Дети в кино. Маленький человек в большом мире
Какое кино стали бы снимать для самих себя дети? И какими бы были взрослые, если бы смотрели по-настоящему детское кино, если бы читали написанные детьми сказки? Каким мог бы быть мир, если у детей было бы настоящее детское детство?
Пра-пра-поколения детей всего мира засыпали под сказки, которые придумывали для себя взрослые, чтобы отметить границы зримого и незримого, разрешенного и табуированного, общественного и интимного, бытового и сакрального. У моих бабушек и дедушек была добрая или идеологически выверенная детская литература. Мои родители вместе с чтением книг имели возможность смотреть кино. Повезло тем, кто предпочитал исторические приключенческие фильмы про пиратов и индейцев, они сразу получили зримый образ реального мира и возможность приспособиться к нему. Другие, увлеченные межвременными и межпространственными путешествиями отроков во вселенной, неземного клона Нийи или Алисы, повзрослев, остались наедине со своим образом будущего, украденным еще в детстве. Хотя до 80-х годов XXI века еще много времени, будущее еще может наступить.
Ребенку всегда приходится выбирать из того, что предлагают взрослые. А взрослые всегда предлагают страшные сказки, потому что нет в природе более замусоренных девиациями жанров, чем детские. Невыросший внутренний ребенок автора художественных произведений для малышей и подростков — скрытое мировое зло. Поэтому положение спасают книги, сценарии, комиксы, фильмы, написанные взрослыми не для детей, а про детей. Это, по крайней мере, честно — пытаться разобраться в психологии человека, вступающего в большую жизнь, сталкивающегося с реальностью, как со страшной сказкой или фантастическим миром, границу которого рано или поздно придется перейти.
Преодоление невзгод и горестей с помощью защитных механизмов — пожалуй, главная тема фильмов о детях. В этом смысле родителям ребенка-фантазера, приятельствующего с феями, чудовищами, динозаврами и призраками, всегда стоит быть начеку. Это только в сказках волшебный помощник — полунейтральная «средняя» сила, уравновешивающая видимый и невидимый мир. В жизни фантастические «друзья» сигнализируют работающие на полную катушку механизмы замещения видимого мира на невидимый. Даже история Гарри Поттера начинается с конфликта в не благополучной для него семье. Представьте, если ему все это приснилось! Дети прячутся в фантазии, чтобы разобраться, чтобы не связываться, чтобы повзрослеть.
Об этом, например, фильм режиссера Хуана Антонио Байоны «Голос монстра» (2016), в основе которого одноименный роман Патрика Несса. Это история о мальчике Коноре О’Мэлли, своеобразно переживающем смертельную болезнь своей матери. К Конору в самые тяжелые минуты его тревог приходит оживший Тис, могучее дерево, растущее по соседству. Этот монстр навязывает свое общение, чтобы рассказать три истории, где добро не всегда побеждает зло, а потом он попросит Конора поделиться своей и не солгать. И хотя Тис упоминает о старинном предании, согласно которому он сам обладает целительной силой, маме своего юного героя он помочь не в силах. Главная его задача — провести ребенка сквозь эти страшные стадии принятия обрушившегося на него горя, всего того, с чем ему сложнее и страшнее всего справляться.
Байона, которого часто называют учеником Гильермо дель Торо и который действительно работал с этим мастером страха как эстетики, очень вдумчиво и конкретно исследует в этом фильме психологию ребенка, не готового смиряться с реалиями мира, где, как ему кажется, он совершенно один. Конор крушит дом, дерется со сверстниками, презирает чужую для него бабушку (прекрасная работа Сигурни Уивер), потому что она не мама, и предавшего отца, потому что он сбежал. Готическая, красивая черно-зеленая палитра фильма, рефреном повторяющиеся сцены побега, стремительного спуска, недетской разрушительный агрессии создают в «Голосе монстра» психологический саспенс надломленного сознания.
Тис — сложная механическая фигура, части которой создавались для фильма специально, чтобы сделать этого героя наиболее достоверным. В нем реализуются одновременно и эманация страха, и образ защитника, заступнической силы. И вот в плане создания гнетущей атмосферы в «Голосе монстра» Байона превзошел Дель Торо с его «Лабиринтом Фавна». Хотя бы потому что дружба с настоящим Фавном, а он у Дель Торо настоящий, радужней, чем сны с выдуманным Тисом, ломающим все шаткие надежды на счастливое разрешение драматичных перипетий. У Байоны нет волшебства и нет волшебных помощников.
Режиссер Байона оказался страшным человеком. (В принципе, как и все режиссеры, работающие с полным погружением исполнителей в собственную мифологию.) И тут почти без иронии. Тринадцатилетний Льюис МакДугалл, актер, сыгравший Конора, только во время работы над финальной сценой узнал, что случилось с его экранной мамой. Зато как сыграл!
Есть еще пара страшных историй о том, как создавался этот удивительно трогательный фильм. Но важнее
Фильм «Там, где живут чудовища» (2009) Спайка Джонса тоже обращен к теме механизма замещения, с которым знакомо конечно не только детское сознание. Здесь девятилетний мальчик Макс, бунтуя против сестры-подростка и налаживающей личную жизнь матери, которым до него нет никакого дела, садится в лодку и прям как был, в очаровательной пижаме с треугольными ушами на капюшоне, попадает туда, где живут чудовища. Все было бы так просто, если бы это был фильм не Спайка Джонса, умеющего снимать глянцевые портреты стертых обществом потребления людей (см. «Быть Джоном Малковичем») и красивые панорамы уродливых социокультурных пейзажей (см. «Она»).
Естественно, Макс не попадает в сказочный мир с фантастическими существами. Почти как в «Быть Джоном Малковичем» герой перемещается на особенный «этаж» собственного подсознания, где живут его собственные чудовища — модели поведения, представления об окружающих его людях, а главное, его гнев, эгоизм и накопленная агрессия. Этот забавный пушистый мир ростовых кукол, тех самых чудовищ, своими очертаниями напоминает хрупкую и уютную бездну «Ёжика в тумане» Юрия Норштейна.
Макс провозглашает себя королем, возводит крепости и объявляет войны, развлекаясь, не думая о других, вымещая на них обиды и все остальные переживаемые несправедливости. Тени, падающие на умилительные ушки на капюшоне бойкого мальчишки, отражаются как рожки на макушке шкодливого ребенка-чертёнка. Наворотив бед, потеряв самых близких и самых распоследних своих «чудовищных» друзей, Макс вдруг увидел себя и свои поступки со стороны, проще говоря, немного повзрослел.
«Там, где живут чудовища» — тот, фильм, который дети и взрослые будут смотреть совершенно по-разному. Это сказка с очень сильным экзорцистским эффектом. Про вложенный в эту историю импульс «личного экзорицизма» писал сам Морис Сендак, автор одноименной книжки с картинками. Спайк Джонс с командой художников перенес в свой фильм уже практически готовые образы с этих картинок. Что-то оставили, как есть, что-то доработали. И если Байона пришлось проделать большую работу с постпродакшеном, вводить в «Голос монстра» анимационные фрагменты, чтобы подчеркнуть обостренную фантастичность взаимодействий Конора с Тисом, то Джонс подчеркнуто не использует компьютерную графику. Только эмоции чудовищ анимированы. Это реальные монстры невидимого мира детского подсознания, которых надо приручать.
Одним из самых затратных процессов при создании фильма был кастинг на роль Макса. Актера искали несколько месяцев в нескольких странах мира. Нашли очень выразительного мальчишку — Макса Рекордса. Парень вырос, и иногда снимается в кино. В 2016 году вышел фильм Билли О’Брайэна «Я не серийный убийца», где Рекордс играет школьника-подростка, борющегося со своими психопатическими наклонностями и одновременно изучающего их, тайно выслеживая настоящего серийного убийцу. Парадоксально хорошее кино — похваленное критиками и непринятое зрителями. В
Как-то так можно было бы начать огромный разговор о детях, теме и символике детства в кинематографе. Несмотря на очень сложный и противоречивый образ ребенка в мифологиях мира, кинорежиссеры чаще всего связывают с ним надежды на обновление. Даже в киберпанковской антиутопии Мамору Осии «Призрак в доспехах» (1995), где современные технологии биологического совершенства так и не стали импульсом к совершенству духа, есть крохотный эпизод: среди этюдных образов яркого неона вывесок и помоечных декораций «нижнего мира» пробегает вереница маленьких желтых дождевиков. Яркая, светлая, проворная линия взрослой надежды на нового человека, на ребенка.
Был ли у вас в детстве волшебный помощник? Может быть вы, как большинство детей по всему миру, ждали у окошка Карлсона? (Тоже ведь страшная сказка.) Да, и навещаете ли вы иногда своих чудовищ, ну так, на всякий случай, чтобы не объявлять напрасных войн?
