«Добро Пожаловать В Кукольный Дом!» — дуэт двух художниц, Жанны Долговой и Ульяны Быченковой, чьи практики сопряжены с вопросами феминистской поэтики, тактики, политического воображения и материально-дискурсивно-аффективного производства. «Игровая политическая общность», как говорят сами художницы. В своей практике Жанна и Ульяна часто обращаются к тексту, как к тому, что можно читать (вместе или в одиночку, вслух или про себя), произносить, переводить, переписывать, цитировать, писать, оформлять, дополнять, верстать, печатать. Чаепития-ридинги, зины, манифесты, переписки — их практики часто кристаллизуются в этих формах. Жанна и Ульяна начали работать вместе во время учёбы в Школе вовлечённого искусства в Санкт-Петербурге.

Живущие в Швейцарии художницы Дорота Гаведа и Эгле Кулбокайте являются соосновательницами проекта Young Girl Reading Group, и в своих работах также часто обращаются к тексту: их совместная практика началась с ридинг-группы по книге Тиккун «Теория девушки». В их аккаунте в инстаграм можно посмотреть книги, которые они читают и отрывки из которых используют в своих перформансах, энвайронментах и видеоработах. Дорота и Эгле также исследуют грани художественной практики как совместного производства, в том числе язык как недостаточный способ коммуникации и выражения сложных взаимоотношений. Дорота и Эгле познакомились и начали работать вместе во время учёбы в Королевском колледже искусства в Лондоне.

В этом разговоре художницы обсуждают трудности и радости совместной работы, феминисткские стратегии, практики совместного письма, чтение и цитирование.

Медиаторами в диалоге двух коллективов стала Лига нежных — вымышленная организация, основанная кураторками Еленой Ищенко и Марией Сарычевой для исследованием понятий заботы и игры внутри различных коллективностей, а также независимая кураторка Жоана Монбарон.

Язык реплик каждой из участниц сохранён в оригинале — на русском и английском языках. Текст публикуется так же, чтобы отразить ход беседы, сложности коммуникации и недостаточность любительского перевода (осуществлённого последовательно Еленой, Марией и Жоаной и опущенного при подготовке публикации).

Это вторая беседа из цикла «Бесцельные сессии», организованного Лигой нежных при поддержке Швейцарского совета по культуре Pro Helvetia.

"Welcome To The Dollhouse" is a duet of two artists, Janna Dolgova and Uliana Bychenkova, whose practice is associated with feminist poetics, tactics, political imagination, and material-discursive-affective production. They are a “playful political community,” as the artists themselves say. In their practice, Janna and Uliana often refer to the text as something that can be read (together or alone, aloud or silently), pronounced, translated, written, quoted, rewritten, formatted, commented, typeset, printed. Their practice often crystallizes in the forms of tea-group readings, zines, manifestos, and correspondences. Janna and Uliana started working together while studying at the School of Engaged Art in St. Petersburg.

The artists Dorota Gawęda and Eglė Kulbokaitė, who live in Switzerland and are co-founders of an extended project Young Girl Reading Group, also frequently refer to the text: their joint practice began with a reading group based on Tiqqun’s book “Theory of the Young-Girl”. On their Instagram account, one can see the books they are currently reading and excerpts they use in their performances, installations, and video works. Dorota and Eglė also explore the limits of artistic practice as a co-production, including the limits of language as a tool for communication and the expression of complex relationships. At the same time, reading in their practice acts as a way to create a common experience and a sense of community. Similar to Uliana and Janna, Dorota and Eglė met and started working together while studying. It was at the Royal College of Art in London.

In this conversation, the artists discuss the challenges and joys of working together, feminist strategies, collaborative writing practices, of reading and quoting.

The original language of each of the participants’ replicas has been kept as it occurred in the discussion. The text is published in Russian and English simultaneously in order to reflect the course of the conversation, the difficulty of communication, and the insufficiencies of amateur translation.

The discussion between the two collectives was mediated by the League of Tender, a fictional organization represented by curators Elena Ishchenko and Maria Sarycheva, which is engaged in the study of the concepts of care and play within various collectivities, in collaboration with the independent curator Joana Monbaron.

This is the second discussion of the “Unaimed Sessions” series organized by the League of Tenders with the support of the Swiss Arts Council Pro Helvetia.

Egle&Dorota: The text you’ve sent us [1] reads like a manifesto. If we understood correctly, it was read under a tree in the rain [2]? It made us think about a painting of Gertrude Stein dressed as a man. Oh, sorry, it’s actually a painting of Georges Sand as a man, not Gertrude Stein.

Maybe we can ask what you are reading right now?

Ульяна: В жизни или в искусстве хочется спросить.

Dorota: Maybe in life?

Жанна: Мне кажется, что я забыла от волнения. Сегодня читала свои заметки, чтобы подготовиться к разговору.

Ульяна: Я читаю «Орландо» Вирджинии Вульф и еще пытаюсь читать эссе «Гендер звука». Там как раз вспоминается Гертруда Стайн и тембр её голоса. Однажды Хемингуэй случайно подслушал эмоциональную сцену с её участием, после чего он перестал с ней общаться — настолько её голос был, по его мнению, нестерпимо отвратителен, когда она перед кем-то унижалась.

Dorota: Is it The Gender of Sound by Anne Carson?

Uliana: Yes!

Egle: Do you read it in English?

Ульяна: Yes, we have no translation into Russian.

Egle: We also read in English. I am Lithuanian and Dorota is Polish, so English is not our first language either. Do you also write?

Жанна: Немного абстрактный вопрос. Пишем ли мы что-то сейчас? Сейчас мы дорабатываем с Ульяной наше ауто-интервью, оно существует в форме развернутого текста.

Ульяна: Жанна как раз на стадии сокращении, редактирования.

Жанна: Скорее на стадии переформулирования. Не знаю, насколько мне даются сокращения, это трудная задача. Там мы пытаемся говорить о проблемах отношений материи и смысла, текста и объекта в нашем искусстве.

Ульяна: Есть ли у вас дискуссии о соотношении текста и объекта или текстуальности и визуальности между вами? Может, кто-нибудь из вас более увлечён одним из этих медиумов, чем другим?

Egle: It is a big question because the way we started to make art together was through the relations with texts. Our first project together was the reading group, which didn’t really exist in the realm of art-making at first. It was more a social/community thing that we did with a group of friends. Then it became part of our practice. We always go back to this question of how text and reading function together in a performative way. It is interesting that we always need to renegotiate it with the new works. Sometimes we feel like maybe we don’t need the texts anymore, maybe we need other things now, but it often creeps back in. There is the kind of narrative that we often create somehow for ourselves in the works that we make.

Ульяна: В видео, которое вы нам прислали [фильм Mouthless Part I], много визуальности, определенной эстетики, и в приемах, и в том, как в физическом пространстве совершается перформанс, много элементов фешена и пост-интернета, использовано много материалов и даже каких-то трюков.

Dorota: I guess that we are moving from sharing a text in a more personal way towards a more material way. Like more a theory in forms, which is more about the way we work. The way we produce works and communicate our rights and our needs within the object itself.

Egle: I think that with this particular video we are trying to communicate something in our practice that has developed within the English language. Our relationship with Dorota has developed within English and there are certain limitations in that — hierarchy that is involved in using English and some things that we cannot express by using it. At the same time, it is the language of theory and of art, at least the dominant one. And in the Mouthless Part I, 2020 video we want to share this feeling of inadequacy of using English voices. We also use Polish and Lithuanian and the languages of the performers whom we are working with. The verbal language itself has its limitations, and we also started using more visual languages as well, and fashion is one of these devices. In the next work that we will make, Mouthless Part II, we will try to think about those things more.

Dorota: I guess that, also, we would like to speak more through emotions rather than words.

Egle: Yes, the video still uses quite a lot of theory, but it also moves away from it. At one point, towards the end of the video, it also becomes a bit of a blur I think. All the aesthetics, and tricks, and things kind of lose their meanings. At least that is how we meant it.

Ульяна: Fashion against English :)

Елена: Жанна, Ульяна, как для вас соотносятся текст и объект?

Ульяна: У каждой из нас есть своя специализация: я всегда училась на визуальных практиках, а Жанна, как она рассказывает про себя, мыслила себя как сочинительница. В то же время мы всегда пытаемся то ли преодолеть это, то ли наоборот дополнительно конфликтизировать, то ли обменяться опытом. Вероятно, в какой-то момент все эти стратегии соединяются — возможно, в моменте шутки, коммуникации или каких-то словесных радостей, создания концептов или обмена ощущениями, мнениями и пожеланиями.

Жанна: Я немножко хотела добавить о зазоре между теорией и искусством — можно, наверное, перевести его на уровень объекта и текста. Меня как сочинительницу в широком смысле (если говорить о фикциях, то это наверное теоретические фикции) занимает этот вопрос: есть ли зазор или нет, а если нет, то как он преодолевается?

В нашей беседе с Ульяной мы исходили из того, что есть такое рассоединение практик и в процессе беседы мы пытаемся прийти к тому, что для нас интересно преодоление этого зазора и «сплетение теории и материи». Здесь мы исходим из своей собственной несколько нарочито сконструированной ситуации-произведения, где есть Сервизное сплетение и Сплетенное сочинение, но в размышлении об этом (не)зазоре внутри самого искусства есть история, размышление других художников (на русском языке), которое мне кажется тоже интересным. Когда я это изучала, то там были такие линии предложены, помимо… так, сейчас я запуталась. [3]

Ульяна: Но запутанность это по теме! Мы также имели ввиду сплетение материи и смысла, запутанность, которая у Карен Барад была озвучена в теории, и пытаемся ее несколько осмыслить в применении к художественным практикам. Может быть, Эгле и Дорота читали Карен Барад или интересовались ей? Интересно что они думают об этом.

Egle: We have read a lot of Karen Barad but mainly we were interested in her text “Nature’s queer performativity” and we looked a bit in the “Space mattering” as a phrase of hers. Now we are focusing on the concept of nature, basically, as something alienated from the subject, and a lot of Karen Barad’s texts speak to that. For us, it is very significant right now in times of ecological crisis to understand how this alienation between subject and nature was created by art also, through landscaping, etc. This is our current research.

Dorota: I think due to this we also understand a little bit how we work together. There is a kind of a given way of working as an artist as a singular unit, as individual and with individual vision, and there is a separation between the maker and the subject of the work. It is important for us that art production happens in other ways as well. I think this idea that Janna was mentioning of entanglement and confusion is really useful, something that is often nice to embrace in an art-making process. There are two of us and we are often faced with the question of whether it is difficult to make art this way. It’s a funny question because we always wonder why it is that difficult, this kind of collective form of making art is a counter way of what is usually thought of. But for us, it is the natural way of making art.

Ульяна: У нас много записей на эту тему. Мы разрабатывали концепт подружки в жизни и в искусстве. Жанна написала целый манифест «Упражнение подружка» (его краткая версия переведена на английский). Моей аффективной природе соответствует такой вид производства, мне важны коллаборации и в искусстве, и в жизни. Кроме всех удовольствий, это также довольно напряженная работа, и мы тоже имеем много конфликтов, у которых, по-моему, есть и художественное, и теоретическое значение, они открывают новые поля для осмысления и проблематики. Интересно, есть ли у вас конфликты и как они происходят?

Dorota: We share a practice but we also share a life too and it is difficult to draw the line between the two things and it is thus difficult to separate our needs from one another at this point. Because there is some form of codependency that we have on many levels. That’s why our practice also develops this way. I wouldn’t say that there’s that much conflict, although I understand conflict as being very generative of things as well.

Egle: I guess that we have fewer and fewer conflicts on how we want to make work because we start to look in the same direction in terms of what we need and want to make.

Egle: How do you deal with conflicts and how do you solve them?

Жанна: Мне кажется, мы еще не справились с последним конфликтом, мы пока не имеем честного ответа на этот вопрос. Наверное, мы справляемся с конфликтами перемещением их из жизненного поля в эстетическое.

Ульяна: Добавлю, что мне близко все сказанное, радует, что это как будто присуще нашему медиуму — так сказать, цеховая специфика. Мне показалось, что в оттенках речи Дороты и Эгле созависимость рассматривается даже в продуктивном качестве. Мы тоже пытались развивать это направление, но пока недостаточно продвинулись.

По поводу того, что Жанна сказала про перевод конфликтов из личного поля в эстетическое. Получается, что какие-то художественные вопросы тоже являются предметом перманентного конфликта, которые могут в некоторых работах достигать размаха и стопорить производство, быть настолько мощными…

Жанна: Я бы хотела продолжить такими моментами: во-первых, уточнить, что перенос конфликта в поле искусства, как мне кажется, состоит в некоторой эстетизации и, возможно, абсолютизации. Скорее, эта ситуация обретает эстетическое измерение, неразрешимое, но таким образом оно разрешается. Во-вторых, я хочу добавить про созависимость и не согласиться с Ульяной, что мы ничего на этот счет не придумали. Мы писали текст, который фигурирует в нашем проекта для Триеннале в музее «Гараж». Где обращаемся к психоаналитической исследовательнице Брахе Эттингер, которая теоретизирует со-зависимость в женской паре, и её она понимает сложно-позитивным образом. Так, у неё есть понятие грациозно-травматического соединения. Со-зависимость — это важная линия размышления феминистских психоаналитических деятельниц.

Ещё мне вспомнилась мысль Брахи Эттингер о том, что красота является трансформацией травмы в пространстве. Сейчас я подумала, что эту мысль можно применить к идее переноса конфликта в эстетическое поле.

Ульяна: В свое оправдание к оговорке Жанны скажу, что это не совсем психоаналитический подход к этому термину. Браха Эттингер — скорее художница, которая работает с феминистским направлением в психоанализе, а со-зависимость — это скорее психотерапевтический термин в таком, обыденном значении.

Мы также думали посвятить отдельную текстовую работу различиям между этими концептами, но пока мы не сделали публикацию.

Жанна: Как человек, который изучает психоанализ, я не могу с тобой согласиться, Ульяна.

Ульяна: Интересно, сталкивались ли наши коллеги с приостановкой производства по причинам конфликтов?

Egle: I think we have other questions and conflicts right now which are very important for us. We work a lot with texts and immaterial. We realized as women artists working with immaterial art we have very little space in art places and making objects can provide you space, and space is what women artists actually need like have a solo show that will last a month, to have a sensual position in the art stage because for women artists it’s not that easy anyway. What kind of work do you make to reverse this kind of thing, to reverse who’s the center of art making?

Dorota: How to achieve certain things with the media we work with? And also how materiality can be a very feminist device in this sense? What do works have from outside of their aesthetic dimension? This medium is political in this way also. Because having done a lot of performances and reading works we realized that in art structures it’s very sideline. You get the lowest fees, you get the lowest time. This is not the position women artists want to be. It seems that the choice of the medium is also daft. We started to think in a more practical way after having lots of experiences.

Often our names are erased and we realize that maybe because we don’t have Western European names or names that are easy to pronounce. And we are there to argue against it with our presence and our identity but it’s a very active effort in art institutions to delete you even if you are there. For instance, the name Young Girl Reading Group has become a little bit of a burden because often it is said to us that the collective name is something quite cool and known and brandable and recognizable whereas our own names are long and difficult to pronounce and less interesting to institutions. So these conversations and conflicts we need to negotiate are incorporated in forms and mediums that we use. In this way, it suddenly could be productive. So we understand the conflict as a condition of art making.

Ульяна: Мой вопрос был скорее про внутренние конфликты в дуэте, конфликты между Эгле и Доротой. И случалось ли этим конфликтам, конфликтам между вами, останавливать художественное производство.

Egle: We have conflicts obviously but at a certain point something else is more important. When you have a common practice, in the same direction, certain goals, these conflicts seem like a waste of time. I think these conflicts are more about personality than about our art practice.

Dorota: I want to add that for us art making is very real, it’s a job, not as a mysterious or mythical kind of thing or possession. It’s a job like any other. And we’re dependent on it financially. Basically, it’s treated as a profession, so if you have a conflict you need to resolve it and do your job well. Maybe it sounds too pragmatic.

Egle: I think so too.

Egle: And how do you position yourself and what you’re making within the whole art world and within society? What do you think your artwork does within society?

Ульяна: Как мы будем отвечать?

Жанна: Не знаю.

Ульяна: Немного сбивает с толку общесть вопроса, потому что мы, наверно, всегда с очень конкретными даже не полями, а социальными полянками работаем — such a very-very small field like a strawberry field or a playground — some certain institution or local city artist community.

Жанна: Мне кажется, что, может, даже не размер самих полей имеет значение, а то, на каком уровне располагается сама материя, с которой мы работаем. Это какой-то молекулярный уровень, если использовать терминологию из «Тысячи Плато» Делеза и Гваттари, а вопрос об обществе — это, скорее, вопрос молярного уровня. Они соотносятся между собой, и мне видится, что наша практика расположена таким образом.

Dorota: Yeah, it’s a hard question. For us it’s sort of similar — it’s about temporary communities and temporary situations where your art finds itself and takes a direction and a position within it. Somehow the strawberry field is a nice image of thinking of it. We feel the same: what art can do is very limited in that time and that place we live and work in. It’s really like a micro-operation but it can be equally valuable, right? It can be very original and significant but very temporary at the same time.

It’s interesting to know how it is for you to work together in a more practical way, maybe without metaphors. Do you feel like a part of the institutions that you had relationships with, how it is in your context?

Egle: Maybe it’s a question for everyone. What‘s a process of how do you write together, in a practical way too — somebody’s writing and somebody’s editing, or you’re writing together? We always use Google Docs, and we’re writing on top. How do you come up with the aesthetics together? You mentioned that one of you is more responsible for the aesthetics and the one for the language, is this going in this way or do you try to do everything together? Do you have this division of roles in your practice?

Ульяна: Мы тоже используем Google Docs. Также мы используем мессенджер, и ещё у нас есть блог на фэйсбук, где мы публикуем свои записки. В целом, как мы говорили в начале, мы профессионально подкованы в разных сферах: Жанна — главная писательница, а я — оформительница, но при этом мы вместе придумываем концепты, в общении, как некоторый парный инсайт, который происходит как ситуация парного реагирования.

Жанна: Я сегодня писала Ульяне в мессенджере, что она художница-мыслительница.

Ульяна: Мне всегда было интересно понять разницу в наших подходах к словесным практикам. Даже фонетически, поскольку я также работаю со звуковыми практиками, и мне важно, чтобы слова были созвучны по какому-то принципу. В подходах Жанны меня всегда завораживает и бесконечно вдохновляет парадоксальность ее сочетаний для моего мышления и слуха.

Жанна: Я бы ещё хотела добавить микровещь, что мы совсем не боимся растраты времени. Мы практикуем временение времени, об этом мы тоже писали в последнем тексте. Время можно втягивать в своеособую медленность, растягивать, раскалывать его, время — это не только время линейной истории, но ещё и циклическое время, в котором мы тоже существуем.

Ульяна: Для этого феминистского времени также важна забота, и это понятие важно для наших совместных практик. Если я придумываю какие-то термины, шутки, ситуации реагирования, Жанна заботиться о произведенных мною идеях в текстуальном произведении и после этого я забочусь о её тексте, оформляя его типографически.

Жанна: Режиссирование ситуаций и их перформативное оформление — это также ещё один уровень заботы о наших выдумках.

Ульяна: Также это забота о рецепции произведения и какая-то попытка просчитать её на основе предыдущего опыта.

По поводу работы с институциями, то наш подход очень адресный и обращён к какому-то конкретному представителю этой институции, который может нас интересовать скорее аффективно и человечески.

Если говорить об искусстве как таком ответственном производственном труде, о чём говорили наши коллеги, то у нас, возможно, в чём-то менее привилегированная, а в чём-то и более привилегированная ситуация, потому что наши институции довольно таки бесполезны в смысле карьеры и обеспечения жизнедеятельности. Но как будто бы поэтому мы можем позволить себе это временение времени и, например, год обдумывать какой-нибудь конфликт, отклоняясь от планов настолько далеко, насколько мы сами не знали, что можем от них отклониться.

Жанна: Я бы добавила, что в этом невообразимом отдалении и невообразимом временении есть как травматический, так и освободительный эффект — я его почувствовала.

И ещё микрореплика по поводу отношений адресного толка: в нашем проекте в рамках Триеннале — наверно, нашем единственном проекте в такой большой институции как «Гараж» — мы провели серию уроков для её куратора Валентина [Дьяконова], довольно бесцельных и при этом феминистски притязательных к нему.

«Добро Пожаловать В Кукольный Дом!» — это название коллаборации между художницами Ульяной Быченковой (Киев) и Жанной Долговой (Санкт-Петербург). Она началась в 2016 году, в рамках учебы в Школе вовлеченного искусства, основанной художественным коллективом «Что делать?». Их практика принимает формы фиктивных институций, перформативных ситуаций, воспитательных бесед, видео-открыток, материальной пропаганды, сервизных сплетений, праздников, феминистского художественно-теоретического письма и редакторского дела.

Актуальный исследовательский интерес направлен на изучение внутренних устройств феномена женской парной творческой сборки, прежде всего посредством интроверсивного вектора, что становится ответом на прикосновение к «побочной» проблематике взрывоопасности и временности.

Welcome To The Doll House! is the name of a collaboration between artists Uliana Bychenkova (Kiev) and Janna Dolgova (St. Petersburg). It began in 2016 as part of theirs studies at the School of Involved Art, founded by the art group Chto Delat? Their practice takes forms of fictitious institutions, performative situations, educational conversations, video postcards, material propaganda, coffee sets constellations, celebrations, feminist artistic theoretical writing, and editorial work.

The current research interest is aimed at studying the internal structures of the female duo creative assembly phenomenon, primarily through the introversion vector, which becomes a response to touching the “side” problem of explosiveness and temporality.

Dorota Gawęda (PL) and Eglė Kulbokaitė (LT) are an artist duo based in Basel (CH). Both are 2012 graduates of the Royal College of Art in London. Their work spans performance, installation, fragrance, sculpture, drawing, photography, and video. In their works, the duo explores artistic production through collaboration and search for aberrant media that land themselves for creating speculative environments. Formally, Gawęda and Kulbokaitė explore incompleteness and linguistic ingraspability, apparent both in their approach to performance as in the sculptural objects and environments that they propose, offering ways to renegotiate our complex relationship to Nature — an ecological system that we have historically defined as separate to ourselves, as outside. They are the founders of YOUNG GIRL READING GROUP (2013–) and co-initiators of its online archive. Gawęda and Kulbokaitė are among the finalists of the Swiss Art Awards 2021.

Дорота Гаведа (Польша) и Эгле Кулбокайте (Литва) — дуэт художниц, которые живут и работают в Базеле (Швейцария). Обе — выпускницы Королевского колледжа искусств в Лондоне 2012 года. Их практика включает работу с перформансом, инсталляциями, запахами, скульптурой, рисунком, фотографией и видео. В своих работах дуэт художниц исследует художественное производство через коллаборацию и поиск необычным медиа, которые могут использоваться для создания спекулятивных сред. Также Дорота и Эгле обращаются к неполноте языка, которая проявляется в их подходе к созданию перформансов, объектов и сред, предлагающих переосмыслить наши отношения с Природой — экологический системой, которая исторически конструировалась как отдельная и внешняя по отношению к нам. Они также являются основательницами YOUNG GIRL READING GROUP (2013–) и инициаторками её онлайн архива. Дорота и Эгле стали финалистками Swiss Art Awards 2021.

[1] Ульяна Быченкова. Жанна Долгова. Добро Пожаловать В Кукольный Дом! Художественный журнал №105, 2018. Текст доступен на русском языке на сайте «Художественного журнала»: http://moscowartmagazine.com/issue/78/article/1700

[2] Имеется в виду видеодокументация перформанса «Добро Пожаловать В Кукольный Дом!» «Катехизис для мессы на платьях (на физическом носителе!)». В рамках симпозиума «Работай больше! Отдыхай больше!». Минск, 2018. Доступна по ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=ErsJaFfT1NM

[3] Комментарий Жанны: В этой реплике я хотела несколько теоретически-расширенно повествовать о взглядах на соотношение текста и объекта.

Художник, теоретик и автор поэтических текстов Сергей Огурцов сделал важные наблюдения и тезисы на этот счёт. Им предложено смотреть на соотношение текста и объекта не через медиумное противоречие или дискурсивное (дискурс искусства, что включает и тексты, и объекты, «оплетённые» смыслом и дискурс философии, циркулирующий в искусстве), но через проблему познания, снимая тем самым разрыв между концептом (то, к чему мы можем редуцировать текст, если рассматриваем мысль как слово) и объектом изнутри практики искусства — и то, и то формы знания.

Позднее им было предложено взглянуть на проблему концепт-объект в экологической логике среды, где и то, и другое равноценно существует, процессуально и переходно движется в качестве объектов.

Обе позиции могут быть соотносимы с феминистским мышлением о Верёвочных фигурах Донны Харауэй и Запутанности Карен Барад.

Но если мы не станем отбрасывать феминистскую критику, связанную с гендеризированностью и неравноценностью некоторых философских понятий, а также постулаты полового различия, взаимоувязанные с этой неравноценностью, то мы можем предложить более критический взгляд на нейтральность понятий среды и знания, представляющихся не слишком чувствительными к дисбалансу значений, и обратить внимание на идеи Катерины Колозовой, что предлагает концепт (и корпус философского письма как системы) поставить в зависимость от опыта и Реального с тем, чтобы радикализировать материальное в его собственных качествах, получить концепт и аффективный, и строгий. Перенеся этот подход в граничный дискурс искусства, мы можем таким образом как удерживать различие объекта и текста, указывающее на сохраняющуюся вовлечённую проблематику неравенства, так и предположить его преодоление через (политизированный, «женский», ассиметричный) опыт и Прожитое (нечто лично и аффективно прочувствованное и наделённое смыслом), с которым могут соотноситься и чему могут «служить» и текст/концепт, и объект, преодолевая отчужденность понятийного письма от эмпирической материальности, огибая на этом пути важность привилегированного, позволяющего возвыситься над повседневным бытием концепта знания и нейтральность понятия среды.

При этом важно отметить, что Огурцов говорит о знании практическом, о том, которое созидается в искусстве, это важная оговорка к понятию знания, но не достаточная на пути обхождения его канонических не чутких ловушек.