Существует ли воображение у литературы? У истории? У наук о человеке? Каким образом оно существует? Между работой воображения и литературными практиками исторически сложились близкие, и в то же время сложные отношения. В производстве литературы буквально на всех этапах задействовано воображение, но что при этом можно сказать о воображении литературы? Или: учишься ли ты, можешь ли ты чему-нибудь научиться у тех, кого ты эксплуатируешь? Вряд ли. Что делает Ростислав Амелин, когда воображает происхождение видов? Он пишет. Даже сегодня приходится писать о том, что было миллион лет назад. Более того — о доисторическом приходится рассказывать истории. Справедливо отметить, что у литературы должна быть история историй о доисторическом, и ее стоит написать прямо сейчас, и ангелом этой истории должно стать воображение. Чему воображение могло бы научить литературу? Возможно, интуиции. В находчивом поступке героев рождается один из базовых принципов человеческого поведения, тут и способ обращения с мертвыми, и цветы. И литература могла бы научиться прозревать в описании действий и жестов прообразы прошлых и будущих ритуалов, мотивов и тропов нашей жизни. Жизни такой, какая она между нами.

Здесь ты среди у, это литература, все кажется понятным: форма легенды, мрачная сказка о далеком прошлом, легкомысленное на вид доверие к языку. Или само подозрительное отношение к языку попадает под подозрение. Что вообще значит у? Так говорят обезьяны, или кажется, что это они так говорят. У становится племенем и ты вовлекаешься в это становление. В «Критике и клинике» сказано, что становление всегда происходит «между» или «среди», а еще, что «в обратную сторону становление не идет, и человеком не становятся, ведь человек, насколько это возможно, выставляет себя господствующей формой выражения, которая притязает на то, чтобы навязать себя любой материи», и все это на первых страницах, в главе «Литература и жизнь». Становление у и человека происходит в обе стороны и движется к смерти, «животным становишься тем вернее, когда оно умирает». У — не животное, но иногда человек так думает о животном, потому что у него нет У, У — другой человека, хотя у Ростислава Амелина человек — другой для У.

Так литература ищет сопричастности жизни, но часто симулирует ее. Жизнь здесь — манера поведения, поступки, простое описание отношений реального с другим, призраки видов и мест, изобретение мифа. Литература становится сопричастной жизни тогда, возможно, когда и сама вовлекается в работу воображения, тогда она оживает, или, по крайней мере, касается жизни. Или это стихи о том, как человек учит у жить, а потом умирает.

Кузьма Коблов

У

миллион лет назад

на земле

родился человек

в начале

он вел себя так

себе

как обычный примат

капризничал

часто кричал

спал

ел

его мать качала и пела

нунуну

ну

нунуну

и он отвечал

аму

амумам

а потом произнес

мама

как кого-то позвал

и она поняла

и спасла

но ничего не сказала

так он рос

давал вещам имена

и никто

ему не мешал

когда

он складывал ветки

так

чтобы был квадрат

на квадрате

до верха

ветер

все разрушал

он строил еще

с ним ходили друзья

так он звал

других обезьян

и они отзывались у

никуда не ходил один

всегда и везде

его окружали у

память тела

держала их с ним

куда бы он ни ушел

у

так он их хорошо

приручил

у

встань

и иди

и они понимали

вставали и шли

если кто-то из у

делал не так

как он приказал

фу

у

плохой

уходи

пошел вон

и, печальный, у уходил

а потом он его прощал

хороший

у

возвращайся

ну

человек помогал у

готовить еду

ставить стены из бревен

шить одежду из шкур

хотя многим

в начале

казалось

фу

когда он одевал

тело у

в шкуры мертвых животных

в ту зиму все

кто был с ним

впервые

оделись

хорошо у, тепло?

а когда человек

взял огонь

и принес

у 

казалось

что он

человек

сейчас

разрушает

некий закон

этой реальности

у

огонь это бо

а он так вот, вух

у

тадам, пых пых

человек отвечал

то огонь, а бог

это там

показав у наверх

кто был с ним, те поднялись

и увидели тьму

в ней

шел свет

свет

дрожал, как огонь

жа

ша

дети у

приносили ему горсти ягод

он не брал

ава

ада

называл их, когда прибегали

и смотрели, как он

повторяет сверчка

они вместе играли с крючками

и веревочками

ого

в повторение неких правил

человек говорил им

вот дерево

камень

огонь и вода

ветер

гром

что к чему

и зачем

скоро все дети стали

играть с огнем

ай

бегать куда-то стаями

ой

шить одежду сами, как он

принеси

подай

пошел вон

говорить стали старым у

и родители понимали их

но не шли

когда дети кричали им

почему

почему

и на это молчали у

скоро дети ушли с человеком

до рассвета

на рассвете

от них пахло сладким и едким

фу

чем это, у не знали

дети шли

держась за головы

по парам

груди ав

выпадали из шкур и казались

более алыми

чем у адов

глаза были впалыми

будто они

всю ночь собирали

ягоды

и когда у кричали им

ау

уа

они понимали

но не отвечали

у

один за другим

умирали

от старости

падали

не вставали

их тела разлагались

в пещере воняло

решили не трогать

это

а накрыть у

цветами

чтобы он не вонял

так

а потом

авы и ады наелись

каких-то грибов

осознали

мир

до самых основ

и потом ничего

не могли рассказать

человеку

который был стар

пил какую-то буэ

с того сада на дереве

куда сам

водил их

вел себя так

себе

как обычный примат

капризничал

часто брюзжал

спал

ел

лепетал

у

дай

сюда

но уже не осталось у

все ушли из пещеры

в дома

иногда возвращались

бросали на у

цветы

мертвые у

поднимались ночами

стучали

в двери детей

снилось маленьким внукам

они кричали

в люльках из веточек

авы качали их

пока ады стучали

камнями о камни

как их учил человек

который пил буэ

звал адама

и еву

когда на него

находила печаль

дай

немного

неба

Савва

говорила какому-то аду

какая-то ава

проходя мимо сада

дед

брал камень

который она нашла

где-то рядом

и гадал им

слушая шепот

веток

человек умер сам

никого не позвал

внуки

спрашивали

куда?

человек ушел к у?

он стал у?

нет

успокаивали их авы

ады

поднимали пальцы в ответ

в небо

туда

к у

и они

поднимали глаза во тьму

и там

действительно

загорались у

и лицо

человека

иногда затмевало их