Можно ли называть Сибирь колонией? Каким образом осмыслялась колонизация Сибири современниками? Какие альтернативные имперскому проекты существовали в Сибири?

В лекции курса «(Пост)колониальные исследования» в рамках проекта «Ташкент-Тбилиси» исследователь Михаил Немцев рассматривает границы применимости термина колония к Сибири и обозначает основные сюжеты, связанные с колонизацией Сибири.

Когда в России заходит речь о «колониях» и колониализме, часто Сибирь становится первым приходящим на ум примером. Занимаясь историей Сибири, я нередко с этим сталкиваюсь просто в разговорах, в общении. Чтобы ответить на вопрос, является ли Сибирь колонией и в каком смысле вообще можно тут использовать это слово «колония», прежде всего стоит обратиться к истории Сибири. Без истории региона мы сразу же теряем предмет разговора. Люди, которые обсуждают в современной России Сибирь, часто сбиваются на темы добычи нефти, мехов, неправильного распределения федерального бюджета и т.д. Всё это важно, но само по себе не имеет прямого отношения к колониальным и постколониальным исследованиям. Сейчас я попытаюсь кратко рассказать нечто об истории Сибири как большого региона с акцентом на разные историческиҗ сложившиеся, сменявшие, дополнявшие друг друга способы её освоения и колонизации.

Заранее прошу терпения у тех, кому говоримое мной покажется банальностью. Но это неизбежно для того, чтобы создать общую картину. Здесь, с одной стороны, присутствуют сибиряки, которым то, что я расскажу, может показаться тривиальными вещами, в с другой стороны, присутствуют люди из Центральной Азии, которые эту тему специально в рамках истории России в школе или после неё не изучали.

Начну с символики. Бело-зелёный Флаг Сибири был создан активистами сибирского землячества во второй половине XIX века. Сейчас он используется в геральдике сибирских регионов и городов. Например, на флаге города Кургана, который обычно относят не к Сибири, а к Уралу, используются эти геральдические элементы, или в работе омского художника Дамира Муратова «Соединенные штаты Сибири» — неофициальный шутливый символ современного сибирского активизма и сибирской интеллигенции.

На флаге Сибири зелёное — тайга, а белое — снег, то есть Север. Интересно, что на этом флаге отсутствуют элементы, которые бы репрезентировали степь. Думая о Сибири, мы обычно не думаем о степи. А между тем большая часть обитаемой, заселенной части Сибири находится южнее полосы тайги. В XIX веке Сибирь включала в себя огромный Степной край — теперь это Восточный Казахстан. Однако традиционный образ Сибири — это снег и тайга. Заснеженная тайга. В этот же образ входят соболя, меха. Соболь фигурирует на одном из вариантов герба Сибирского царства, а также в фигуре, находящейся в центре Новосибирска, известной в городе как «Соболя». В гербе Новосибирска — те же геральдические элементы. Тайга, снег, соболь — отсылка к природе, уникальному северному простору, с большими усилиями заселенному людьми, и, следовательно, и к некой ценности, которая на этих просторах есть и которую можно оттуда извлечь. Современная «пушнина» — это нефть.

Является ли Сибирь колонией? Забегая вперед, сразу скажу, что я думаю: нет, понятие «колония» к современной Сибири не применимо. Однако Сибири как единообразной целостности не существует и никогда не существовало. Это огромная территория, в её разных частях в разное время происходили и происходят разные процессы, и в их числе разнообразные и разнотипные процессы колонизации. В разных местах Сибири возникали разные колониальные ситуации. В некоторых из них них можно узнать классические проявления известного из литературы западного колониализма. В других частях Сибири такой ситуации не возникало.

Поэтому высказываться о Сибири всегда нужно очень осторожно, помня о её размерах и сложности её истории. Даже районирование Сибири, то есть рациональное разделение её на разные территории, является очень большой и с трудом решаемой проблемой. Одной «Сибири» не существует. Есть разные Сибири, которые, правда, территориально совпадают.

Символом покорения или завоевания Сибири в российском массовом сознании стала картина «Покорение Сибири Ермаком» Василия Сурикова. Автор сам был сибиряком, родился и вырос в Красноярске.

Картина показывает, как легко увидеть, героический подвиг русских воинов, которые под христианскими знаменами захватывают или покоряют население некой дальней окраины. Эту окраину нельзя назвать совсем уж «дикой», потому что на горизонте мы видим крепость. Люди, к которым они пришли, выглядят сурово, но это не дикари. Фактически, казакам противостоит здесь армия другого государства. Этот момент важен. Это не встреча цивилизации и дикости, как можно подумать, — это встреча разных цивилизаций, очевидно, в ходе боевого столкновения. Можно ли считать, что вся колонизация Сибири была такой одной большой военной операцией? Думаю, что многие жители России склонны так думать о ней, просто потому что если Сибирь была завоёвана, то простой взгляд на карту говорит об удивительной успешности такого завоевания. В то же время, поскольку «завоевание» предполагает победу над завоёвываемым, называть присоединение целого огромного региона «завоеванием» многим кажется не вполне приличным. К тому же возникают неизбежные ассоциации с с покорением Северной Америки американцами.

В XX веке в Советском Союзе тема завоевания была переосмыслена. Своя история была у обсуждения проблем включения Сибири в состав российского государства: было ли это завоеванием, правильно ли говорить о присоединении, какую роль играло добровольное вхождение сибирских народов в состав Российской империи? Существуют разные подходы к интерпретации этой темы.

В некоторых случаях можно говорить о кровавом завоевании Сибири, некоторые народы в XVII веке оказались на грани выживания, некоторые понесли очень большие потери. Но обратите внимание, те, кто справа, на картине Сурикова подвергаются оружейному обстрелу, а далее участвуют в переговорах. Не знаю, можно ли говорить о «добровольности» переговоров в таких условиях. Тем не менее существует история вхождения, присоединения к империи населения новых осваиваемых территорий, в частности потому что они видели в этом для себя некоторый резон, расчет и присоединялись не только из страха, но и из стратегических соображений.

Эта табличка находится в республике Алтай, на её важнейшей транспортной магистрали на Чуйском тракте. Обелиск, на котором она размещена, находится на Семинском перевале, можно сказать, в самом центре республики. Она посвящена «двухсотлетию добровольного вхождения алтайского народа в состав России». Даты — 1756-1956 годы Можно заметить, что надпись «алтайского народа» выделяется. В советское время здесь было написано «добровольного вхождения Горного Алтая в состав России». Но в постсоветское время исправили — видимо, так было подчеркнуто вхождение не региона, а именно людей в состав России.

Важнейшим обстоятельством этого т. н. «добровольного вхождения» в 1756 году была карательная экспедиция китайских войск, которые после войны в западной Монголии выдвинулись в Алтай и вынудили местное население с боями отступать на север, к границе с Российской империи и просить помощь в ответ на принятие подданства. Это сложная ситуация, которая, конечно, не описывается понятием «добровольное вхождение», но и не соответствует обманчиво простой схеме военного завоевания. И в то же время в некоторых регионах жестокое военное завоевание действительно происходило. А вот колониальную войну против чукчей Российская империя, как известно, проиграла.

В XVI веке Московское царство экспансировало на юг и восток. По большому счету можно утверждать, что в этот период (XVI-XVII века) в Северной Евразии происходила смена ведущего геополитического или военно-политического лидера. Золотая Орда распалась, государства, образовавшиеся на её месте, не могут противостоять усиливающемуся Великому княжеству или Московскому царству, и оно экспансирует на юг и на восток. Эта экспансия продолжается до конца XVIII века. Всем известная дружина Ермака приходит в Сибирское ханство. В это время московский царь Иван Грозный уже объявил себя царем Сибирским. Это произошло после того, как была подчинена Казань. Сибирское ханство состояло в подчинённых отношениях с Казанским ханством, соответственно, согласно сложным феодальным правилам XVI века, оно поменяло подданство.

Взятие Сибирского ханства Ермаком — чрезвычайно мифологизированная история. Миф Ермака был создан в XIX веке и имел особое значение в русской культуре, причем не только в имперской: Ермак стал символом свободолюбия и предприимчивости казачества, в этой роли он используется и до сих пор. Интересно, что не далее, как прошлым летом, в городе Тобольске группа православных активистов попыталась поставить поклонный крест в память о Ермаке, но представители татарской общины выступили резко против. Для них Ермак — это не народный герой, а завоеватель. Это означает, что фигура Ермака до сих пор играет важную символическую роль.

Подданные московского царя, пришедшие в Сибирь, обнаружили там существующие государства или конгломерат протогосударств — собственно Сибирское ханство. В условиях центральной Евразии начальный этап русского освоения или колонизации Сибири во многом облегчался тем, что и представители Московского царства, и местное население, которое часто собирательно называли татарами, обладали сходными политическими представлениями и установками. Они говорили о власти и подчинении на одном языке. Народы Западной Сибири, которые были знакомы с традиционными, восходящими к Золотой орде отношениями данничества и подданства, вступали в новые отношения подданства, при этом могли получать от них свои преимущества, выгоды. В Восточной Сибири ситуация была уже иной, потому что там, продвигаясь, вооруженные отряды подданные московского царя встречали народы, которые никогда не были частью какого-либо государства. У них были совершенно иные представления о том, как нужно сосуществовать с соседями.

Продвигаясь по Сибири, русские или московиты (я думаю, что говорить о «русских» как едином этносе или народе в XVII веке еще преждевременно) формировали своеобразные общества. В них были и казаки, и так называемые служилые люди (те, кто получал средства к существованию, исполняя указания воевод или приказчиков, командующих военными укреплениями). Была там и своя знать — дети боярские, появлялись и крестьяне, которые «своим ходом» пошли в Сибирь сразу, как только возникла такая возможность, были там и служилые иноземцы (или, как мы сейчас скажем, иностранцы). То есть уже в XVII веке в Сибири образуется своеобразное сложно устроенное общество. Его нельзя назвать в строгом смысле колониальным, потому что оно себя не осознавало как колониальное общество. Ясно, что ни в XVII веке, ни позже не было непереходимых барьеров между Heartland Московского государства и Сибирью или Севером. Не было корабля, на котором нужно было туда уплыть, как у классических колониальных империй Запада. Земля была непрерывна. В этом — важнейшее свойство континентальной империи. Формировалось полиэтническое, фактически многоязычное общество, которое мы теперь изучаем по русскоязычным документам. Местных жителей называли «ясачными людьми», иногда «иноземцами», иногда их называли по самоназванию или же названию, данному им окружающими народами − в документах обнаруживаются различные этнические категории. Правили ими в соответствии с традиционным правом князья, т. н. «лучшие люди», с которыми подданные московского царя заключали договоры. Эти договоры скреплялись особыми клятвами, которые назывались шерть. Уже в XVI веке формируется особая политическая практика взаимодействия с местным населением, которая, трансформируясь, доживает до конца старого режима, то есть до революции 1917 года. Иноземцы (а после «Устава об управлении инородцами» 1822 года их называют инородцами) выплачивали ясак, то есть натуральную дань, Это продолжалось до 1917 года, хотя к этому времени многие из них давно выплачивали её деньгами, а не пушниной. Продвигаясь по Сибири, московиты создали сеть опорных пунктов, которые располагаются на больших реках (за исключением редких случаев).

На карте выше отражена сеть транспортных коммуникаций и опорных пунктов, которая складывается к середине XVII века. Эти несколько карт по моей просьбе специально для лекции изготовил историк из Новосибирска, специалист по истории XVII века Иван Соколовский. В основном эти карты не опубликованы. Можно видеть, что населенные пункты, т. е. крепости (а все сибирские города XVII века — это военные крепости) расположены крайне неравномерно. Они расположены в южной части современной Сибири.

На этой карте выше нанесены уезды и указана численность русских крестьян по отношению к местному, как тогда говорили — «иноземному населению». Здесь видно, что в основном русское население было сосредоточено в нынешней Тюменской области — в юго-западной части Сибири. Большая часть Сибирской губернии практически не имела русского населения. Плотность населения вообще, а тем более пришлого, переселенческого, была низкой, а на севере чрезвычайно низкой.

Выше нанесены уезды — видно, насколько дробно административное деление было проведено на юге Сибири, и сколь огромные, фактически неизведанные и практически неподконтрольные территории располагались на севере.

Здесь зелёным выделены нанесены территории, где расселялись русские крестьяне, розовым выделены территории пушного промысла.

Надо помнить, что русское население в Сибири располагалось чрезвычайно неравномерно — в основном, как я уже отметил, южнее пояса тайги. Большая часть населенных пунктов, которые были тогда основаны, сейчас либо исчезли, либо потеряли всякое значение, являются малозаметными, малозначимыми. Это касается Березова, Пелыма, Туруханска, Мангазеи. Население постепенно сдвигалось к югу. Это движение на юг в сторону центральноевразийских степей встречало жесткое сопротивление. Оно стало возможно только к середине XVIII века благодаря изменению соотношения политических сил в Центральной Азии. Здесь в игру вступали Китай, Монгольское государство или Джунгарское ханство. Конфигурация населения русских в Сибири и сам ход её русской колонизации, существенно зависел от соотношения сил в Великой степи.

Вот что красиво, художественно писал о заселённой части о заселенной русскими части Сибири Николай Ядринцев в важнейшей сибиреведческой книге XIX века — «Сибирь как колония» (1882 года):

«…Рассматривая по этнографической карте распространение русского населения… мы видим следующую картину: по югу всей Сибири, тотчас по переходе через Урал, вплоть до границ верхней Тунгуски, впадающей в Енисей, тянется сплошная лента русского населения; эта сплошная масса занимает пространство между Верхотурьем и (…) Петропавловском, суживающееся между Тарой и Омском и несколько расширяющееся между Томском и Бией; далее, в Енисейской же губернии, по рекам, впадающим в Енисей, около Нижнеудинска она резко обрывается. Остальное пространство — пустыня… В сущности, это распределение можно сравнить с двигающейся на Восток колонной, сначала сплошной, потом суживающейся, наконец, совершенно теряющейся в пустыне, как теряется река в песчаной степи; неприятеля здесь изображает оттесняемый по туи другую сторону инородец; армия эта ведёт ожесточённую борьбу с природой; она намечает дороги, наводит мосты, рубит леса, и её разведчики, часто удаляясь далеко вперёд, не успевают оглянуться, как леса эти снова за ними поднимаются, выпрямляются, и передовая колонна остается замкнутая ими и одинокая среди пустыни, отдалённая от прочего населения».

Чем же занималось это «отдалённое от прочего» население? Земледелием, конечно, а также добывали знаменитую сибирскую пушнину.

На эту карту нанесены основные районы пушного промысла сравнительно в XVII-XVIII веках и после 1930 года, когда лучшие годы промысла в Сибири были далеко позади. Видно, что промысловые районы сосредоточены севернее территории основного расселения русских, которая выделена зеленым цветом. Эти территории до XIX века оставались не то что неизученными — неизвестными, карт Северной Сибири почти не существовало. Я думаю, что можно аналитически противопоставлять русскую Сибирь — то есть территории с преимущественно русским населением (географ Сергей Рассказов называет её «старой Сибирью») — и всей остальной Сибири, «нерусской» или же «инородческой». Колониальные ситуации и в той, и в другой были разными.

Сейчас мы часто недооцениваем, насколько слабым было присутствие русского государства на территориях, не входящих в русскую Сибирь. Там могли происходить самые разные вещи. Далеко не все эти территории были подконтрольны в военном отношении. Самый, наверное, интересный пример — это крайний Северо-Восток, Чукотка. Там, как я уже упомянул, было несколько колониальных войн уже регулярной русской армии с чукчами. Эти войны закончились тем, что чукчи были признаны народом «не вполне подчиненным» российской администрации. Фактически до конца XIX века Чукотка оставалась независимой. Царская администрация считала нецелесообразным предпринимать военные экспедиции в этот труднодоступный регион — пусть живут, как хотят. Власть российского государства была установлена на Чукотке уже в XX веке, в основном уже при советской власти, у которой появились пароходы и стремление укрепиться в пограничном с американской Аляской регионе.

История оформления южной границы Сибири чрезвычайно сложна и интересна, но здесь я не буду на ней останавливаться. Отдельная история отношений с Китаем, продвижения в Монголию, которое фактически завершается только после Гражданской войны в России и создания Монгольской Народной Республики. Это тоже часть большой истории российской колонизации Северной Евразии.

Хочу обратить внимание на то, что колонизация — это прежде всего пространственное движение людей, которые преследуют свои цели и которые часто не координируют свои движения с движениями других людей или даже противоречат друг другу. В истории Сибири можно выделить как минимум четыре типа колонизации, каждый из них важен.

Частно-военная колонизация — то, что называется охотой за пушниной. Это самая знаменитая и романтизированная часть колонизации Сибири. Она осуществлялась силами добровольных бригад, которые уходили далеко в неизведанные районы, чтобы найти там ещё не подчинённые никому народы и заставить их платить ясак царю, при этом обогатившись. Они должны были заставить их добывать ценные породы зверя, используя при этом любые методы — не исключительно грубую силу. На свой страх и риск уже в XVII веке эти экспедиции прошли огромные территории в поисках новых народов. Более того, в XVIII веке добытчики, как только у них появилась техническая возможность, вырвались за пределы Сибири, дошли до островов Аляски и создали там при поддержке государства промышленные колонии — «русскую Америку». К слову, когда мы говорим про русскую Аляску, русскую Америку, нужно понимать, что это не континентальная Аляска — это острова к югу от Аляски. Сам континент пришельцев из России не интересовал. Кстати, входит ли история русской Америки в историю Сибири? Я считаю, что да, история Сибири должна включать в себя и историю этой заморской колонии. Русская Америка была создана сочетанием усилий частных предпринимателей и шедших по следам, действовавших вместе с ними военных моряков. Войны Русско-американской компании с индейцами — это часть истории колонизации Сибири, хотя они и происходили уже на другом континенте.

Второй вид колонизации — государственно-военная колонизация. В XIX веке в Российской империи обсуждали необходимость достижения естественных границ — то есть водоразделов, хребтов, ландшафтно выделенных мест, где можно было бы провести некие бесспорные границы. Так Российская империя продвигалась и на Южном Кавказе, в Центральную Азию до Синьцзяна — так же она продвигалась и в Сибирь. Восточная Сибирь — это регион, где Российская империя достигала пределов своих возможностей расширения. Я привёл пример с Чукоткой, другой пример — Сахалин, который ещё в начале XX века представлял из себя странное образование, некую аномалию (об этом можно прочитать у Чехова).

Третий вид колонизации — вольно-переселенческая или крестьянская. Это важнейшая часть колонизации Сибири, она же в каком-то смысле самая незаметная и малоупоминаемая. Крестьяне были основным населением русской Сибири. Без крестьянства, без экономического обеспечения военных операций (прежде всего продовольствием) успешное освоение Сибири было бы невозможно. Крестьяне идут в Сибирь не за пушниной. Крестьяне шли в Сибирь за землей, за новыми возможностями экономической деятельности. Уже в XVII веке они составляли основное население русской Сибири. Кроме того среди них было много настоящих религиозных диссидентов — староверов. В Англии XVII века противники государственной церкви, которых как раз и стали называть «диссидентами», отправлялись в Новый свет, в России они бежали в отдалённые районы страны, в частности в Сибирь. При этом интересно, что перед революцией 1917 года в Сибири было уже так много переселенцев из Малороссии, украинских крестьян, что они ставили вопрос о создании своих национальных территориальных автономий в Западной Сибири и на Дальнем Востоке (так называемый Серый Клин и Зелёный Клин). Люди, которые говорят про колонизацию Сибири, порой не обсуждают сложность национального состава тех, кто в неё пришел, А ведь это отдельная интересная тема — «украинская Сибирь» как несбывшаяся альтернатива развития Сибири.

Наконец, очень известный во всём мире четвертый вид — штрафная или тюремно-каторжная колонизация, то есть помещение в Сибирь каторжников и ссыльных. Они шли в Сибирь долгими мучительными пешими этапами. Часть из них в Сибири оставалась и пополняла её население. Образ Сибири как ссыльного края оформился уже в XIX веке, он очень яркий и эмоциональный, хотя численно ссыльные и каторжники в Сибири никогда не доминировали. Некоторые политические ссыльные повлияли на развитие сибирской культуры и экономики, исследовали её.

Элемент истории военной колонизации — создание укрепленных линий. Можно упомянуть, что сложная система пограничных линий была протянута Российским государством вдоль всей северной границы Великой степи. В Сибири она протягивалась от верховьев реки Урал (или Яик) до Кузнецка (современный Новокузнецк). Создание этих линий рассматривалось империей как чрезвычайно важный, ключевой фактор геополитического присутствия в регионе. Соответственно, они требовали огромных инвестиций и были фактором, формирующим территорию. Сибирская укрепленная линия формировалась в течение всего XVIII века и была выведена из эксплуатации только к середине XIX века. Эта линия была продолжением засечных черт, которые отделяли Московское государства от дикого поля и формировались еще с XIV века. Те, кто отслужил на этих линиях, казаки, получали прилегающую к ним землю. Эти линии сыграли сыграли огромную роль в переселенческой колонизации или в переселенческом колониализме.

В качестве иллюстрации темы штрафной канализации хочу привести картину Александра Сохачевского «Прощание с Европой», которая изображает знак на Урале, недалеко от Екатеринбурга, обозначающий символическую границу России с Европой и Азией. Россия — это евроазиатское государство. В XVIII веке, особенно при Екатерине Великой, вопрос о том, где проходит граница Азии, играл огромную политическую роль. И то, что российские академики убедили европейских коллег, что граница Азии проходит по Уральским горам, Уральскому водоразделу, было важным фактором утверждения России как европейской империи, европейской державы. Тогда Сибирь оказывалась крупнейшим вклинением Европы в Азию, потому что Сибирь всё-таки за Уральским хребтом, а Центральная Азия тогда совершенно не была под российским контролем. Урал играл роль символической границы Европы: за Уралом как бы начиналось цивилизирующее действие европейского государства на своих азиатских подданных.

Для ссыльных и каторжников, которые в составе больших каторжных колонн переходили границу, это место было началом путешествия в мир, который им представлялся совершенно чуждым — в Азию, в «сердце тьмы». На картине можно видеть, как они рыдают и готовятся уйти туда, откуда они уже никогда не вернутся. Можно видеть меру их отчаяния. Сам художник, Александр Сохачевский, этот путь тоже прошел, он участвовал в Польском восстании, был осуждён на смертную казнь, но потом сослан. На картине изображен справа от обелиска. Правда, многие из них потом возвращались и использовали свой опыт нахождения в Сибири, собранные там исследовательские материалы уже для академических, литературных, политических карьер в Европе. Сохачевский тоже вернулся и прожил потом долгую жизнь в Европе.

Очень важной темой или проблемой для понимания сибирской колонизации является «народный» или переселенческий колониализм. Это ситуация, когда местное население постепенно как бы растворяется среди пришлого. Без военных конфликтов, без специальных организованных мер по его уничтожению местное население становится частью большого имперского общества, и постепенно различия местных иноземцев (или инородцев)и пришлых русских теряются. Теряется язык, традиционные методы хозяйствования, групповая самоидентификация, наконец, народ как бы исчезает. Такой колониализм подразумевает процесс, который в российских учебниках социологии и этносоциологии называется «ассимиляцией» (а более общее понятие для него — «аккультурация»; и надо понимать, что с точки зрения колонизируемой культуры «ассимиляция» фактически подразумевает её постепенное исчезновение). Кто-то это действие российских переселенцев оценивал исключительно позитивно (имперские чиновники), кто-то к нему относился и относится по понятным причинам негативно. Категория переселенческого колониализма играет важную объяснительную роль для понимания того, что происходит с населением Сибири последние 500 лет.

Сама проблема сибирского колониализма как такового впервые была озвучена и поставлена деятелями так называемого областнического движения в середине XIX века. Отмечу двоих выдающихся деятелей, знаковых фигур областничества, Николая Ядринцева (его я уже цитировал) и Григория Потанина.

Григорий Потанин — путешественник, писатель, этнолог, журналист, географ — ключевая фигура для формирования сибирской интеллигенции, сибирского самосознания. В начале ХХ века он был ведущим интеллектуалом уже русской Сибири и одним из тех, кто сформулировал идеи областнического движения. В 1917 году этот человек получил звание Почётный гражданин Сибири.

Что означал тезис «Сибирь есть колония» к началу XX века? Он означал не то, что он означает сейчас. Потому что само слово «колония» означало нечто иное. Еще не было всемирного процесса деколонизации, не было массовых представлений о колониализме как о безусловном зле. Колонизация обсуждалась прежде всего как цивилизирующее действие, а колониализм был частью идеологии прогресса. Я попытался сформулировать тезисы классического областничества, касающиеся проблем Сибири как колонии.

Первый тезис. В Сибири сформировался особый этнографический тип — сибиряк. Сибиряки — это не вполне русские, это люди, которые подверглись воздействию местных условий, сформировали свой антропологический тип (тогда даже говорили «расовый тип») и образуют особую общность. Ядринцев считал, что сибиряк развился в результате смешения пришлого славянского и местного инородческого населения — особенно в отдалённых районах русской Сибири. Потанин придавал особое значение воздействию на сибиряка условий сибирского климата, нахождению на северной крайней Евразии, влиянию инородцев, расовому смешению между русскими и инородцами. Так или иначе русская Сибирь населена людьми особого типа. Они появились в результате колонизации. Эти люди обладают особыми собственными интересами, поэтому Сибирь должна получить самоуправление.

Земство было введено в России еще Николаем II, но не везде, не во всех регионах Сибири. Введение земского самоуправления в Сибири откладывалось и фактически произошло только в 1917 году. Патриотическое движение местной интеллигенции, известное как областничество, считало необходимым создание какой-то формы самоуправления. Ставился вопрос о необходимости распространения положения о земстве на территорию Сибири, создания, соответственно, земской думы. Сейчас мы можем говорить об этом на современном языке как о требовании федерализации России. По мысли областников автономная, то есть самоуправляющаяся Сибирь, должна войти в состав такой России как равноправный субъект. В 1918 году Временное Сибирское Правительство воспользовалось возможностью провозгласить независимость Сибири в ожидании восстановления Российской республики. Но не все заходили так далеко. Вскоре началась Гражданская война. Уже после революции, в эмиграции некоторые областники прямо рассуждали, что, освободившись от большевиков, Россия не просто будет федерацией, но Сибирь должна быть при этом отделена от России, потому что «сибирские русские» и русские за Уралом — это уже два разных народа. Но это было в эмиграции, и никакого воздействия на ситуацию на месте они оказать не могли.

Второй тезис: Сибири нужно развитие местной культуры и местного патриотизма. В частности это выражалось в университетском вопросе. Я хочу сослаться на статью Анатолия Ремнева «Вдвинуть Россию в Сибирь: империя и русская колонизация второй половины XIX — начала XX века» в сборнике «Регион в истории Империи: исторические эссе о Сибири» (Новое издательство, 2013), где он очень подробно рассматривает дискуссию о создании университета в Сибири. Именно дискуссии о сибирском университете сыграли огромную роль в осмыслении Сибири как отдельного и единого региона со своими особыми целями развития. Дискуссия продолжалась несколько десятков лет, и, в конце концов, университет был открыт в Томске в 1888 году. Хотя он был открыт в виде только одного медицинского факультета, всё равно это было важнейшее событие, которое сыграло ключевую роль в создании интеллигенции сибирского общества. Собственно, люди, которые потом создали национальные правительства на национальных окраинах Сибири (эти политические образования потом стали основой современных национальных республик и округов) либо учились в Томском университете, либо непосредственно взаимодействовали с людьми из рядов «столичной» томской интеллигенции.

Следующий тезис областников: сибирские народы будут со временем инкорпорированы в состав сибирского общества не в качестве самодостаточных народов, а в качестве обычных россиян. Для XIX века тема включения инородцев в состав империи играла особую, очень болезненную роль. Здесь я сделаю шаг назад и упомяну созданный в 1822 году «Устав об управлении инородцев». Это документ, который определил статус не только сибирских народов, но и населения присоединяемых к России окраинных губерний: Центральной Азии, Кавказа и других. Устав об управлении инородцев был написан в Сибири прежде всего для упорядочивания отношений с сибирскими инородцами. Собственно, благодаря этому документу, созданному М.М. Сперанским, слово «инородец» стало правовой категорией. Устав был написан таким образом, чтобы обеспечить постепенное вхождение нерусских народов в состав российского общества, включение их в одно из сословий. В нём выстроена иерархия инородческих обществ: от инородцев «бродячих» к инородцам «оседлым». Постепенно, становясь всё более организованными и политически сознательными, инородцы должны были превращаться в крестьян. По отношению к ним в этом должна была проявиться цивилизирующая миссия империи. Для областников и для сибирской интеллигенции польза и важность колонизации Сибири состояла как раз в том, что сибирские народы постепенно должны быть просвещены, цивилизированы и превращены в «обычных», таких же как русские, крестьян, промышленников и горожан.

Следующий тезис областничества: национальные окраины будут цивилизованы и получат собственное самоуправление когда (и благодаря тому, что) на национальных окраинах образуется интеллигенция. Для Потанина и для Ядринцева символическую роль играло знакомство с Чоканом Алихановым, известным казахом, этнографом, офицером, человеком, который объединил в себе две культуры: он был сыном казахского князя и русским офицером. Для них Алиханов был примером того, какого развития может достичь инородец при благоприятных обстоятельствах. В 1917 году Григорий Потанин был достаточно популярен среди казахской интеллигенции и представителей влиятельных родов, чтобы они выбрали его председателем Всеказахского съезда и символическим покровителем формирующегося казахского национального самосознания. Потанин был почетным председателем Всеказахского съезда в декабре 1917 года, где, собственно, было заявлено об автономии будущего Казахстана.

Наконец, развитие региона невозможно без развития местной промышленности. Проблема колонизации сибиряков для областников состояла в её слабости, в том, что колонизация происходит недостаточно успешно и недостаточно быстро. Как писал Григорий Потанин в 1884 году: «Сибирские порядки все–таки постоянно хуже тех, которые существуют в Европейской России. Правда, они лучше тех, которые были до Сперанского, но и люди в Сибири не те уже. Сибирь, вступившая уже в четвертое столетие своего существования под владычеством России, ждет новой, более коренной реформы в управлении…». Это управление в частности должно было способствовать развитию промышленности, ремесел, образования. В этом смысле, когда в XIX веке говорили про колониализм, речь шла, конечно, про цивилизацию. «Сибирь как колония» — это значит Сибирь еще недостаточно цивилизованная, недостаточно развитая. Она станет «нормальной» частью империи, европейского государства, когда в ней появится достаточное количество заводов, производств, университетов, школ, когда местное население будет изучено, образованно и сольется в едином творческом потоке с населением европейской части России. Мы сейчас, конечно, на Сибирь так не смотрим, потому что мы пережили XX век. Теперь мы намного сдержаннее относимся к «цивилизации» как безусловной политической ценности. И в то же время в XX веке многие из стремлений областников были выполнены. К концу XX века Россия стала федерацией, то есть в России есть губернии, есть три уровня управления. В Российской империи не было региональных парламентов (за исключением финского сейма). Теперь в сибирских регионах есть региональное самоуправление (федерализм называют «спящим институтом», но это тема для совсем другого разговора). Сибирь в этом смысле «нормализована» и стала обычной частью России — принципиально специфичных именно для Сибири проблем нет. То, что сибирякам часто представляется проблемой Сибири — это проблемы и других периферийных районов, областей Российской федерации. «Русской Сибири» тоже больше нет — из–за изменений демографического состава региона, из–за его индустриализации, создания новых транспортных путей. Я думаю, о «русской Сибири» в том смысле, в каком её можно было выделять еще в XIX веке, уже нет смысла сейчас говорить.

Сейчас говорить о «русской Сибири» в ключе Ядринцева уже невозможно

Сибирские народы получили особый защищенный статус и национальные политии. Я имею в виду прежде всего статус коренного малочисленного народа Сибири, который можно критиковать — национальная политика России заслуживает критики, но это уже совсем другая ситуация. Государство создало правовые механизмы для обеспечения минимальных возможностей выживания и самосохранения коренных малочисленных народов, которые, правда, в XX веке особенно подкосили коллективизация (раскрестьянивание), затем Вторая мировая война, развитие нефте- и газодобычи. По-видимому, многие народы и сейчас находятся в ситуации, которую следует охарактеризовать как переселенческий колониализм. Это касается населения территорий, где действуют нефтяные корпорации на Севере, это касается населения территорий, где действуют угле-, рудо-, лесодобывающие корпорации на юге. В этом смысле переселенческий колониализм сейчас продолжается, и к концу XX века колониальная ситуация сохранилась в некоторых частях этого большого региона. Прошла индустриализация. Штрафная колонизация перестала быть значимым социально-политическим фактором. Почему? Потому что после того, как деятельность ГУЛАГа была распространена на всю территорию России, тюремная система была полностью инкорпорирована в народное хозяйство даже в процессе постепенной разборки ГУЛАГа в позднесоветский период. Сибирь перестала быть в этом отношении выделенной территорией — посмотрите на север европейской части России.

В ХХ начинается выделение Дальнего Востока как особого «большого региона». Я думаю, этот процесс сейчас происходит, и мы еще увидим большой Дальний Восток как отдельный политический и экономический субъект к середине XXI века. Возможно, то же самое можно говорить о Севере в связи с увеличением навигации по Северному морскому пути благодаря глобальному потеплению.

Последний пункт: используемый сейчас публицистами антиколониальный и протонационалистический язык — это выражение периферийного положения в сверхцентрализованном государстве. Здесь я могу сослаться на известное исследование Аллы Анисимовой и Ольги Ечевской «Сибиряк: общность, национальность или состояние души?» Они исследовали, что сибиряки вкладывают в слово «сибиряк», когда говорят о том, что они сибиряки, а не россияне. Они чаще всего вкладывают недовольство периферийным положением в составе сверхцентрализованного государства. В Сибири говорят: «Хватят кормить Москву,» — и игнорируют такую специфику устройства российского государства: южные национальные республики Сибири полностью зависимы от бюджета и живут за счёт российского государства — их «кормит» Москва. Но Москва их «кормит», конечно, не из своего кармана, а за счет перераспределения национального бюджета. Одни регионы Сибири являются донорами, другие регионы Сибири являются получателями государственного бюджета. Та же картина по всей территории федерации. Не имеет смысла обсуждать отношения центр-периферия как отношения колонизации. Тут нужен какой-то другой язык. Я думаю, что в обсуждении пространственных факторов неравенства язык отношения центр-периферия и язык колонии и метрополии — два конкурирующих языка, два разных способа описания одной и той же реальности. По некоторым культурных и политическим причинам сейчас более популярен язык отношений колоний и метрополии. Однако он не универсален и не всегда пригоден для описания тех отношений, которые можно было бы точнее охарактеризовать как отношения «центр-периферия». Сибирь — это не колония, Сибирь — периферия. Однако Сибирь, какой мы её знаем, всё-таки сформировалась в результате сложного взаимодействия колонизационных процессов и колониальных ситуаций, и в некоторых отношениях эти ситуации воспроизводятся и сегодня.

Литература к лекции:

Дитмар Дальман. Сибирь. С XVI в. и до настоящего времени. М: РОССПЭН, 2015

В исследовании немецкий историк, специалист по Восточной Европе Дитмар Дальман описывает 400-летнюю историю освоения Сибири: с завоевания территории казаками Ермака до современности. В частности автор рассматривает судьбу коренного населения Сибири и освоение огромных территорий в целях промышленного развития, форсировавшегося в советское время.

Регион в истории Империи: исторические эссе о Сибири. М.: Новое издательство, 2013. https://abimperio.net/books/region.pdf

Сборник статей исследователей, освещающих отдельные вопросы, связанные с Сибирью: как определить Сибирь и ее границы? Как соотносятся образы Сибири как поселенческой колонии и неотделимой части национального мифа? Каким образом представители сибирских народов конструируют историческую память о Российской империи и СССР?

Николай Ядринцев. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2003 (переиздание работы 1882 года)

Ключевая работа идеолога сибирского областничества Николая Ядринцева. Автор рассматривает особенности русской народности в Сибири, положение инородцев и условия разрешения «инородческого вопроса», а также экономическое положение Сибири и вопросы её управления.

Steven Sabol. The Touch of Civilization: Comparing American and Russian Internal Colonization, Boulder, CO: University Press of Colorado, 2017, 328 p. https://www.jstor.org/stable/j.ctt1mtz7g6

Стивен Сабол, американский историк, сравнивает влияние колонизации на индейцев сиу в США и на казахов в российской степи, выявляя особенности российского империализма. И Россия, и американские колонии расширялись через сопредельные территории при создании континентальной империи, которая основывалась на идеологиях европейского морского колониализма, но, тем не менее, отличалась от него. Сравнение Сабола в конечном итоге приводит к выводам о природе колонизации XIX века.