Дискуссия резидентов ДК Розы — инициативы коллектива «Что Делать», направленной на создание и исследования процессов, в которых современное критическое и левое искусство формирует свою новую вовлеченную аудиторию. Работает по принципу советских домов культуры: как площадка для организации и работы различных кружков, совместных мероприятий и выставок. В ДК также проводятся занятия Школы вовлеченного искусства.

Участники: Анастасия Вепрева, Дмитрий Виленский, Роман Осминкин, Йожи Столет.

Анастасия Вепрева: Сегодня идея Домов Культуры очень востребована в нашем обществе, правда исполнена она немного в другом контексте. В то время, как переведенные на самоокупаемость старые советские ДК уходят из поля общественной активности, для молодых и успешных людей среднего класса существуют креативные кластеры, а для простого народа есть торговые центры, которые также стараются аккумулировать в себе образовательно-творческие активности.

Идея ДК существует словно вывернутой наизнанку, где базой становится другая, неолиберальная идеологическая система. Логично, что на этом фоне появляется потребность по-новому реализовать советский опыт ДК, который бы объединял людей на совсем других основаниях.

С другой стороны, Дмитрий говорит о том, что в современной российской реальности модель Дома Культуры может существовать только как создание контр­-публичной сферы, в которой эти общие основания должны вначале сформироваться и уже потом выходить на широкую публику. Вопрос мой заключается в следующем: насколько заявляемая контр-публичность может стать серьезным ограничивающим фактором, отпугивающим людей от пространства ДК с одной стороны, и с другой — склоняющим участников ДК как можно дольше оставаться в безопасном закрытом пространстве и не выходить на широкую публику?

Дмитрий Виленский: Давайте для начала проясним, что такое советские ДК. Понятно, что они были довольно разные, но основная их идея заключалась в организации доступа широких слоев граждан к творческим практикам — имелись в виду различные формы активности вне рамок профессиональной деятельности. То есть в основе советского ДК лежала идея вовлечения в культурный процесс — будь то театр, танец, кино, фотография, рисунок, моделирование и т. д. Также деятельность ДК была идеологически политизирована — это место для партийных, профсоюзных и других собраний, торжеств и юбилеев. Понятно, что сейчас с этим наследием мало что можно делать, так как исчезла вся повседневность, которая их легитимировала. Стоит попробовать «перевести» эти принципы в другую реальность, и это то, чем занимаются так называемые «социальные центры» в Европе, Латинской Америке и других местах. Но опыт этих, большей частью сквотированных, пространств имеет мало отношения к России 2018 года. Поэтому

сейчас, мне кажется, интересен эксперимент создания «открытой автономии» — то есть открытого заявления о принципах верности социалистической политике (бесплатность кружков, идеалы коллективности, антикоммерческий подход, инклюзивность) и стремления расширять ту часть публики/участников процесса, которые готовы разделять эти ценности. Так как они очевидно репрессированы в нашем обществе, то корректней говорить как раз о контр-публике, которая рискует оказаться ещё больше маргинализированной.

Тут я не вижу других возможностей, кроме интенсификации работы и вырабатывания протоколов открытости. Нам (коллективу Что Делать) работа ДК виделась как дом с постоянно открытыми дверями — место, куда публика приходит для общения в определенной среде — почитать книжки, попить чаю, позаниматься в кружках и не бежать оттуда после их окончании. Но тут, похоже, мы серьезно просчитались. Все (особенно молодые люди) живут в другом, очень напряженном режиме времени, очень далеком от социалистической праздности.

Роман Осминкин: Сама идея ДК Розы как места коллективного культурного производства в ситуации почти полной дискредитации и отсутствия коллективности является сегодня своеобразным вызовом той гос-корпоративной реальности, которую мы имеем сегодня в России. Идеи раннесоветских ДК являлись частью более широкой радикальной программы жизнестроения — производства нового человека, для которого искусство и культура не отражают жизнь, а играют организующую роль наряду с организующим коллективное трудовое тело конвейером (тейлоризм) и обобществлением частного быта (в Домах Коммунах). Практически вся жизнь нового пролетарского субъекта регламентировалась путем жесткого тайм-менеджмента труда, образования и досуга. Удивительно, но такое «бытие выставленности» сегодня востребовано и креативными кластерами, опубличившими процессы труда и отдыха, производства и потребления, но уже в режиме «коллективности-в-разделении». Сегодня эта «коллективность-в-разделении» также переживает большой кризис: сквоты с трудом отстаивают свою автономию под натиском машин ре-девелопинга и джентрификации или нормализуются в creative space (реже легализуются в социальные центры). Дмитрий, и я с ним отчасти согласен, называет ДК Розы — контр-публичным пространством, таким местом сборки «лишних людей» современной России, однако эта контр-публичность всё время рискует свалиться в маргинальность. Ведь приставка контр- означает не просто антипубличность, а выстраивание своей политики публичности на иных, нежели гегемонных, провластных или коммерческих основаниях.

Мы живем в эпоху бума edutainment сферы. Люди идут в музеи и галереи не только за выставками, но и за знанием (критическим в том числе). Зачем идти, а главное — возвращаться в ДК Розы, не совсем ясно. Но еще в 1920-е годы лефовец Сергей Третьяков ставил этот вопрос во главу угла. В своей заявке «Клубкомбинат» он писал, какая трудная это задача — привести рабочего в клуб, но ещё труднее удержать его там, «ибо пребывание его в клубе — не баловство, но насущное дело». «Дальше — легче», — выдыхал Третьяков, ибо у рабочего «выработается столь ценная новая привычка бывать в клубе». Вопрос о (пере)определении этого самого «насущного дела» — зачем людям приходить и главное возвращаться в ДК Розы — мы и должны взять за отправную точку разговора о необходимости такого типа мест. Начать можно с того факта, что

вместо фигуры рабочего перед нами сегодня множественный мультизадачный и рассеянный субъект, чей тайм-менеджмент давно не разделен на труд и досуг, не подчинен скорости и направленности линейного конвейера, а диффузирует во множество полей активности. На смену спускаемому сверху уставу организации и вместе с ним бюджета, пришла самоорганизация с постоянной выработкой собственных протоколов участия и почти полное отсутствие средств извне. И это потенциально продуктивная, но и очень уязвимая позиция.

Йожи Столет: Меня заинтересовало слово контр-публичность. Оно напоминает о концепте контрасексуальности Поля Пресиадо, который предлагает, основываясь на Фуко, сопротивляться через изобретение альтернативных практик сексуальности для тел не идентифицируемых как мужское, женское и перверт.

В отношении публичности необходимо выйти из ловушки дихотомии закрытой субкультуры и открытых с 10 до 22, как в супермаркете, дверей для всех и каждого. Я думаю, выход из подобной дихотомии возможен через создание коллективности, через некоторое «родство», и метаповестка тут важна, но мне не кажется, что её расширение должно идти через нанизывание различных идентичностей (лгбтика+, активисты, феминистки и т. д.), скорее я вижу её создание через разделение общих практик, отличных от неолиберальных, общих правил существования.

Например, как это происходит на Работай Больше! Отдыхай Больше!, при том, что у них есть текст (что можно было бы определить как повестку), но ты можешь войти только через практику и исследовательский интерес, а не через идентичность.

РАБОТАЙ БОЛЬШЕ! ОТДЫХАЙ БОЛЬШЕ! — коллективная самоорганизованная платформа в Минске (Беларусь), разрабатывающая вопросы производства знания, кооперации, работы, отдыха, технологии и акселерации через разнообразные перформативные, партисипативные и дискурсивные форматы.

АВ: Действительно, ДК в каком-то смысле несет на себе освободительно-образовательную функцию, выступает против гегемонии коммерческо-потребительского отношения к культуре, стремится заявить свои ценности и показать возможности их реализации. Сейчас там базируются в основном творческие инициативы: театральная студия Софии Акимовой, несколько перформативно-танцевальных групп — Алексея Ачё, Марины Шамовой и Натальи Меркуловой, также Школа Вовлеченного Искусства Что Делать. Помимо этого, есть кружок Либертарной робототехники, несколько либертарных языковых курсов, философские семинары Йожи Столет и феминистская ридинг-группа. Все они следуют кружковой логике советского ДК, приходя и уходя в определенные выделенные им часы. Не превращается ли ДК в этом случае просто в место с бесплатной арендой? Насколько вообще отдельные кружки могут производить общие основания, если они зачастую даже не пересекаются?

РО: Это один из важнейших вопросов, прямо вытекающий из ответа на вопрос о нашем «насущном деле» или скорее о множестве «насущных дел», которые приводят и удерживают нас в ДК Розы. Достаточно ли заявить о построении пространства экологичной культуры и нетоксичной коммуникации, политике инклюзивности, открытости, вовлечения и со-участия, учете и вниманию ко всему определяемому как отбросы, выдаче слова не имеющему языка, готовности выслушать речь любого другого? Если рассматривать ДК Розы как эмерджентную систему, которая есть больше, чем сумма своих кружков, то желаемая общность не может быть выведена из простого, пусть и доброжелательного соседства разных и равных инициатив в одном пространстве. Эти основания нужно не искусственно вывести, а извлечь из самого нашего более чем 3-х годичного опыта совместности в ДК, из практики произвести свою теорию. Тогда одним из первых шагов могло бы стать проведение регулярных межкружковых собраний, в ходе которых участники разных кружков делились бы своими текущими наработками, принимали живое участие в процессе обмена навыками и компетенциями и может быть вступали в междисциплинарные творческие коллаборации.

ЙС: Привычка к левой меланхолии постоянно заставляет говорить нас о провале, но, мне кажется, тут стоит определить, что получается, а что не получается.

ДК Розы это одно из трех-четырех смыслообразующих пространств города на сегодняшний день с развивающейся общностью (возможно не в том объеме и качестве, как хотелось бы, но на сегодняшний день даже то, что есть — уникальная ситуация). И этот дефицит публичных городских пространств создает большую нагрузку.

ДК работает как место для школы, как галерея, в нём проходят публичные мероприятия и кружки, которым приходится, в каком-то смысле, конкурировать друг с другом за оставшееся время. Эта ситуация создает большую нагрузку на координаторов и организаторов, особенно в ситуации, когда коллективность пробуксовывает. Люди могут изобретать свою деятельность в пространстве ДК, но они не могут изобрести сам ДК. Я думаю, разгерметизация внутренних полузакрытых сообществ параллельно с коллективным изобретением форматов и практик, могла бы помочь распределить нагрузку более равномерно.

АВ: Действительно, если вопросы с проведением отдельных кружковых событий довольно-таки успешно решаются самими организаторами этих событий, как непосредственно заинтересованными лицами, то, когда дело доходит до общих задач, люди куда-то пропадают. Особенно показательно это видно по уборке — далеко не все убирают за собой, а о том, чтобы самостоятельно помыть пол, например, в коридоре, речи вообще не идёт. Получается как в коммунальной квартире: есть нечто моё, а есть общее — оно не моё. Мне интересно, с чем это связано — всё-таки люди не чувствуют общность друг с другом, не считают место своим в полной мере, или это проблемы другого уровня, в котором потребительство по отношению к бытовым вопросам практически неискоренимо?

РО: Безусловно, вопросы совместного быта — первоочередные вопросы, без которых никакое коммунальное сообщество тел в пространстве непредставимо. И чувство общности здесь подчас не при чем, так как в нашем обществе до сих пор проведены, пусть и незримы, границы между трудом умственным и физическим, культурой и бытом, творчеством и рутиной. Можно конечно зарегламентировать всё на уровне дежурств, но сама культура взаимоотношений невозможна без перераспределения ответственности и экологического подхода к быту. Для ДК Розы вопросы быта могли бы стать ключевой точкой самоидентификации вообще, так как резидентами ДК Розы в большинстве являются люди, сознательно выбирающие эмоциональный, волонтерский, неоплачиваемый, активистский труд. Пока же каждому резиденту остается на своем примере вырабатывать этику ответственности за повседневное поддержание общего места в чистоте и порядке.

ЙС: Корни этого отношения могут лежать в невозможности подключиться к пространству. Мне кажется ошибкой располагать подобные вопросы в плоскости морали. Скорее я вижу выход в автоматизации процессов на уровне правил. Уборка после себя должна стать таким же правилом как погасить свет и закрыть дверь на ключ, что все делают автоматически. Иногда снятие личной ответственности в пользу безальтернативной (и бесчеловечной в каком-то смысле) инструкции освобождает.

АВ: Созданный как специальный эксперимент по апробации советской идеи на практике, ДК Розы меж тем существует уже три года и сменил за это время несколько площадок и команд. Можно ли подвести промежуточные итоги этого эксперимента? Что можно сказать сейчас об этой практике? Чему она вас научила?

ДВ: От себя могу сказать, что существования ДК РОЗЫ и ШВИ единственное, что меня удерживает в Санкт-Петербурге и делает возвращение домой радостным. Это микро сообщество в этих стенах обретает все–таки какой-то смысл близости, помогая просто выжить и выжить интересно в наше очень тяжелое время.

РО: В концепции номадологии Ж. Делёза и Ф. Гваттари солидарность индивидов вырастает пропорционально их разнообразию. Разнообразие же конструируется через постоянный процесс культурной коммуникации, через отношения. Но мы живем, увы, в куда более жесткой реальности, и наше номадическое разнообразие пред-форматировано большими институциями и корпоративными игроками. То есть нам дозволено возиться в песочнице идентичностей, но, как только мы покидаем её пределы, все наши «самости» попадают в манипулятивные жернова капиталистического реализма (М. Фишер), сводящего всё разнообразие к рыночному ассортименту аффектов и наслаждений.

Поэтому ДК Розы, продолжая отстаивать ценности разнообразия, в то же время должен нести в себе понимание культуры как общего дела, стремиться стать не просто contr-public space, а настоящим common space — местом, где люди практикуют разные типы общности (депрессивной, без близости, художественной, политической, экологичной, гражданской, гендерной), уже или пока ещё невозможные в современном российском социуме.