Donate
Киноа. Архитектурный киноклуб

Кадзуо Хара: «Когда понимаешь, что не победишь, но все равно продолжаешь делать то, что считаешь нужным»

Лидия Панкратова01/10/19 12:353.4K🔥

Важный разговор с классиком японской радикальной документалистики Кадзуо Хара — о телевизионных фильмах, насилии кинематографиста, протестах молодежи и неслучившейся японской революции.

Кадзуо Хара
Кадзуо Хара

Выдающийся японский режиссер-документалист Кадзуо Хара приезжал в Петербург на фестиваль «Послание к человеку», где лично представил три фильма своей ретроспективы: новаторскую картину о своей бывшей жене Миюки Такеда «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974», критический фильм о людях с церебральным параличом «Прощай, ЦП» и смелый (и очень успешный) фильм о военных преступлениях в японской армии «Голая армия императора идет вперед».

Мы встретились с господином Хара на фестивале и поговорили о японских режиссерах и писателях, оказавших на него влияние, о феномене интимности в современном мире и о генезисе протестных движений. Как и в своих фильмах, в которых камера порой жестко и болезненно вторгается в реальную жизнь, так и в ответах на сложные вопросы режиссер не избегает острых проблем и не боится называть вещи своими именами.

Кадры из фильма «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974» (К. Хара, 1974)
Кадры из фильма «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974» (К. Хара, 1974)

Вы работали с такими замечательными японскими режиссерами, как Сёхэй Имамура и Кэй Кумаи. В чем их режиссерский метод отличается от вашего и кого из них вы могли бы назвать своим учителем?

Кадр из фильма «Легенда о Нараяме» (С. Имамура, 1983)
Кадр из фильма «Легенда о Нараяме» (С. Имамура, 1983)

— Произведения Имамуры мне очень нравятся. Он рисует на экране выразительный мир, и мне по душе система ценностей в его фильмах. Но я смотрю это кино с позиции своего поколения, а я на поколение младше, чем Имамура. Это мир людей 60-х: мы можем ему сочувствовать, мы можем его понимать, но в 70-е все было по-другому — это был уже не наш мир. Нельзя сказать, что я учился снимать фильмы у Имамуры.

Кэй Кумаи из того же поколения, что и Имамура. Фильмы Кумаи рассказывали о ситуациях, когда правительство провалилось, а таких ситуаций, когда власть не справилась со своими обязанностями, было очень много. Кэй Кумаи умел сам расследовать происшествия или такие обстоятельства, когда что-то шло не так, правительство бездействовало или не могло решить какие-то проблемы. Но не могу утверждать, что я у него научился каким-то техническим приемам.

Кадр из фильма «Публичный дом №8» (К. Кумаи, 1974)
Кадр из фильма «Публичный дом №8» (К. Кумаи, 1974)

Мне нравятся миры, которые изображают на экране Имамура и Кумаи, но я не могу сказать, что они повлияли на меня, особенно в том, что касается непосредственно съемок фильма.

Больше всего на меня оказала воздействие телевизионная документалистика. Но когда мы говорим о телевидении, важно помнить: здесь обязательно нужна лицензия правительства, это так устроено: пока тебя не признала власть, ты не можешь просто взять и снять что хочешь, свою программу, которая бы вышла на телевидении. Понятно, что на тех людей, кто снимает кино, оказывается давление, они ощущают прессинг власти, правительства, правящих классов — называйте, как хотите. А те режиссеры, которые работают для телевидения, подвергаются этому давлению еще сильнее.

Однако история телевидения гораздо короче, чем история кинематографа. Был период, когда молодые режиссеры, которые хотели рассказать о каком-то происшествии, специально приходили на телевидение со своими мыслями, идеями, чаяниями, — и им давали снимать! Это был очень короткий промежуток времени: 1968–1969, может быть, 1970, когда это было еще возможно на японском телевидении.

И вот эти произведения, которые были сделаны на телевидении в эти годы, для меня очень интересны и важны. Но только в эти годы полной свободы и эксперимента. Где-то в 1970 году правительство ставит на этом крест, и интересное кино постепенно исчезает с телеэкранов.

Поэтому самым большим стимулом для меня были не художественные произведения режиссеров, о которых мы говорили, а телевизионные документальные фильмы молодых режиссеров, свободная экспериментальная документалистика 1968–1969 годов, может быть, еще 1970 года — вот что меня сформировало.

Кадр из фильма «Голая армия императора идет вперед» (К. Хара, 1987)
Кадр из фильма «Голая армия императора идет вперед» (К. Хара, 1987)

Ваша картина «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974» — это фактически фрагмент вашей автобиографии. Сложно представить настолько личное кино сегодня, в эпоху селфи, соцсетей и полной размытости понятия приватности…

— Это фильм 1974 года, а в то время в мире не было такого, чтобы человек направлял камеру на свою, а не на чужую личную жизнь, так открывал ее всему миру. Это было что-то новое.

Кадр из фильма «Прощай, ЦП» (К. Хара, 1972)
Кадр из фильма «Прощай, ЦП» (К. Хара, 1972)

Мой более ранний фильм «Прощай, ЦП» (1972) — это совершенно другая история. Там есть сцена, где я захожу в дом к главному герою и его жене. Я достаточно агрессивно влезаю в их частную жизнь, хотя обычно на съемках никто не врывается к героям так жестко.

Я бы даже употребил слово «насилие»: я прекрасно понимал, что делаю, что это насилие по отношению к ним, но, тем не менее, я, направив камеру на их частную и вроде бы неприкосновенную жизнь, захожу и снимаю. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что делал, и, естественно, у меня были свои причины для того, чтобы так себя вести.

Кадр из фильма «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974» (К. Хара, 1974)
Кадр из фильма «Предельно личные отношения. Любовная песнь 1974» (К. Хара, 1974)

И после этой картины я задался вопросом: если я так бесцеремонно нарушаю их личные границы, вхожу в их семью, все это снимаю, имею ли я на это право, могу ли я это делать?

Тогда я решил, что нужно направить камеру не вовне, на какую-то другую семью, а внутрь своей семьи, на какие-то свои проблемы, которые есть у каждого, ведь мы все что-то прячем. И я решил, что если я сниму фильм про себя и свою семью, тогда пойму, каково это, когда с камерой врываются к тебе в дом и снимают самое сокровенное.


Вы родились сразу после Второй мировой войны. У Кэндзабуро Оэ была книга «Опоздавшая молодежь» о людях, которые родились либо во время, либо после войны и не участвовали в военных действиях, — своего рода гимн потерянному поколению. Ощущали ли вы себя частью той опоздавшей молодежи?

Роман «Опоздавшая молодежь» Кэндзабуро Оэ в советском переводе 1973 г.
Роман «Опоздавшая молодежь» Кэндзабуро Оэ в советском переводе 1973 г.

— Когда мы молоды, то изо всех сил, используя все жанры и разные виды искусств, стараемся чему-то научиться: смотрим кино, читаем книжки. В мире литературы тогда были люди, которые, безусловно, повлияли на поколение.

У них мы учились или хотели учиться. Кэндзабуро Оэ — это один из тех людей, у которых хотели учиться все, мы читали его книги как учебники.

Главное, что именно мы вынесли из произведений Оэ, — это ощущение протеста, психология протеста и сам протест. И «Прощай, ЦП» — это тот фильм, в котором психология протеста ощущается сильнее всего.

Конец 60-х и 70-е — это время протестов во всем мире, и именно тогда вы начинали свою карьеру…

— В то время в разных странах — что в Америке, что в Европе, что в Японии — молодежь начала протестовать. Студенты японских университетов начали массово участвовать в протестных движениях, и это сильно на меня повлияло.

Протестные настроения зародились в студенческой среде в конце 60-х. Зарождение в среде молодежи, зарождение в одно и то же время, зарождение в университетской сфере — это общие черты, которые объединяют несколько протестных движений того времени и в Японии, и в более развитых странах, в США и не только.

Везде было то же самое: в 1945 закончилась Вторая мировая война, много чего разрушившая, поэтому люди восстанавливали свои страны после войны. Все работали не покладая рук, поэтому экономика достаточно быстро восстановилась.

Протесты японских новых левых: студенческая лига «Дзенгакурен», 1968-1969 гг. Фото: Хитоми Ватанабе
Протесты японских новых левых: студенческая лига «Дзенгакурен», 1968-1969 гг. Фото: Хитоми Ватанабе

Прогресс и перемены коснулись не только экономики, но и культуры. Семидесятые с их высоким уровнем развития — и культуры, и жизни в целом — это фактически эпоха благополучия. Но, как мы знаем из опыта, как только мы достигаем процветания, начинается (особенно в культуре) период разрушения, разложения и упадка. Молодежь 70-х ощущала этот кризис и наступающий культурный застой: мы достигли благополучия, а что дальше?

Послевоенный период благоденствия, когда с последствиями войны уже разобрались, был спокойным богатым сытым временем. Тогда молодежь обращалась к элементам старой традиционной культуры, которые все еще сохранялись в обществе, но уже не соответствовали этому обществу ни уровнем, ни всем остальным. И началось движение, декларировавшее, что настала пора эти вещи разрушить. В сознании молодых людей, что в Японии, что, например, в Италии, возникали революционные идеи.

Видите ли вы какую-то связь между протестами 70-х и антиправительственными протестами, которые проходят сегодня?

Протесты в Гонконге, 2019
Протесты в Гонконге, 2019

— В зависимости от страны отличается темп исторического развития. Например, сейчас в Гонконге молодые люди протестуют и создают проблемы местному правительству.

Это все то же самое: просто тот темп, которым идет эта страна, чуть-чуть отличается. Если говорить о более развитых и менее развитых странах (пусть это и не очень корректно), то события, произошедшие в более развитых странах раньше, сейчас волнами докатываются до менее развитых стран. Одно влияет на другое.

Если говорить о том, отличаются ли протестные движения 60–70-х годов, например, в Японии, от того, что мы видим сейчас, то еще необходимо учитывать, как реагирует власть на эти процессы: принимает она их или не принимает.

В 70-е демократия уже развивалась, и логичным этапом в ее развитии стали эти выражения несогласия, когда молодые люди начали высказывать свое мнение. Если следовать и дальше этой логике, то есть дать волю протестным тенденциям, то это могло бы привести к тому, что власть имущие потеряли бы эту власть, чего им, естественно, не хотелось. Поэтому, чтобы не упустить бразды правления, с 70-х годов начинается период более серьезного давления на фоне уменьшения свобод и потери вседозволенности. Таким образом, с 70-х годов власть (не отдельной страны, а по всему миру) становится все сильнее и жестче: 70-е, 80-е, 90-е, XXI век…

Антитрамповский протест в Японии в 2019
Антитрамповский протест в Японии в 2019

Сейчас в Штатах президент Трамп, перед ним был Обама. Казалось бы, какая еще страна говорит о демократии так громко, как не Америка, но что делает сейчас Трамп? Он же совершенно дискредитирует демократию!

В Японии все то же самое: примерно с 70-х все более крепкая власть все сильнее подавляла любые попытки протеста. С каждым годом вся эта демократическая система ценностей уходит как можно дальше, власть имущие более всего боятся потерять эту власть и укрепляют ее. И если такая ситуация сложится, то придется вступить и в войну! То есть сейчас мы дошли и до этого!

Сейчас власть по всему миру становится мощнее. Правительства следят за обстановкой и не допускают протестных движений. Поэтому сегодня молодым людям, которые хотят выразить свое несогласие, это сделать сложнее, потому что любой протест сразу же встречает сильное сопротивление. Это сложный разговор.

В 1994 году вы сняли документальный фильм «Посвященная жизнь» — портрет выдающегося японского писателя-коммуниста Мицухару Иноуэ. Почему вы заинтересовались его фигурой?

— Мицухару Иноуэ на поколение старше меня: если я принадлежу к поколению 70-х, то Мицухару — это человек 60-х. А 60-е — это время коммунизма. Мицухару — коммунист, а коммунисты готовили в Японии революцию — во всяком случае, они к этому склонялись.

Мицухару Иноуэ. Кадр из фильма «Посвященная жизнь» (1994)
Мицухару Иноуэ. Кадр из фильма «Посвященная жизнь» (1994)

В любой политической партии (и компартия Японии — не исключение) существуют внутренние противоречия: кто-то согласен, кто-то с чем-то не согласен, кто-то в оппозиции к основному курсу, кто-то считает отдельные моменты устаревшими, кто-то продвигает что-то новое, кто-то, наоборот, держится за старое… И абсолютно четко идентифицировать Мицухару как коммуниста не нужно: партия отдельно, Мицухару отдельно.

Он написал много романов с ярко выраженным политическим содержанием, обращался к проблемным, противоречивым аспектам внутри коммунистической партии, отмечал, что в саму партию проникли гниение и порча. Мицухару Иноуэ задавался вопросом: имеет ли право партия говорить о новом мире и революции, если внутри нее все это происходит? Имеет ли она право вести за собой и менять этот мир? Его романы были очень популярны и востребованы в среде молодежи и, конечно, повлияли на поколение.

Но с приходом 70–80-х его книги перестали продаваться. Тогда уже наблюдалось некоторое разочарование и даже безнадежность по отношению революции: те, кто возлагал надежды на коммунистов, отчаялись. Жизнь стала благополучнее, революция более неактуальна.

Люди начали понимать, что, скорее всего, революции в Японии не будет. Тем не менее, Мицухару Иноуэ считал, что революция в Японии нужна. Он продолжал указывать на проблемные места в коммунистической партии, а поскольку он литератор, то пытался через книги научить, передать свои знания и поспособствовать свершению революции. Он открыл свою школу — клуб единомышленников, где он обучал молодых писателей тому, что знал сам, и через эту работу, с помощью доступных ему методов стремился устроить революцию.

Книга Кадзуо Хары ‘Camera Obtrusa’ (2009)
Книга Кадзуо Хары ‘Camera Obtrusa’ (2009)

Повторюсь, что даже несмотря на его деятельность и все его устремления, Мицухару сам понимал, что революции в Японии уже не будет. В японском языке есть даже специальное слово для участия в войне или в соревновании, в котором ты точно проиграешь: ты понимаешь, что не победишь, но ты уверен в своей позиции, знаешь, что это правильно, и все равно продолжаешь делать то, что считаешь нужным.

К сожалению, российский читатель очень мало знаком с творчеством Мицухару Иноуэ: на русский язык переведен только один его рассказ. Однако популярностью пользуется другой писатель того же поколения, Юкио Мисима, который отличался правыми взглядами.

— Юкио Мисима — это совершенно другая история. Это глубоко японский писатель, который в центр своих произведений ставил японскую культуру.

Юкио Мисима в 1970 году. Фото: Эллиот Эрвитт
Юкио Мисима в 1970 году. Фото: Эллиот Эрвитт

Он был правым, это так. В то время в Японию приходит много европейских идей, самая очевидная из них — демократия, но не только она. Все это хлынуло в Японию, в том числе западная система ценностей и европейская культура, которые, естественно, отличаются от исконно японского. Мисима говорил о том, что же случится теперь с коренной японской культурой, не исчезнет ли она под влиянием европейских идей?

Мисима тоже пытался содействовать революции — с правых позиций. Он призывал своих единомышленников присоединиться к нему и устроить в Японии переворот, но не нашел понимания, поэтому совершил сэппуку: в прямом смысле слова разрезал себе живот.

Мицухару Иноуэ, конечно, был совсем другим. Прекрасно понимая, что революции, скорее всего, не будет, понимая, что он ввязывается в борьбу, в которой проиграет, тем не менее, он считал это правильным, старался не предавать свои идеалы и идти вперед. Среди прогрессивных и наиболее известных писателей того времени именно он мне наиболее интересен, потому что в нем была вот эта внутренняя энергия двигаться вперед — даже несмотря на поражение. В японском есть устойчивое выражение, которое обозначает следующее: «один в поле воин». Да, Мицухару Иноуэ знал, что он один, но он верил, что сможет изменить ход мировой истории, и изо всех сил пытался идти в этом направлении.

Беседовала Лидия Панкратова


Подписывайтесь на страницы киноклуба:

Яндекс Дзен // Facebook // ВКонтакте // MUBI // ЖЖ

Natalya Belova
Evgeniy Kitaev
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About