Что я вижу. Я вижу, какая у декаданса воля к власти над юностью; как дряхлость подавляет желания и активную борьбу молодых людей. Унылое и геронтофильное время, где уныние называется депрессией [используется как красивый и удобный аксессуар], а эстетика стариков выдается за мудрость. Так для того, чтобы создать новый утонченный стиль, культура рассвета предпочитает, к сожалению, легкие пути — оттого губительные.

И так культура упадка уводит от мира силу, намеренную бурно самоутверждаться в нем. Декаданс заражает юные умы, не желая признавать свое поражение. Юные умы, неуверенные в данной им природой «легкой поступи», колеблются, а вскоре — буксуют на месте, и их поступь делается тяжелой, как у стариков и старух, у этих рабов морали и догматизма.

Какие я вижу причины. Смиренные занятия, непротивление, отвлеченное мышление, созерцание, пассивное страдание наделены тем интеллектуальным флером, который не требует напряженной работы, как того требует реальное развитие интеллекта, и чрезвычайно тешит самолюбие юности. Этого флера достаточно, чтобы произвести впечатление в публичном поле [а частного становится все меньше, п.ч. с ним тяжелее справляться]. Иллюзия того, что «всё понятно», делает юность молчаливой [ведь говорят: мудрость умеет молчать]. Постоянство тэгов «ясно» и «понятно» в лексиконе — признаки болезни, имя которой «старческая эстетика».

Во-вторых, как уже было сказано — старики не желают признавать поражение, которое заложено в сценарий самой Природой. Чтобы расслабить молодой организм, которому присущи самолюбие и трепет [они хорошо или плохо прячутся] перед чужим жизненным опытом, лукавые старики, как можно шире, заявляют о мастерстве молодых людей. Так желания исчезают, остается только мастерство [неважно: настоящее или квази-]. — это и называется декаданс. Ведь какие могут быть желания, когда ты владеешь всеми знаниями? Истинное мастерство — единственное оружие в декадансе. Оголтелое мастерство — не оружие, а такой же синдром «старческой эстетики», как понос — признак раздраженного кишечника. Молодость, получившая звание мастера, как правило, останавливается в развитии. Происходит отказ от утопии — исторического усилия как такого.

В-третьих, гербария больше, чем весенних деревьев. >75% населения — это те, кому за двадцать пять. Молодой ум окружен иерархиями, в которых живут на шконках разной высоты старики и старухи: авторитеты, наставники, кураторы, руководители, старожилы, учителя. Они и навязывают свою эстетику молодым умам, в том числе, и угрозой изоляцией от любимого дела, различными санкциями и репрессиями внутри отдельного сообщества (музыкальная группа, литературное движение, научная среда, театр и т.д.).

В-четвертых, подражание — естественный этап становления всякой творческой единицы. К примеру: только когда Рим в середине III века до нашей эры устанавливает углубленные связи с греческим миром, тогда и возникает римская литература [сегодня справедливо говорят: великая римская литература]. Рождалась она в подражании (например, Ливий адаптировал «Одиссею» Гомера), затем развивалась в диалоге, соревновании и соперничестве. Поскольку культура стариков, которая в разной степени несет в себе инфекцию старческой эстетики, занимает много места, у молодых часто нет выбора, кому подражать. Почему после, как правило, они становятся не способны на диалог и борьбу? — читайте ответ в «во-первых», в «во-вторых», в «в-третьих».

Что я буду делать. Я буду избегать все готовое, чтобы создавать новое совершенство. То, что было хорошо сделано и тепло воспринято публикой — необходимо сразу отбрасывать, забирая оттуда только мистериальный опыт и новые умения и навыки. «Это было вчера» — вот что привыкла говорить здоровая юность. «Я начинаю заново» — вот что говорит подлинное искусство. Преемственность поколений пусть уродствует в бизнесе и политике. Я говорю про творчество, где использование «нажитого» невозможно по определению. В противном случае, это будет не творчество — а агентство праздников, где такие приемы как повтор, цитирование, коллаж и т.д., работают на гарантированный успех. [Так заодно я говорю и про всеобщую усталость от постмодернизма!]

Во-вторых, я буду жить, учась только на своих ошибках. Ошибка порождает смысл. Так я перестану доверять жизненному опыту даже гениев декаданса и уйду от власти обаяния, которые есть в их «пережившем многое» чувственном восприятии. В декадансе больше вреда для юности, чем пользы. Наверное, хорошо, если кто-то старший будет подсказывать, что не по каждому крику нужно бежать, не на каждую бумагу отвечать, где-то выждать, что-то ускорить. Но ничего наполовину! — следует доверять только своему чувственному восприятию. Лучше колебаться между противоположными идеями и брать на себя поиск истины. Так пределы будут преодолены, а мир станет открытым.

В-третьих. Требовать демократии в искусстве — бесполезный труд. Старики не обязаны уступать дорогу молодым. Молодые самостоятельно должны прокладывать себе дорогу: создавать новое в одиночку или объединяясь в независимые сообщества.

Когда гении декаданса предложат творить вместе, можно принять их предложение — ведь случайность в искусстве состоит из разных красок. Творите. Но в процессе необходимо быть предельно внимательным — не делать себе кумира из гения декаданса и остерегаться его старческой эстетики, быть в тревоге — питаться тревогой! — и иметь при себе репрессивный аппарат, вовремя применять его, вплоть до исключения вредоносного существа из процесса. [Я вижу, какая у декаданса воля к власти над юностью!] Если репрессивный аппарат окажется кастрированным, а изолировать старость и соратников, подхвативших старческую эстетику, как триппер, окажется невозможным, нужно отделяться от больных и создавать новые сообщества.

Но не факт, что удастся кого-то из соратников (или себя) спасти.

[Теперь — наконец-то! — художнику больше не получится прикрываться иронией, пародированием, плагиатом, цитированием, политкорректностью и проч. Наконец-то от автора время требует выдвигать все фигуры своего «Я» вперед, а там уже по своему усмотрению быть или романтичным, серьезным, революционным, реформистским, оптимистичным, пессимистичным, или — ?]

Я считаю, что никто ничего не получает по факту рождения просто так. Младенец получает только волю возвыситься и мерить себя «по гамбургскому счету» со сверхчеловеком. Самоопределение и борьба делает человека победителем, а не природная сила, которая якобы дается от рождения. От молодости требуется защищать эту волю от вялой, но вредоносной культуры.

Так культура рассвета должна ежедневно ставить себя против декаданса.

Марк Лешкевич. Поэт. Двадцать один год