чередуются делать погоду
Чтоб высидеть ворона, черная радуга
Дугой в пустоте
над пустотой

Но летящая

Врата

Стоит под солнцем тело,
Как проросток от плоти мира.
Как часть земляного вала вкруг мира.
Земные овощи — к примеру, органы пола
И лишенный цветенья пупок
Живут в его расщелинах.
И кое-кто из земных зверей — к примеру, рот.
Все корнями в земле, едят землю, земляные,
Наращивая вал.
Но есть в валу врата —
Черные врата:
Зрак глаза.
Чрез эти врата влетел Ворон.
Носясь от солнца к солнцу, нашел себе дом.

Родословие

В начале был Вопль
Иже роди Кровь
Яже роди Глаз
Иже роди Страх
Иже роди Крыло
Еже роди Кость
Яже роди Гранит
Иже роди Фиалку
Яже роди Гитару
Яже роди Пот
Иже роди Адама
Иже роди Марию
Яже роди Бога
Иже роди Ничто
Еже роди Никогда
Никогда Никогда Никогда

Еже роди Ворона

Вопиюща о Крови
О червях, о корках
Хоть чего

Дрожащие голые локти в гнезде
загаженном

Досмотр на пороге утробы

Чьи это костлявые лапки? Смерти.
Чья это щетинистая, обугленная рожица? Смерти.
Чьи это едва дышащие легкие? Смерти.
Чей это крепкий бушлат из мышц? Смерти.
Чьи это кишки невыразимые? Смерти.
Чьи это мозги сомнительного свойства? Смерти.
А вся эта липкая кровь? Смерти.
А подслеповатые глазки? Смерти.
А злой язычок? Смерти.
А редкие проблески сознания? Смерти.

Дарено, крадено или удержано до суда?
Удержано.

Чья эта вся дождливая, каменистая земля? Смерти.
Кто хозяин пространства? Смерть.

Кто сильнее надежды? Смерть.
Кто сильнее воли? Смерть.
Сильнее любви? Смерть.
Сильнее жизни? Смерть.

Но кто сильней Смерти?
Видимо, я.

Проходи, Ворон.

Детская шалость

Тела мужчины и женщины лежали без душ,
Разинув рот, тупо пялясь, косные
На цветах Эдема.
Бог думал.

Такое было хитрое дело, что его повело в сон.

Рассмеялся Ворон.
Перекусил Змея, единственного сына Бога,
На две извивающиеся части.

Вставил хвост в мужчину
Раной наружу.
Переднюю половину — в женщину головой вперед

И она заползла поглубже
Выглядывает из ее глаз
Зовет другую соединиться скорей, скорей
Ибо, о, как она страдает.

Мужчина проснулся — его волокут по траве.
Женщина проснулась — увидала его.
Никто не понял что случилось.
Бог спал себе.
Ворон смеялся.

Первый урок Ворона

Бог хотел научить Ворона говорить.
— Любовь, — сказал Бог. — Скажи «Любовь».
Разинул Ворон рот, и в море рухнула белая акула
И развернувшись, пошла вниз, открывая свои глубины.

— Нет-нет, — сказал Бог. — Скажи «Любовь». Вот так: «ЛЮ-БОВЬ»
Разинул Ворон рот — слепень, муха цеце и гнус
Закружились, жужжа поспешили
Вниз к разнообразному мясу.

— Еще разок, — сказал Бог, — Ну: «Любовь».
Содрогнулся Ворон, разинул рот, и сблевал
Чудовищную мужскую голову без тела,
Покатившуюся по земле, вращая глазами,
Болбоча возмущенно —

И снова сблевал Ворон, не успел Бог вмешаться.
И срамные уста пали на голову, крепко сомкнувшись на шее.
И схватились они в борьбе на траве.
Бог пытался разнять, чертыхнулся, заплакал —

Ворон улетел виновато.

Ворон опускается с небес

Увидал Ворон стадо гор в утренней дымке.
Увидал Ворон море
Черноспинное, схватившее землю своими кольцами.
Увидал он звезды, клубящиеся в черноту, грибы из леса пустот с дымами спор, Божий вирус.

И затрясся от ужаса Творения.

И от ужаса было ему виденье:
Башмак этот без подметки, промокший
Насквозь в болоте.
И мусорный этот бак с проржавленным дном,
Где играет ветер, в запустении луж.

Пальто это в темном шкафу в тихой комнате в тихом доме.
Лицо это вот с сигаретой меж сумерками в окне и углями в камине.

Эта рука подле лица, неподвижно.

Эта чашка подле руки.

Ворон моргнул. Еще моргнул. Не пропало.

Он глядел на вещдоки.

Ничто не ускользнуло от него. (Поди ускользни.)

Ворон слышит стук судьбы в дверь

Ворон глядел на мир, загроможденный горами.
Он глядел в небеса, сыплющие сором
Сверх всякой меры.
Он глядел на ручей под ногами
Усердный как мелкий моторчик
В недрах этой бесконечной машины.

Он представил себе всю ее инженерию
Сборку, уход и обслуживание —
И ощутил беспомощность.

Он сорвал колоски травы и уставился на них
Ожидая указаний.
Он исследовал камень в ручье.
Он нашел мертвого крота и медленно разобрал его
И глядел на ошметки, ощущая беспомощность.
Он ходил и ходил
А ветер чистых звездных пространств
Дул в ухо без всякого толку.

Но гримасой внутри него засело пророчество:
ВСЕ ИЗМЕРЮ И ВСЕМ ОВЛАДЕЮ
И БУДУ ВНУТРИ ВСЕГО
КАК ВНУТРИ СВОЕГО СМЕХА
НЕ ГЛЯДЯ НАРУЖУ СКВОЗЬ СТЕНЫ
ХОЛОДНОГО КАРАНТИНА МОЕГО ГЛАЗА
ИЗ ПОДЗЕМЕЛЬЯ КРОВАВОЙ ЧЕРНОТЫ —

Оно сидело в нем, как стальная пружина

Медленно раздирая живые жилы.

Рассказ Ворона о битве

Ужасной была эта битва.
И шум был такой
Что едва умещался в пределы возможного.
И визг был тоньше и грохот тяжче
Чем ухо может принять.
Перепонки полопались и даже стены
Рушились спасаясь от шума.
Все сметала на своем пути
Эта яростная глухота
Как ревущий поток в темной пещере.

Гремели выстрелы по команде,
Делали свое дело пальцы
В упоенье и во исполненье.
Глаза наливались убийством, пока глядели.
Пули следовали своим курсом
Сквозь комья камня, земли и кожи,
Сквозь утробы, блокноты, мозги, зубы, шерсть
Согласно Всеобщему закону.
«Мама!» — кричали рты
Попав в западню вычислений,
Теоремы рвали людей пополам,
Выбитые глаза видели кровь
Утекающую как из сточной трубы
В пустоты меж звезд.
Лица впечатанные в глину
Как будто с них делали маски
Знали что даже на поверхности солнца
Не получить знанья полней и уместней.
Реальность давала урок,
Мешая Писание с Физикой,
Приводя в пример: тут мозги в руках,
Там — ноги на дереве.
Выхода не было кроме как в смерть.
Но бой длился и длился — дольше
Молитв, дольше точных часов,
Дольше тел в отличной форме,
Пока не кончилась взрывчатка
И наступило изнеможение
И то, что осталось, оглядело то, что осталось.

И все плакали,
Иль сидели без сил, чтобы плакать,
Иль лежали, слишком изранены, чтобы плакать.
И когда рассеялся дым стало ясно
Что больно уж часто так бывало и раньше
И впредь будет так же часто
И слишком это было легко
Слишком уж кости как палочки
Слишком уж кровь как водица
Слишком уж стон как молчание
И гримаса ужаса не страшнее следа на дороге
И выстрелить человеку в живот
Не трудней чем чиркнуть спичкой
Не трудней чем загнать шар в лузу
Не трудней чем сорвать афишу
А взорвать на воздух весь мир
Не трудней чем хлопнуть дверью
Не трудней чем плюхнуться в кресло
Утомясь от злости
Не трудней чем самому подорваться
И было оно слишком легко
И прошло-то почти без последствий.
Итак, остались выжившие.
Остались земля и небо.
Все взяли вину на себя.

Ни ветерка в листве, ни улыбки.

Свидетельство Ворона о св. Георгии

Он видит, что все во Вселенной —
Следы чисел, мчащихся наперегонки к ответу.
В восторге, ловко балансируя,
Он скачет по этой беговой дорожке. Он творит тишину.
Он замораживает пустоту,
Рас-творяет все в космическом пространстве,
Разбирает числа. Скалы распахиваются.
Едва дохнув на них,
Он расплавляет головоногих и выуживает голые числа
Из осадка. Щипчиками числа
Он подцепляет студенистое сердце неслышно пищащей клетки —
Он слышит что-то. Он оборачивается —
Демон, истекающий нечистотами, скалится в дверях.
Затем исчезает. Он сосредоточен —
Лезвием чисел рассекает
Сердце надвое. Он вздрагивает —
Поднимает взгляд. Демон с лицом, плоским, как слизень
Или подголовье акулы, скалится на него
Через окно. Исчезает. Смущен, потрясен,
Он собирает волю в кулак —
Находит ядро сердца в гнезде из чисел.
Его сердце бьется сильнее, рука дрожит.
Что-то хватает его за руку. Он оборачивается. Птичья
Голова, лысая, ящероглазая, футбольный мяч на двух шатких птичьих ножках
Раззявила на него швы и складки своего горла,
Цепляясь за ковер когтистыми лапами,
Угрожает. Он берет стул — подгоняемый страхом —
Сокрушает яйцеобразный предмет в кровавое месиво,
Комковатую кашу, топчет пузырящуюся лужу.
Акулья рожа визжит в дверях,
Обнажая клыки. Снова за стул —
Разбивает рожу и молотит этот корчащийся ужас,
Пока стул не разлетелся в щепки, а отвратительно
Прочное тело не замерло. Снова вой:
Нечто вчетверо крупнее, чем прочие —
Волосатое брюхо, рачьи ножки, безглазое
Тычет клешнями ему в лицо,
Разверзает чрево — жуткое зубастое жерло,
Пытается затащить его туда.
Он хватает висящий на стене японский меч
Для церемониального усекновения головы
И, словно прорубаясь сквозь чащу,
Усеивает пол обрубками; враг повержен.
Он стоит по колено в крови и колет, как дрова,
Распластанное тело, расщепляя
Сверху до низу, отфутболивая потроха —
Выходит из кровавого болота. Приходит в себя —

Отшвыривает меч и бежит с бессмысленным лицом
Из дома, где лежат в крови его жена и дети.

Битва при Лобной Кости

Пришли слова с полисом страхования жизни —
Ворон прикинулся мертвым.
Пришли слова с повесткой в армию —
Ворон прикинулся сумасшедшим.
Пришли слова с карт-бланшем —
Начеркал на нем Микки Маусов.
Пришли слова с лампой Аладдина —
Продал ее и купил пирожок.
Слова пришли шеренгой вагин —
Он позвал друзей.
Слова пришли вагиной в венке, из которой лился Гендель —
Он отдал ее в музей.
Пришли слова с бочонком вина —
Дал ему прокиснуть и засолил огурцы.

Ворон насвистывал.

Слова сбросили на него гортанную бомбу —
Он не слушал.
Слова окружили его и закидали легкими аспиратами —
Он задремал.
Просочились в партизанские отряды губных —
Ворон щелкнул клювом и почесал его.
Завалили его консонантными кластерами —
Ворон глотнул воды и возблагодарил небеса.

Вдруг испугавшись, слова отступили
В череп мертвого шута
Захватив с собой весь мир —
Но мир не заметил.

А Ворон зевнул — уж давным давно
Он выклевал этот череп вчистую.

Ворон и птицы

Когда орел парил сквозь зарю изумрудной возгонки
Когда кроншнеп прочесывал сумерки моря сквозь звон бокалов
Когда ласточка пласталась сквозь женское пенье в пещеру
А стриж стремглав проносился сквозь дыханье фиалки

Когда сова плыла вдали от завтрашних сожалений
А воробей чистил перышки от вчерашних посулов
А цапля трудилась вдали от Бессемеровых зарев
А синица порскала мимо кружевных невыразимых
А дятел барабанил вдали от культиваторов и розовых парников
А пигалица кувыркалась вдали от химчисток

Когда зяблик круглел в яблоневых завязях
А снегирь распузыривался на солнце
А вертишейка лукавилась под луной
А оляпка выглядывала из росинки

Ворон раскорякой нырял в пляжный мусор, пожирая оброненное мороженое.