Текст: Юлия Белоусова.

Данный материал был опубликован на сайте The Blueprint 17 июля 2020 года.ё

За последние месяцы дачи стали и вдохновением, и спасением, и местом силы для многих из нас. The Blueprint поговорил с режиссером Борисом Юханановым о спектаклях в Кратово в 1990-х, музыкантом Петром Поспеловым о расцвете салтыковского кинематографа в 1980-х, а также музыкантом Святославом Морозом о подмосковных вечерах со Святославом Рихтером.

Сад в Кратово

Подмосковный поселок Кратово в историю искусства и историю вообще вошел прежде всего как место отдыха — здесь в разное время жили на своих дачах режиссер Сергей Эйзенштейн, композитор Сергей Прокофьев, поэт и певец Булат Окуджава и даже Рамон Меркадер, известный исключительно как убийца Троцкого. Театральному режиссеру Борису Юхананову дачу в Кратово приходилось снимать, и не ради отдыха, а ради творчества — здесь в 1990 году развернулась «Кратовская мистерия», известная также как спектакль-проект «Сад». И в этой постановке чеховской пьесы именно место действия, «неуничтожимое пространство счастья», оказывалось главным героем.

Пространство и время вспоминает Борис Юхананов:

«Мы на несколько дней арендовали дачу в Кратово, заказали автобусы и всей нашей большой компанией (речь идет о втором наборе «Мастерской индивидуальной режиссуры», кратко «МИР-2», куда входили, в частности, Александр Дулерайн, Инна Дулерайн, Ольга Столповская, Олег Хайбуллин, Владимир Яшкин, Сергей Муратов, Юрий Юринский. — Прим. The Blueprint) и необходимыми вещами — элементами костюмов, декорациями — туда приехали. Кратово удивительным образом перекликалось с нашей идеей — в начале XX века здесь предполагалось делать город-сад. А так как проект наш тоже был связан с садом, с особой мифологией, это было невероятно интересно для нас. Рядом с домом была заросшая полянка, мы ее расчистили, установили шатер и расположились с игрой. Ели и пили то, что привезли с собой, точно не вспомню, были простые продукты, сами готовили. Где-то все расположились на матрасах, и когда нас совсем сшибал с ног сон, засыпали, а потом опять отправлялись в игру. По сути, кратовская мистерия длилась три дня. Внутри этой работы мы еще готовили необходимые объекты для движения в лес — там мы делали художественные акции разного типа. Нам пришлось с собой привезти много атрибутов для этого, например стеклянные сферы, которые потом стали костюмом Фирса».

Киношкола в Салтыковке

Художник Исаак Левитан был сослан в подмосковную Салтыковку за еврейское происхождение и место это любил не слишком. Куда теплее к поселку под Балашихой должны были относиться режиссер Всеволод Мейерхольд, поэт Андрей Белый или писатель Иван Солоневич, отдыхавшие здесь много лет подряд. Ну, а для режиссера, композитора и музыкального критика Петра Поспелова Салтыковка в конце восьмидесятых стала идеальным пространством мифа, страной внутри страны и, конечно, родиной «Салтыковской киношколы».

О расцвете салтыковского кинематографа рассказывает Петр Поспелов:

«У меня всегда была мечта стать режиссером, хотя я и учился как музыкант в консерватории. В Доме культуры им. Зуева на Лесной улице была так называемая народная киностудия «Современник». Можно было брать кинокамеры 16 мм, проявлять, монтировать. Но я хотел заниматься этим на собственной даче, и как-то сразу оказалось, что у моих соседей приятели разделяли мое увлечение. И вот я придумал, что мы назовемся «Салтыковской киношколой» и будем действовать по законам национальной школы кинематографии, подобно Литовской киношколе, Венгерской киношколе. И негласно меня стали считать лидером этой киношколы.

Снимали мы то, что сейчас называется мокьюментари. Например, фильм «Собельман, основатель Салтыковки». Действительно был такой человек, который построил наш дом, нашу дачу в конце 1930-х годов. Мне о нем что-то рассказали, остальное же я сам допридумывал так, что по итогам получился ветхозаветный герой, основатель. В фильме я представлял Салтыковку отдельной страной, не частью Московской области, не частью России, а отдельной страной со своим народом, историей и мифологией.

На даче всегда была традиция театра, концертов. Мы наряжались в костюмы, вешали занавес — это все с детства, родители этому только потакали. Дачная культура существовала, но чтобы туда вписать кинематограф, потребовалось много усилий. Это же достаточно сложный технологический процесс. Помню, у меня лестница была завешена черной тканью, чтобы я там мог перематывать, заряжать кинокамеру, чтобы туда не проникал свет. После началась эпоха видео. Мы снимали на видеокамеру и монтировали, перезаписывая кадры с камеры на видеомагнитофон в нужной последовательности. Эти записи до сих пор остались, я даже оцифровать собираюсь кое-что.

Сама по себе дачная культура возникает в жизни эпизодически. К нам как-то приезжал Псой Короленко — он друг нашей семьи. Он как-то к нам приехал и пел на даче. Был какой-то концерт, это же тоже проявление такой интеллигентной дачной культуры. Но мои дети, к сожалению, кино сейчас на дачах не снимают.

Но мы очень хотим, чтобы «Салтыковская киношкола» существовала и среди новых технологий, сохраняя старую суть. В 1990-е было, как я его называю, горизонтальное время — не было никакой иерархии, мир казался безграничным. Вот эта горизонтальная связь создавала тематику фильмов. А потом наступили времена другие, когда во всех сферах нашей жизни появилась вертикаль, иерархия, порядок, поэтому, наверное, и независимый кинематограф перестал существовать. Но я уверен, что все еще вернется».

Рок Николиной Горы

В наше время «стародачный» поселок Николина Гора считается культурной столицей Рублевки — в основном благодаря семействам Михалковых и Кончаловских. Но в середине восьмидесятых здесь, пусть недолго, просуществовала и контркультурная точка притяжения — дача журналиста и музыканта, бас-гитариста группы «Звуки Му» Александра Липницкого, на которой собирались полубоги полузапрещенного тогда русского рока.

Будни камерного рок-фестиваля вспоминает Александр Липницкий:

«В 1980-е благодаря нашей группе “Звуки Му» сюда [на Николину Гору] регулярно приезжали музыканты — «Аквариум», «Кино». На втором этаже у нас есть студия, где свой единственный альбом записал Александр Башлачев. Как это было можно посмотреть в фильме «Виктор Цой. Солнечные дни» — у Джоанны Стингрей там целый день, отснятый фрагментами. Джоанна здесь и свадьбу с Юрой Каспаряном (гитаристом группы «Кино». — Прим. The Blueprint) праздновала. Но это в 1987 году. А в 1984-м я решил устроить концерт в свой день рождения. На открытой площадке — летней веранде недалеко от кафе «Дача». Советская власть при Черненко была уже в агонии, они боролись со всем на свете и накинулись даже на рок-н-ролл, который до этого особо не преследовали. В 1983-м вышел указ о зловредном влиянии западной рок-музыки, был составлен черный список, куда вошли не только, например, Pink Floyd, но и наши все группы, в том числе «Машина времени», хотя она давно уже была официальной. Ко мне как раз приехали «Аквариум» и «Кино», "Зоопарк» я тоже звал, но лидер «Зоопарка» Майк Науменко говорит: «Ко мне пришел мой куратор из КГБ и сказал: на день рождения не ехать. Сказал, что Цоя с Гребенщиковым отмажут, они птицы покрупнее, а у меня проблемы будут, с работы выгонят». В общем, все приехали, а нас согнали с летней площадки под предлогом того, что нет разрешения на исполнение песен… На даче разрешили делать что хотим. Сто человек ночевало в этом доме, утром мы посчитали всех. Некоторые соседи после этого боялись со мной здороваться, люди у нас пугливые. И вытоптали остатки бабушкиной клумбы, потому что сидели здесь. Смешной был момент, мы начали делать с моим другом два казана плова, успели пожарить только мясо с луком, как оголодавшие рокеры сожрали мясо, без риса, и наш главный повар, мой друг, плакал от огорчения. Так что в следующий раз сделали шашлык. Помню, тогда была группа «Браво”, а Агузарова (вокалистка группы. — Прим. The Blueprint) сидела в тюрьме. Ее как раз арестовали за подделку паспорта. Переклеила в паспорте приятеля фотографию, чтобы не приставали с пропиской».

Мелодии Верхнего Посада

Звенигород, будучи полноценным городом (некогда даже уездным), славу дачного места так и не приобрел, пусть здесь писал картины Левитан и рассказы — Пришвин. Тем не менее в восьмидесятых в Верхнем Посаде Звенигорода, на живописном берегу Москвы-реки, не просто сложилась оживленная дачная жизнь с собственной атмосферой, но и возник настоящий локальный культурный феномен — дружеский летний фестиваль классической музыки, который организовала известная виолончелистка Наталия Гутман вместе со своим супругом Олегом Каганом.

Подмосковные вечера со Святославом Рихтером вспоминает сын Наталии Гутман, музыкант Святослав Мороз:

«Моя мама близко дружила с виолончелистом Олегом Симоняном. Им очень нравился один летний фестиваль классической музыки в Финляндии, и они решили организовать что-нибудь подобное под Москвой. У того фестиваля был принцип брать только хороших людей, как он говорил, близких по духу. Мы тогда снимали дачу в Посаде, недалеко от Звенигорода. И так получилось, что там было много друзей, которые тоже снимали эти дачи. И вот так мама с Олегом придумали свой фестиваль. Сначала он был исключительно детский, где играли дети друзей-артистов, музыкантов. Например, пианисты Александр Мельников, Екатерина Сканави, скрипач Евгений Бушков. Потом со временем на концертах стали играть уже все: и дети друзей, и сами друзья. К нам на дачу даже как-то приходил Святослав Рихтер с Николиной Горы пешком (расстояние от Николиной Горы до Верхнего Посада около 19 км. — Прим. The Blueprint). Ему почему-то хотелось ходить именно пешком тогда. Есть даже фотография, на которой видно, как он один раз пришел вместе с пианистом Гавриловым: они сели за стол, опустили ноги в таз. Я сам тоже играл на концертах, сразу как из армии вернулся. Но в основном в фестивале принимала участие молодежь, обыгрывали свои произведения на этом фестивале специально перед конкурсами и так далее. Рихтер просто обожал обыгрывать материал в регионах, в неизвестных местах. Ему нравилось обыгрывать спектакли по всем городам, по школам. Мама с Олегом что-то придумывала. Катя Чемберджи, дочь Познера, тоже там жила и участвовала. И Саша Мельников, ее брат, тоже. У меня даже где-то осталось видео с оперой комедийного плана, с кавалькадой в конце. Я еще рисовал афиши для нее.

Когда участвовали дети, у нас всегда был какой-то внутренний конкурс, соперничество. Кто лучше сыграет, кого похвалят. Особенно сражаться было не за что. Но чувствовалась ответственность перед родителями, публикой, перед друг другом. После же всегда обсуждалось, кто как сыграл, где, кто и как справился.

В конце каждого сезона этого летнего фестиваля все участники играли, давали концерты в местной музыкальной школе имени Танеева, на которых играли также сами учащиеся. Лично я застал это несколько раз — в самом начале и в самом конце. Сам театр был размером с комнату, туда набилось очень много народу, кто-то стоял на улице. К сожалению, все это закончилось, осталось в прошлом. Фестивали прекратились, а когда Олег заболел, стало совсем не до этого. Больше в этих местах ничего такого плана не происходит.

Но я думаю, все это может возродиться. Даже мы сами можем это организовать, все упирается в тот же карантин и деньги — у людей поменялся менталитет, теперь все участвуют не на энтузиазме, а ради собственной выгоды. Есть, конечно, особые тусовки. Например, я знаю про роковые мероприятия и тусовки на Николиной Горе, но их мало. На лето теперь все уезжают куда-нибудь, а не сидят под Москвой. Действительность изменилась. Теперь нет такого, что все друзья селятся в одном месте.

Но я думаю, все это может возродиться. Даже мы сами можем это организовать, все упирается в тот же карантин и деньги — у людей поменялся менталитет, теперь все участвуют не на энтузиазме, а ради собственной выгоды. Есть, конечно, особые тусовки. Например, я знаю про роковые мероприятия и тусовки на Николиной Горе, но их мало. На лето теперь все уезжают куда-нибудь, а не сидят под Москвой. Действительность изменилась. Теперь нет такого, что все друзья селятся в одном месте.

Но зато недавно открыли свой собственный театр, называется МЭТОД — Московский экспериментальный театр Ольги Дьячковской. И сейчас хотим построить небольшую студию в Звенигороде, сделать летний фестиваль. Еще мы хотим на Николиной Горе восстановить сезоны, как раньше были у Рихтера. Там раньше в центре находился амбар, как терраса какая-то, и там много лет проходили тоже показы, фестивали — а потом как-то все зачахло».