Вступительная статья, предваряющая роман Вадима Климова «Скорлупа» (Опустошитель, 2014).

Персонаж выходит из дома, что-то делает и возвращается обратно. Или не возвращается. Или вовсе не покидает дома. Но при любом раскладе что-то происходит.

На улицах, в метро, в магазинах, кафе и где бы то ни было ещё — повсюду люди. Они выходят из дома, что-то делают и возвращаются обратно — или не возвращаются — или вовсе не покидают дома — но при любом раскладе с ними что-то происходит, потому что вокруг них — повсюду люди, которые всё время что-то делают. Или не делают и т.д.

Персонаж просыпается и случайно ловит себя на мысли, что ему не о чем подумать, или есть о чём, но ему об этом ничего не известно. При любом раскладе что-то происходит, но персонаж не способен воспринять происходящее.

Потому что скорлупа прочна и прозрачна. Скорлупе не нравится происходящее, и она отторгает всё лишнее. Персонажу об этом ничего не известно, как не известно и о том, есть ли у него мысли или хотя бы условные рефлексы. Тем временем что-то происходит, что-то обыкновенное.

Скорлупе нравится обыкновенность.

Скорлупа существенно отличается, скажем, от того же футляра. Футляр можно открыть, не повредив его структуру, скорлупу — только расколоть. Скорлупа защищает детёныша, поскольку именно в этом её первичная функция. Она растёт вместе с ним. Персонаж оказывается в футляре после рождения, в скорлупе — до.

Итак, мы наталкиваемся на трагедию человека, не только не способного понять происходящее, но и не способного пустить трещину по скорлупе. Потому что скорлупа — исконная структура, в её основе лежит порядок. Порядок предполагает ограниченное количество возможных дел, уходов из дома и возвращений в него, поскольку иначе он столкнулся бы с хаосом.

Порядок не терпит беспорядка.

Поэтому путь персонажа за пределы скорлупы подвергается сомнению. Без позволения порядка человек не сможет даже заполучить мысль, поскольку он не знает, о чём думать. Он нарушает порядок, продолжая ему следовать. И скорлупа старается ему помочь.

Скорлупа тоже соблюдает порядок.

На улицах, в метро, в магазинах, кафе и где бы то ни было ещё, — повсюду зародыши в скорлупах, делающие что-то. Колебание воздуха внутри лёгких воспринимается как оправдание существования. Учитывая это, скорлупа защищает и регулирует.

Потом в этом пространстве улицметромагазиновкафе помимо привычно при-любом-раскладе-происходящего внезапно происходит что-то ещё, незапланированное, и оттого кажущееся беспорядочным. Что-то страшное, по крайней мере, с обывательской точки зрения. Как того и следовало ожидать, скорлупа тотчас же берётся за дело, дабы оградить порядок от разрушения и защитить детёныша. Как того и следовало ожидать, скорлупе удаётся оградить порядок от разрушения и защитить детёныша.

Случается искажение. Поскольку нет ни малейшей возможности смотреть напрямую, а не сквозь. Таким образом реальность деформируется — сначала как оптическое искажение исконного пространства, затем уже как новая материальная модуляция этого же пространства. То есть наблюдаемое подменяется наблюдением.

Персонаж предпринимает акт протеста против порядка. Однако он видит ненастоящий порядок. Все эти комнаты, перерастающие друг в друга, люди, сливающиеся с людьми, буква с, превращающая одного персонажа в другого и наоборот, больница, сторож, старуха и прочее — субъективная реальность, объективировавшаяся в результате полученной травмы. Живой человек вместо его одежды. Попытка выжить. Скорлупе удаётся оградить порядок от разрушения и защитить детёныша.

Персонаж стремится не понять, а обрести. Тактильное вместо ментального.

Он бредёт по промозглому, сдержанному тексту. Он как будто наблюдает себя со стороны. Набивший оскомину Орфей спускается в известное место, чтобы вернуть на землю известно кого. Конец истории известен. Выводы тоже — их нет. На кухне включается свет. На кухне выключается свет. С щелчком выключателя трескается скорлупа.

Сквозь трещину можно смотреть. Персонажу неизвестно, есть ли у него мысли или хотя бы условные рефлексы. Что-то происходит, что-то обыкновенное, что-то необыкновенное. Люди выходят из дома, что-то делают и возвращаются обратно — или не возвращаются — или вовсе не покидают дома — с ними что-то происходит, потому что вокруг них — повсюду люди, которые всё время что-то делают.

Скорлупа даёт трещину. Промозглый текст даёт трещину. Порядок регулирует напрямую. Персонаж беззащитен. Пространство беззащитно. Беззащитен и автор, потому что он был с ними всё время.